Пролог
Ангелов не судят. Им приходится исправлять допущенные ошибки. Это происходит не так уж и часто, но, всё-таки, происходит…

Глава 1

Я начинаю чувствовать свистящий шум в ушах, пытаюсь открыть глаза, но веки почему-то слишком тяжелы. Наконец мне удаётся чуть-чуть приподнять их – всё окружающее словно в тумане, а прямо перед глазами мелькают какие-то маленькие серебристые шарики. Где-то надо мной – еле-еле различимый гул человеческих голосов. И боль… Боль в голове… Боль во всём теле… В теле? Разве у меня есть человеческое тело, я же Ангел… Похоже, что есть, иначе я не ощущала бы такой боли.
Что происходит? Где я? Серебристые шарики начинают крутиться перед моими глазами с бешеной скоростью, и я снова проваливаюсь в тёмную бездну и падаю куда-то довольно быстро, но ничего не вижу, - вокруг одна тьма. Но вот что-то блеснуло далеко впереди. Тускло маячившее пятнышко света становится всё ярче и ярче. Кажется, я начинаю понемногу соображать… Что-то впереди, очень знакомое, ждёт меня… Что-то или кто-то? Да, определённо, меня здесь ждут. Но во мне вдруг появляется явное ощущение вины. Почему? Я что-то не то сделала? Я в чём-то ошиблась?
Но я не могу ошибаться, ведь я – Ангел! Ангелы никогда не ошибаются, я это знаю точно. Стоп… Я – Ангел, но почему я находилась в человеческом теле? И почему я лечу к Свету Небесному не совсем обычным путём? Что-то здесь не так…
А свет впереди становится всё ярче и ярче, и вот я уже в знакомом розово-фиолетовом пространстве. Сомнений нет – я часто бывала здесь, когда общалась со Светом Небесным. Обычно это происходило по ночам, когда…когда Соня спала. Точно! Моего человека зовут Соня, ей двадцать девять лет. Но почему я была в её теле? Я не помню… Наверное, случилось что-то серьёзное…
Я почувствовала, что возвращаюсь к своему обычному состоянию – состоянию Ангела. А вот и Свет Небесный. Я остановилась, и крылья сами собой сложились у меня за спиной. Свет медленно приближался ко мне, окутывая меня сладкой истомой, пронизывая теплом каждую частицу моего существа. Но что-то…что-то не давало мне в полной мере приблизиться к нему, что-то стояло между нами. Да, снова это ощущение вины, своей ошибки!
- Арэйя! – услышала я своё имя. Вообще-то, услышала – это не совсем точно сказано. В Небесном Мире мы общаемся без слов, мы чувствуем мысли других и отвечаем так же.
- Арэйя, знаешь ли ты, почему ты здесь?
- Я не совсем понимаю, о Небесный Свет! Я не понимаю, почему на краткий миг я была в теле моего человека, Сони? И почему сейчас между нами стоит какая-то преграда? – Я не могла удержаться от вопросов, не дающих мне покоя.
- Ты не уберегла своего человека от беды, разве ты не помнишь? – мягко упрекнул меня Свет. – Ах, да, после пребывания в теле человека память восстанавливается медленнее. Я помогу тебе, Арэйя. Смотри! – И Свет отделил от себя золотистый сгусток, который приблизился ко мне и распался на множество мелких искорок. И тут я всё вспомнила…
- О Небесный Свет! – почти что закричала я. – Но ведь мы никогда не ошибаемся! Мы никогда не оставляем своих людей! Как же я могла допустить такое? А что теперь с Соней? Где её Душа? Я могу её видеть?
- Арэйя, Арэйя, ты исправишь свою ошибку, не беспокойся, - Свет излучал ласковые, успокаивающие золотистые волны, которые меняли свой цвет на розовый и лиловый и снова становились золотыми. Эти волны обнимали меня, гладили мои волосы и крылья, и я почувствовала успокоение.
- Арэйя, ты исправишь свою ошибку, - повторил Свет. – Мы не можем допустить преждевременную смерть Сони – ведь это последнее воплощение её Души. Она должна была дожить до тридцати лет и умереть от сердечного приступа, своей естественной смертью. Осталось десять месяцев…
Я почувствовала вибрации лёгкой грусти, идущие от Небесного Света. Он продолжал:
- И если бы ты не упустила тот момент, когда Соня решила покончить с собой… - Свет сделал небольшую паузу: - Нет, нет, не мучайся, не вини себя! Что случилось, то случилось… Но естественный ход событий должен быть восстановлен.
- Но как? – спросила я, и тут же меня осенила догадка: - Значит, я – Ангел-Хранитель Сони – должна прожить в её теле оставшиеся десять месяцев? Верно?
Голубовато-сиреневый всплеск волн подтвердил мою догадку, затем Небесный Свет добавил:
- Соня должна уйти из жизни естественным путём. Сейчас в Земном Мире за её жизнь борются врачи. На данный момент земного времени она находится без сознания. Так вот, Арэйя, ты войдёшь в тело Сони, ты обновишь её Душу и сознание, ты сделаешь её травмы совсем лёгкими и неопасными. И потом сама поймёшь, где ты допустила просчёт. К сожалению, - Свет запульсировал зелёным, - я не могу тебе сказать больше того, что уже сказал, ибо твоя задача – всё восстановить и спокойно завершить последнее воплощение этой Души. Открою только то, что эта Душа слишком ценна для нас, чтобы позволить ей испортить своё последнее воплощение.
Свет умолк, молчала и я. Вокруг нас плыли розовые и сиреневые волны. Где-то далеко (я ощущала это) другие Ангелы соединялись с Душами своих людей и радостно уходили в предназначенные для них Миры.
- Тебе пора, Арэйя, - ласково произнёс Небесный Свет. – Конечно, земное тело есть земное тело, и ты не всегда будешь помнить о том, что ты Ангел. Но постарайся не терять связь с Небесным Миром. До встречи, милая Арэйя!
И Свет стал медленно удаляться от меня, оставляя за собой шлейф золотых искорок. В один миг окружающая картина сменилась на противоположную: надвинулась чёрная пелена без единого проблеска, и я почувствовала, что лечу вниз со страшной скоростью. И уже не было крыльев за спиной. Небесная память угасала с каждой секундой…

И снова острая боль в висках. Надо открыть глаза, но как же трудно это сделать! Пытаюсь пошевелить руками – не получается. Всё тело словно налито свинцом. И тут – как вспышка молнии среди тёмных грозовых туч: «У меня должны быть крылья за спиной! Мне всегда легко перемещаться в Пространстве. Надо взлететь! Надо! Надо…»
- Она пришла в себя, она что-то говорит! – слышу я взволнованный женский голос. Неужели я заговорила вслух? Попытка приподнять веки удалась с четвёртого раза.
- Кирилл Игоревич, она открыла глаза! – всё тот же голос приближается ко мне, и я вижу склонённое надо мною женское лицо в зелёной медицинской шапочке. Медсестра улыбнулась и прикоснулась к моему лбу прохладной ладонью, затем отошла в сторону. Я проследила за нею глазами – она устанавливала капельницу.
- Соня, с возвращением! – раздался с другой стороны приятный мужской голос. На меня с доброй улыбкой смотрел молодой мужчина в одежде врача. Он подошёл ближе и взял меня за руку, видимо, проверяя пульс. Его карие глаза тепло взглянули на меня.
- Ты была без сознания, Соня. Очень долго… Мы уже думали, что потеряем тебя, но ты – молодец, выкарабкалась. Посмотри на меня, - он склонился надо мною, - ты хорошо меня видишь?
Я сосредоточила свой взгляд на его лице, слегка худощавом и загорелом.
- Я…хорошо…вижу…вас, - каждое слово давалось мне с трудом, и я поразилась звукам своего голоса: он был таким бесцветным и слабым. К нам подошла медсестра:
- Ну, слава Богу, Кирилл Игоревич, она уже может говорить!
- Вот и славно! Да, пульс в норме, - врач взглянул на приборы, находившиеся в изголовье моей кровати, - и все показатели в норме. Просто замечательно! Соня, - вновь обратился он ко мне, - у тебя что-нибудь болит? Ты чувствуешь боль?
«Соня… Соня – это моё имя? А кто такая Арэйя?» - мучительно пыталась вспомнить я и не могла объединить оба этих имени в одно целое. Что-то их связывало, но что именно, – нет, я не помню… Я попыталась пошевелить руками и ногами. В моём теле ощущалась дикая слабость, но попытка удалась. Странно, но больше я не чувствовала никакой боли.
- Нет, у меня ничего не болит, - произнесла я уже более бодрым, окрепшим голосом.
- Точно? – доктор осторожно присел на край моей койки. Он снял зелёную шапочку и, как мне показалось, с облегчением провёл рукой по высокому лбу.
- Да, я уверена, - я скосила глаза направо, где стояла капельница. Мне вдруг подумалось, что она мне совсем ни к чему, что я и так быстро пойду на поправку. Но вслух я ничего не сказала. Кирилл Игоревич откашлялся и как-то смущённо произнёс, почему-то уже обращаясь ко мне на «вы»:
- Да, Сонечка, я совсем забыл представиться: я ваш лечащий врач Кирилл Игоревич Степанов. Если возникнут какие-то вопросы – не стесняйтесь, обращайтесь. А когда вы немного поправитесь, с вами побеседует наш психиатр. Это необходимо, - быстро добавил он, заметив тень удивления на моём лице. – Это…это из-за вашего… - он замялся на мгновение… - вашего прыжка с балкона.
- Моего прыжка?! Но, простите, я не понимаю… А-а, поэтому я и попала сюда?
- Соня, - доктор Степанов внимательно посмотрел мне в глаза и снова взял меня за руку, - вы действительно не помните, что с вами случилось?
- Нет… Я не понимаю…
- Видите ли…вы упали с пятого этажа, с края своей лоджии.
- Господи… А…скажите, я упала в результате несчастного случая или…по своей воле? Или меня кто-то столкнул? – Я действительно не могла вспомнить этих подробностей. Врач покачал головой:
- Соня, Соня, я вынужден вам сказать… Конечно, это весьма неприятно для вас, но вы должны знать правду. Да, к сожалению, вы сами прыгнули с балкона. Всё это видела ваша соседка, живущая рядом. Она-то и вызвала «Скорую».
Я в недоумении напрягла свою память. Ага, вот что-то промелькнуло: унылый дождливый день, низкие серые тучи, а я стою на своей лоджии, наклонившись вниз. С соседнего балкона меня окликает соседка – как же её зовут? Ирина…нет, не помню… А потом…потом я падаю вниз! Да, всё верно. Я спрыгнула сама, это точно. Но причину так и не могу вспомнить…
Видимо, заметив мои усилия, доктор Степанов озабоченно проговорил:
- Сонечка, не напрягайте свою память, сейчас это для вас ещё вредно. Всему своё время. А вам теперь надо отдыхать и думать только о хорошем.
Дав мне ещё несколько необходимых наставлений, медики ушли.
В изголовье моей койки равномерно попискивал какой-то прибор, немного пощипывало сгиб локтя, куда была введена игла от капельницы. Чуть слышно гудели под потолком лампы дневного света. Я закрыла глаза, почувствовав сильное утомление. Так… Меня спасли, вернули с того света в прямом смысле. Теперь предстояло выяснить причину попытки самоубийства. Как ни странно, я ничего не помнила! И даже не то, что не помнила, а просто сама себе удивлялась: как я могла так поступить?! Ведь это же просто уму непостижимо – взять и прыгнуть с пятого этажа! И это в двадцать девять лет! Что же могло случиться такого сногсшибательного, чтобы я решила добровольно расстаться с жизнью?
Мысли в моей голове стали путаться, и сон всё более охватывал меня. Тело расслабилось; я даже улыбнулась, слегка повернувшись на правый бок. И тут перед глазами возникла такая картина: я вижу себя как бы со стороны, сверху, вижу, как я переношу ногу через край лоджии и…падаю вниз. Я кричу самой себе: «Соня, Соня, остановись!» - но напрасно, ведь тело уже лежит на асфальте. Слышится дикий визг женщины на соседнем балконе. И ярко-красные волны перед моими глазами, а внутри меня звучит чей-то голос: «Арэйя, почему ты не остановила её?!» Я лечу вниз к своему телу – к телу Сони, обнимаю его…и просыпаюсь.
Господи, ну и сон! Но, постойте, снова это странное имя – Арэйя. Я медленно произнесла его вслух, затем повторила ещё раз. Звучание этого имени напомнило мне тихий шелест морских волн, озаряемых последними лучами заходящего солнца. В палате словно повеяло свежим морским бризом. Да что за ерунда? Я никогда не была у моря. Конечно, хотела съездить, но всё как-то не получалось…
Мои размышления прервала вошедшая медсестра.
В больнице я провела около двух месяцев. Моё здоровье стремительно улучшалось день ото дня, и доктор Степанов только в изумлении качал головой: мол, таких быстро выздоравливающих пациентов у него ещё не было. Весь персонал больницы говорил о том, что я родилась в рубашке, – ведь я отделалась только лёгким сотрясением мозга и многочисленными ушибами. За это время меня обследовал психиатр и, естественно, признал меня полностью вменяемой. Приходил ко мне и следователь, но я всех уверила в том, что такой казус со мной больше не повторится. Дело в том, что я немного вспомнила события, предшествовавшие моей попытке самоубийства, и мне невольно помогла в этом Марина – коллега по работе. Из разговора с ней я узнала, что у меня был неудачный роман с каким-то таинственным незнакомцем, и я даже планировала выйти за него замуж, но он отверг меня. Больше Марина ничего не могла рассказать, потому что, по её словам, я тщательно скрывала от всех свою личную жизнь. Ну, что ж, хоть что-то прояснилось. Поэтому я и объяснила следователю и психиатру, что всё дело заключалось в несчастной любви.
Все эти дни я внимательно выполняла указания врачей, ходила на процедуры; но меня не покидало странное чувство. Оно заключалось в том, что всё это время я как бы наблюдала за собой со стороны, и смутное ощущение раздвоенности не оставляло меня. Интересным было ещё и то, что у меня в этом городе не оказалось ни одного родственника, и кроме Маринки, ко мне никто больше не приходил. Она-то и принесла мою одежду в день выписки из больницы, если честно, порядком уже надоевшей. И если бы не общение с доктором Кириллом Степановым, я бы совсем зачахла от скуки. Он был со мною неизменно вежлив и любезен, а я видела его искренность – он действительно был по-настоящему заинтересован в моём выздоровлении. Я уже начала привыкать к нему, и мысли о возвращении домой одновременно и радовали, и чуть огорчали меня – ведь я перестану общаться с Кириллом Игоревичем, а такие интересные люди встречаются весьма редко…
Но всё когда-нибудь проходит, и в последний день своего пребывания в больнице я сердечно распрощалась с персоналом; врачи настоятельно советовали мне беречь сердце, так как его заболевание было неизлечимо до конца, и необходимо было