Тамбовский помещик Безносов Афанасий Лолиевич с детства был одержим страстью к охоте. Он даже не женился, и на все матушкины уговоры взять в дом жену, отшучивался, говоря, что на супругу денег много надо. Немалое состояние, доставшееся ему от покойного батюшки, он тратил на обустройство своего охотничьего хозяйства. А было оно весьма велико и уступало по своим масштабам разве что Першинской псовой охоте Его Императорского Высочества Великого князя Н. Н. Романова. Его охота состояла из 160 собак, в числе которых - восемьдесят русских псовых борзых и две стаи гончих по сорок собак в каждой: одна стая окрасом багряной русской крови, другая – солово-пегая (белая с отметинами).
Помещичья усадьба Безносовых широко раскинулась на правом берегу реки Вороны. Двухэтажный барский дом с колоннами, построенный ещё отцом Афанасия Лолиевича, был окружён парком с вековыми липами и дубами. Дорожки в нём были выложены кирпичом, а между ними разбиты прекрасные цветники, наполнявшие воздух благоуханием. Много места в усадьбе занимали конюшни для породистых лошадей, каретный и скотный дворы, псарни. Дом всегда был полон гостей, и для них хозяин устраивал смотрины охотничьих собак, которых псари посворно выводили на специальную площадку перед нижней террасой.
Афанасию Лолиевичу было чем похвастаться: в своём имении он всё подчинил охоте – коровы давали молоко для выкорма щенков, многочисленные овцы и свиньи служили кормом для взрослых собак, табун кабардинских лошадей всегда был к услугам барина и многочисленных гостей – любителей псовой охоты. В усадьбе имелось четыре каменных дома для борзых собак с комнатами и кухнями, выгулами, псарные дворы для гончих, больница для собак и лошадей, пансион для «пенсионеров» – отработавших по возрасту или увечьям собак. Всё это содержалось в образцовом порядке и под неусыпным надзором самого барина, крепкого сорокапятилетнего мужчины среднего роста с пышными усами и загорелым обветренным лицом. Он не выпускал из рук арапника, и если барину казалось, что псари не слишком старательны, он был скор на расправу и часто сам наказывал провинившихся.
Но, пожалуй, самой большой ценностью в его охотничьем хозяйстве слыли даже не собаки, а доезжачий Фёдор, в ведении которого находилось восемьдесят взрослых гончих и почти сотня щенков. Всем известно, что гончие собаки чутки, злобны и нестомчивы, дрессировке поддаются трудно. Но у Фёдора стая была выучена своему делу безукоризненно. Он знал их всех не только по внешнему облику, но и различал по голосам. По команде доезжачего: "В стаю!"- все гончие моментально сбивались в кучу, смотря хозяину в глаза и неподвижно ождая его приказа; следовала команда: "Стая, вперёд!" - и собаки с готовностью организованно выполняли её. Во время гона, когда гончие рассеяны среди деревьев и лес звенит на разные собачьи голоса, стоит только раздаться призывному звуку охотничьего рога доезжачего, как вся стая через пару минут собирается у стремени серого в яблоках Грачика, на котором восседает одетый в яркий красный кафтан Фёдор. Доезжачий должен уметь лихо скакать на коне, и Фёдору нет равных в скачке по лесным трущобам и буеракам. Его задача - вовремя принять зверя из-под гончих и отдать приказ спускать борзых.
Собаки любили его так, как никто из людей. Барин с ним не был ласков, да и из дворни никто не стремился подружиться с Фёдором: он любого отпугивал своей угрюмостью и молчаливостью. Статный, широкоплечий, с русыми кудрями, не старый ещё мужик, Фёдор один воспитывал сына. И как бы ни старались дворовые девки кокетничать с ним, он словно не замечал никого вокруг себя. Карие его глаза всегда были наполнены безысходной печалью. Раз в год, на Рождество Пресвятой Богородицы, он напивался в кабаке до полусмерти, и, несмотря на то, что происходило это в самый разгар охотничьего сезона, барин не приказывал его пороть, как это бывало с другими провинившимися псарями и выжлятниками. Странность эту все объясняли себе тем, что хороший доезжачий - большая редкость, вот барин и бережёт его.
Сыну Фёдора Егору, красивому рослому парню, не было и двух лет, когда он лишился матери. Сколько бы он ни расспрашивал отца, куда она подевалась, тот лишь угрюмо отмалчивался. Егор с детства не любил один день в сентябре, потому что этот день был для всех праздником, а для него ежегодно повторявшимся мучением: когда мужики приносили из кабака в усмерть пьяного отца, он забивался в угол и оттуда смотрел на любимого родителя с ужасом и жалостью. Фёдор страшно скрипел зубами, плакал и много раз выстанывал одно и то же слово: "Марьюшка!" Это было имя матери Егора. Он рос одиноким недолюбленным ребёнком. Его товарищами были щенки, за которыми Егор охотно ухаживал. В четырнадцать лет он уже слыл хорошим выжлятником и вместе с отцом принимал участие в барской охоте.
Егор любил охотиться. В поле и в лесу он чувствовал себя совсем другим человеком - свободным и смелым. В семнадцать лет он стал борзятником. Ему нравилось лихо скакать на коне, не разбирая дороги, и нагнав борзых в нужный момент, когда они схватили зверя, свалиться им на голову из седла и принять добычу, пока собаки не разорвали её на куски. Подскакав, он грозно кричал: "Отрыщь!"- выхватывал лисицу или зайца прямо из собачьих зубов, прокалывал кинжалом и приторачивал к седлу. А если это волк, то надо было и самому ввязаться в драку и помочь собакам, ловким ударом кинжала обезвредив хищника. Иногда барин приказывал взять волка живьём, чтоб отправить его в садок для тренировки молодых собак. Сострунить волка, особенно если он не прибылой, а матёрый, дело трудное и опасное. Но Егор научился: выждав удобный момент, когда волк увлечён борьбой с борзыми, он падает на него сверху, хватает за уши и закладывает ему между челюстями толстую рукоять арапника, а другим концом (ремнём из толстой кожи) стягивает ему челюсти туго-натуго. Псари отгоняют собак и связывают ноги хищника, и тот покорно лежит у ног победивших его людей. Иногда Егору бывает жаль волка. Это в том случае, когда зверь похож на его Тайгу, которая два года назад появилась у них в избе.
Фёдор как-то принёс из леса совсем ещё маленького слепого волчонка, которого нашёл в опустевшем после охоты логове. Ничего не сказав барину, подложил его к одной из кормящих сук. Вместе с Егором они воспитывали зверёныша, и вскоре из щенка выросла красивая с серебристой шерстью волчица, бесконечно преданная своим хозяевам. В усадьбу её с собой не брали, благо жили Фёдор с Егором в отдельной избе за пределами поместья, на самом краю деревни, и им удалось сохранить тайну появления в их дворе необычного домашнего зверя.
Однажды в усадьбу привезли молоденькую девушку Настасью. Это была единственная дочка одного из егерей. Настенька поразила всех своей красотой, и особенно Егора. Когда он увидел девушку, сердце у парня забилось в груди, словно птица, стремящаяся вырваться из клетки. Дворня шепталась, что егерь чем-то очень провинился перед барином и решил умилостивить господина, отдав ему на утеху единственное любимое чадо. Настенька была очень скромна, работяща. Все приказы старшей горничной, которая учила её служить в барском доме, выполняла беспрекословно, разговаривая с кем-либо, не поднимала глаз.
Как-то Фёдор отправил сына в барский дом с поручением. Егор помчался чуть ли не вприпрыжку, надеясь увидеть Настеньку. Впервые он оказался в барских покоях. Они поразили его невиданной роскошью. Он, робея, вошёл в вестибюль, стены которого были увешаны картинами с охотничьими сюжетами и портретами породистых собак. У широкой мраморной лестницы, что вела на второй этаж, стояли чучела огромных медведей, державших в поднятых лапах лампы. На площадке лестницы скалило свои мощные клыки чучело матёрого волка.
Барин завтракал, и Егору было велено подняться на второй этаж в огромную столовую залу. Афанасий Лолиевич сидел один за большим дубовым столом с салфеткой на груди. Позади его стула стояла в белой кружевной наколке и городском платье Настенька. Лишь на мгновение подняла она глаза на Егора, но ему хватило этого момента, чтобы увидеть, как глубоко несчастна обладательница этих прекрасных синих озёр. У него от жалости и любви защемило сердце. Егор доложил барину о том, что его любимая борзая Азалия ощенилась, и пока отвечал на расспросы Афанасия Лолиевича, успел оглядеть стены столовой, которые были украшены медальонами голов зубра, медведей, волков, рысей, кабанов, лосей, оленей, козлов, глухарей.
Егор вышел из барского дома с тяжёлым сердцем: ему очень хотелось поговорить с девушкой. Он стоял у крыльца, забыв надеть шапку, и пытался придумать, как ему снова повидаться с Настенькой. Вдруг дверь отворилась, и девушка вышла из дому с маленькой корзинкой: барину захотелось клубники, и старшая горничная отправила Настю за ягодами в теплицу. Егор обрадовался несказанно, схватил её за руку, заглянул в глаза, спросил охрипшим от волнения голосом:
- Настенька, плохо тебе тут?
В глазах у девушки заблестели слёзы. Она ответила испуганно, чуть слышно:
- Нет-с, что вы-с, мы всем довольны, - и торопливо высвободила свою руку из его ладони.
- Не бойся меня! Я Егор, сын доезжачего Фёдора. Ты скажи, если кто тебя обижает.
Настя посмотрела на него долгим взглядом, и в глазах у неё засветился маленький лучик надежды.
- Нельзя мне тут с Вами стоять, мне идти надо-с,- тихо сказала она.
Егор торопливо заговорил:
- Настя, с тех пор, как ты тут появилась, я места себе не нахожу. Нравишься ты мне. Давай встретимся где-нибудь! Я не обижу тебя.
- Хорошо. Вечером барин в город уедут, я выйду в сад ненадолго.
Так Егор и Настя стали встречаться, урывками, в отсутствие Афанасия Лолиевича. И чем больше они встречались, тем сильнее разгоралась их любовь. Егору уже не хватало этих встреч, он хотел, чтобы Настя вся безраздельно принадлежала ему, стала его женой.
Однажды вечером Егор не вытерпел долгого отсутствия любимой и пробрался к окну барской опочивальни. Он заглянул в щёлку между шторами и почувствовал сильную боль в груди, увидев открывшуюся ему картину: в спальне у горящего камина сидел барин с трубкой в зубах, в халате на голое тело. Перед ним, в одной ночной рубашке, с распущенными волосами, на коленях стояла Настя и массировала барину стопы ног, лежащих на маленькой бархатной банкетке. Огромная господская постель была раскрыта, простыни измяты. Егор застонал от ревности и бессилия, вцепился себе в руку зубами, чтобы не закричать. Вдруг барин резко ткнул Настю ногой в лицо, и она упала на ковёр (видимо, причинила боль господину неловким движением пальцев). Егор отшатнулся от окна и бросился прочь. Ненависть жгла его сердце, ему хотелось немедленно освободить любимую из унизительного рабства. Прибежав в избу, он схватил со стены старое ружьё, но отец встал на пороге и не пустил его. Дрожа и размазывая слёзы по щекам, парень признался в любви к несчастной девушке и рассказал отцу обо всём увиденном. Фёдор усадил сына за стол и поведал ему о том, что так долго, почти двадцать лет, хранил за семью замками в своём сердце – он рассказал сыну о смерти его матери.
Марьюшка была горничной у старухи-барыни, которая и выдала её, сироту, замуж за Фёдора, в то время бывшего уже у барина доезжачим и на хорошем счету. Она была красива: синеглазая, русоволосая, с длинной косой, весёлая и ласковая. Фёдор любил молодую жену без памяти. Вскоре барыня померла, а у Марьюшки родился Егор. После родов она ещё больше похорошела. Барин Афанасий Лолиевич не мог не заметить такой розан среди дворовых девок и приказал ей служить горничной у него. Однажды Марьюшка прибежала к Фёдору из барских покоев в разорванной сорочке. Плача, она рассказала мужу, что барин её домогался, но она вырвалась, оттолкнула его и убежала. Фёдор потемнел лицом, слушая жену. Он утешал её, как мог, не зная пока, как защитить свою Марьюшку. На следующий день, подавая барину стакан воды, она нечаянно облила его. Афанасий Лолиевич сам жестоко высек Марьюшку на конюшне кнутом. Фёдора в этот момент в усадьбе не было, он на прибылых волках учил молодых борзых и гончих собак в садке. Когда Фёдор вернулся в избу, Марьюшка металась на полатях в беспамятстве, плакала, звала его, вся в жару, и вскоре умерла, в аккурат на Рождество Пресвятой Богородицы. В этот день Фёдор впервые в жизни напился пьян. Протрезвев, он решил убить барина, но остановил его плач маленького Егора. Сына Фёдор любил крепко: мальчишка лицом весь был в мать, и мысли о горьком сиротстве кровинушки не дали доезжачему в тот момент отомстить барину. И он жил, сцепив зубы и ожидая, когда Егор станет самостоятельным и не будет нуждаться в его защите.
Закончив свою историю, Фёдор помолчал, словно мысленно прогоняя воспоминания, а потом сказал:
- Ты вот что, сынок, когда в усадьбе шум поднимется, отыщи Настеньку и беги с ней на левый берег реки. Ждите меня до утра в урочище Медвежьем, ежели до зари не появлюсь, уходите дальше на север одни. Бегите в Архангельскую губернию, к поморам: там рабства нет. Ничего, вы молодые, здоровые, не пропадёте!
Фёдор обнял сына, свистнул Тайге и пошёл к господскому дому, поглядывая по сторонам и сторожась. Он подошёл к тому же окну в опочивальне, возле которого недавно стоял его сын. Заглянул сквозь щель в шторах - Афанасий Лолиевич был в спальне один. Сидя у камина, он потягивал из бокала вино и смотрел на огонь. Тайга нервно поскуливала у ног Фёдора, чуя недалёкое присутствие множества собак. Фёдор погладил волчицу по голове, поднял с земли камень, сильно ударил по стеклу и, указав на барина, негромко приказал:
-Фас!
Когда на дикий вопль барина в спальню сбежалась дворня, все увидели страшную картину: на ковре возле перевёрнутого кресла лежал Афанасий Лолиевивич, из его порванного горла, булькая, вытекала кровь, образуя вокруг головы с вытаращенными от ужаса глазами, черное озерцо. Камердинер барина, первым вбежавший в комнату, рассказывал потом полицейским и псарям, что видел, как из спальни метнулась в разбитое окно огромная волчица с окровавленной мордой. Заканчивая свой рассказ об увиденном, он всякий раз крестился и, боязливо оглядываясь, говорил:
-Не иначе, вурдалак барина загрыз!
В ночь, когда всё это случилось, от жестокого господина, любившего собак больше людей, сбежало много его крепостных рабов. И полиции так и не удалось установить, что же на самом деле произошло в имении тамбовского помещика Безносова Афанасия