Глава 4
Новая жизнь

На следующее утро после насыщенного событиями прошлого дня, сладко выспавшись на мягкой банкетке, поев свежей рыбки, я решила сходить погулять, тем более, что погода как раз располагала к прогулке. Да, я забыла сказать, что у моих новых хозяев был старенький красный «Жигулёнок», и в этот день они куда-то уехали вместе, предварительно открыв для меня форточку в зале.
Я спрыгнула вниз на травку. День выдался солнечный, и на душе у меня было спокойно и легко. Как-то вдруг забылись все прежние передряги, и, что греха таить, прежние друзья-кошки. Мне очень понравилось здесь, у милых, спокойных людей, и я чувствовала, что попала в надёжную и безопасную среду. А это было очень важно для меня.
Итак, я села на травку, обернув пушистый хвост вокруг себя, и с удовольствием осмотрелась по сторонам. Во дворе было тихо и спокойно. Издалека доносился шум города, но он был еле слышен. Где-то под крышей ворковали голуби… Маленькие мухи, радуясь чему-то своему, молниеносно носились туда-сюда. Я несколько минут понаблюдала за ними, потом мне это надоело, и я решила пройтись по двору. Тут из дверей подъезда вышла Ольга Тимофеевна, в руках она несла большую тарелку с мелко нарезанным хлебом. К ногам старушки жались две таксы тёмно-каштановой окраски. Увидев меня, Ольга Тимофеевна улыбнулась и сказала:
- Здравствуй, Лизонька! Что, погулять вышла, кисонька? А я вот сейчас буду голубей кормить хлебушком, только ты уж не пугай их, пожалуйста… Ты лучше познакомься с моими мальчиками.
В её голосе я уловила искренность и доброту. Обе таксы несмело подошли ко мне, дружелюбно виляя хвостиками. Это были уже немолодые кобельки с одинаковыми умными чёрными глазами. Я с достоинством выпрямила спинку и сделала шаг навстречу. Собачки осторожно обнюхали меня. Знакомство состоялось. Конечно, жаль, что собаки и кошки не умеют говорить на одном языке – я имею в виду звуки. Мы мяукаем, а они лают. Но есть ещё один язык – язык тела. Он понятен каждому живому существу.
Вот таксы приветливо машут хвостиками. Это означает, что всё в порядке, - я им понравилась, и мы будем друзьями. Вот они навострили ушки, но тут же расслабились. Ага, это слетелись к палисаднику голуби, которых Ольга Тимофеевна кормит хлебом. А вот ветерок принёс новый запах, и таксы дружно втягивают в себя воздух.
Этот язык я очень хорошо понимала. А вы знаете его? К примеру, если кошка выгибает спину, шипит, прижимает уши и прижмуривает глаза – значит, она предупреждает о нападении. Кстати, никогда кошка не нападает исподтишка, из-за угла, чего не скажешь о собаках. Да, меня могут упрекнуть в том, что я на протяжении своего повествования периодически делаю нападки на собачье племя, но, простите, ничего не могу с собой поделать. Я – кошка, и этим всё сказано.
Но с таксами я общалась без всяких недоразумений. Мы вместе исследовали наш двор, все его известные и укромные уголки. Ещё я очень полюбила старый разросшийся палисадник, идущий вдоль задней стены нашего дома. Там росли рябинки, берёзы и большая черёмуха. Мне нравилось взбираться на самую верхушку этой черёмухи и смотреть вдаль. Также там росли какие-то яркие цветы, за которыми с любовью ухаживала вся женская половина нашего дома. Вообще, свободного времени у наших бабушек было предостаточно, и они, особенно летом, большую часть дня проводили на скамеечках во дворе.
Юрий Григорьевич обычно работал у себя в кабинете: что-то писал, просматривал журналы и книги, кому-то звонил по телефону, спорил и соглашался. Иногда они с женой ездили на рынок за продуктами. А иногда – и это были самые счастливые дни для меня – они брали меня с собой, и мы уезжали за город к озеру. Как же там было хорошо! Мои хозяева медленно бродили вдоль берега, иногда сидели на траве и беседовали. Я очень любила такие поездки.
Представьте рыжую кошку, резвящуюся в прибрежной траве, катающуюся по песку от беспричинной радости. А попробуйте-ка поймать лапкой большую жёлтую бабочку или ярко-синюю стрекозку! И всё так интересно, всё вокруг манит: любой звук, любой шорох, любой запах. Там я впервые увидела муравейник и хотела понюхать муравьёв, но быстро отскочила назад, когда один из них укусил меня прямо в нос. Я долго чихала и тёрла нос лапками, а Юрий Григорьевич добродушно смеялся, глядя на меня.
Конечно, к поездкам в автомобиле я привыкла не сразу. Хозяевам приходилось на первых порах долго уговаривать меня залезть в машину, но я боялась её отталкивающего запаха. Он был неживой и противный, но постепенно я перестала бояться и с удовольствием присоединилась к своим хозяевам в их загородных поездках.
Вот так летели дни за днями, и я была абсолютно счастлива. А в холодную, ненастную погоду супруги обычно находились дома, пили чай, смотрели телевизор. Юрий Григорьевич, как я уже говорила, уходил работать в свой кабинет, а к Марии Ивановне приходили соседки, чтобы вместе поболтать, посмотреть очередной телесериал, попить чайку, повязать. Я в это время спала, свернувшись клубочком, на своей банкетке или просто бродила по комнатам. Мне нравилось наблюдать за хозяином. Он, сидя в своём кабинете, выполняя свою работу, никогда не забывал о моём присутствии и постоянно со мной разговаривал. Я хорошо понимала интонации человеческой речи, а также выражение глаз собеседника. Причём Юрий Григорьевич обращался ко мне как бы на равных, как к человеку, что ли.
- Вот, смотри, Лизонька, что пишут о проблемах современной ветеринарии в московской газете…
И он зачитывал мне наиболее интересные отрывки. Горела настольная лампа под жёлтым абажуром, и в её свете очень уютным выглядело пространство письменного стола, сидя на котором, я с интересом слушала своего хозяина. Изредка в кабинет заглядывала Мария Ивановна, приносила мужу чай с лимоном, поддерживала его разговор, гладила меня по голове, приговаривая:
- Умница ты наша, Лизонька! Красавица ты наша!
Всей душой я тянулась к этим замечательным людям. Мне было так хорошо у них! Правда, иногда обрывки воспоминаний из прошлого всё ещё всплывали в моей памяти. Особенно тот мальчик, Мишка. Интересно, что с ним стало? Помнил ли он обо мне? Но мы, кошки, не привыкли жить воспоминаниями. Надо смотреть вперёд! Довольно с нас и настоящего дня, лишь бы в нём была еда и крыша над головой.
Единственное, что меня огорчало, - это ухудшение состояния здоровья моей хозяйки. Я замечала, что обычно это происходило при резкой смене погоды. В такие минуты Мария Ивановна ложилась на диван, держась за сердце, а Юрий Григорьевич капал ей в чашку какое-то лекарство и садился рядом, держа её за руку. И лицо его становилось грустным-прегрустным. Я не могла видеть своих хозяев такими и старалась помочь им всеми силами. Когда в первый раз я увидела, что хозяйке стало плохо, я легла на её ноги, прикрытые шерстяным пледом, и притихла.
- Юра, - слабым голосом позвала Мария Ивановна, - а ведь Лизушка лечит меня… Вот и ногам уже стало теплее…
А Юрий Григорьевич печально смотрел на жену и лишь качал головой, и я чувствовала, что ему тоже очень плохо – морально.
- Лизушка, у Машеньки очень больное сердце – стенокардия, - как-то сказал он мне. – Я уж берегу ее, как могу, но годы, годы… Она ведь войну прошла…
«Что же я могу сделать, дорогой хозяин? Как я могу помочь вам?» - думала я и трогала лапкой колено Юрия Григорьевича, пытаясь обратить на себя внимание, а он гладил меня и размышлял о чём-то своём. Да, так уж устроена наша жизнь, что счастье в ней ходит бок о бок с несчастьем. Но, конечно, счастья в нашей семье было намного больше!
Как-то раз к нам в гости пришла старинная подруга Марии Ивановны. Она жила на другом конце города, вдобавок у неё были больные ноги, поэтому её визиты к Курочкиным не отличались частотой. И каждый её приход был своего рода праздником для моих хозяев. Вот и в этот раз в прихожей раздался звонок в дверь. Мария Ивановна крикнула мужу из кухни:
- Юра, открой, пожалуйста, это Дашуня пришла!
Хозяин открыл дверь, и к нам в квартиру вошла улыбающаяся, вся засыпанная снегом, невысокая пухленькая старушка.
- Здравствуйте, здравствуйте, доктора Айболиты! Ой, а кто это тут у вас такой рыжий и пушистый? – Она увидела меня.
- А это наша Лиза. Проходи, проходи, Дарья Павловна!
Гостья прошла на кухню, где уже хлопотала у чайника Мария Ивановна. И завязалась неторопливая дружеская беседа трёх старинных друзей. К пришедшей бабушке я сразу же почувствовала симпатию. Конечно же, за столом хозяева рассказали ей мою историю. Дарья Павловна задумчиво посмотрела на меня.
- Иди-ка, киса, ко мне, я тебя поглажу…
Она посадила меня к себе на колени и начала ласково поглаживать мою шерсть.
- А, знаете, - раздумчиво произнесла гостья, - кошка – это одно из самых загадочных животных на планете, а также – одно из самых честных и благородных. А уж вот эта ваша красавица - просто наилучший представитель своего рода, это - образец, эталон! Да вы только посмотрите на неё: какое изящество, какая отточенность движений! Кстати, Юра, что это за порода? Такая прелесть ваша кошка!
- По всем признакам – норвежская лесная, это видно по форме ушей, разрезу глаз, по длине шерсти. А какой шикарный хвост!
Я с удовольствием слушала похвалу в мой адрес – приятно, всё-таки.
Вот так мы и жили, размеренно и дружно, и ничто не омрачало моей радости. Прошло полтора года. Я по-прежнему гуляла во дворе с таксами, лазила по деревьям в палисаднике. Все наши немногочисленные соседи относились ко мне очень хорошо. В наш уединённый дворик мало кто заходил со стороны.
Между тем, здоровье Марии Ивановны становилось всё хуже и хуже, и всё чаще к нам приезжала «Скорая». Однажды вечером погода резко изменилась. Ещё с утра светило солнце, и таяли последние островки снега. А во второй половине дня небо вдруг потемнело, и поднялась метель. У нас на севере это вполне обычное явление. Юрий Григорьевич в это время отлучился в магазин за хлебом. Хозяйка сидела в кресле и читала книгу. Вдруг она выронила томик из рук и, болезненно морщась, прижала руки к груди. Я прыгнула к ней на колени и всмотрелась в её лицо: оно было мертвенно-бледным.
- Что-то мне совсем плохо, Лизонька, - еле слышно произнесла Мария Ивановна посиневшими губами. Я в тревоге побежала к дверям: ну, где же хозяин? Тут послышался звук отпираемого замка, и вошёл Юрий Григорьевич. Я отчаянно закричала (на своём кошачьем языке, конечно):
- Хозяйке плохо! – и бросилась в комнату. Встревоженный хозяин, не раздеваясь, поспешил за мной. Увидев жену, бессильно уронившую голову на грудь, он с криком: «Машенька, сердце опять?! Сейчас я вызову врача!» - побежал в кабинет к телефону. Тем временем я снова забралась на колени к хозяйке и прижалась к её боку, пытаясь отдать ей свою энергию. Юрий Григорьевич трясущимися руками протянул жене какую-то склянку с резким запахом лекарства. Бережно придерживая супругу за плечи, он поднёс лекарство к её губам:
- Выпей, дорогая моя! Сейчас врач приедет, всё будет в порядке!
Мария Ивановна слабо попыталась сделать глоток, но вдруг потеряла сознание. Склянка выпала из рук хозяина:
- Господи, Машенька, да что же это?! Где же «Скорая»?
В испуге я бестолково путалась под ногами Юрия Григорьевича… Наконец раздался долгожданный звонок в дверь – приехала «Скорая». В комнату быстро вошла молодая женщина с чемоданчиком в руке. От неё очень резко пахло лекарствами и автомобилем. Я прекратила метаться по комнате и забилась в угол, не сводя с хозяйки глаз.
- Так. Больная без сознания. Пойду, позову водителя, надо перенести её на диван, - с этими словами фельдшерица вышла на улицу. Как же медленно и мучительно тянулось время! Казалось, прошла целая вечность перед тем, как к нам пришёл водитель машины. Марию Ивановну перенесли на диван, и врач подключила к её рукам и груди какие-то проводки. Хозяин, сгорбившись, стоял рядом и ждал…
- По всей видимости, обширный инфаркт! Немедленно в больницу! – скомандовала фельдшерица, убирая приборы в чемоданчик. – Петя, тащи носилки!
Юрий Григорьевич застонал и обхватил голову руками.
- Дедуля, без паники! А то и вам носилки понадобятся. Лет-то ведь уже сколько жене вашей! Лучше помогите нам её до машины донести, а то у нас санитаров нет, всё самой приходится делать.
Я поняла, что происходит что-то ужасное. Хозяйку понесли к машине, а я рванулась в открытую дверь. В подъезд вышли все наши соседки, привлечённые шумом.
- Ольга Тимофеевна, возьми, пожалуйста, Лизу к себе и закрой нашу квартиру, вот ключ. А я поеду в больницу и оттуда позвоню.
И Юрий Григорьевич торопливо сунул ключ соседке и быстро залез в «Скорую».