Лука и цветные облака.
Осень. Серый город продолжал терять краски, вместе с последними листьями исчезало тепло. В такой же, как и город серой и мрачной квартире сидел Лука. Несколько дней подряд его мучало какое-то странное ощущение: отрешенность, жгучая боль одиночества и бессмысленности всего происходящего, они то по переменке сменяли друг друга, то смешивались в невероятно горький, пьянящий коктейль. Комната была пуста. Стол с одним стулом, стоящие посередине, старый коричневый комод, на котором лежали несколько фотографий так, что невозможно было увидеть людей на них, в изломанных рамках. Лука сидел, покачиваясь на стуле, рассеянно наблюдая за серыми дождевыми облаками, проплывающими за окном. Вокруг него валялись треснутые и погнутые останки недавно растерзанных, видимо, за ненадобностью стульев. Некогда белая скатерть на столе давно потеряла ухоженный вид и превратилась в светло-желтую. Рассеянный и тусклый осенний свет пробивался к полупустой бутылке мескаля. Она была явно не первая, но не последняя за сегодняшний день. Алкоголь давал иллюзию спасения. Когда его действие ослабевало – возвращалась ужасная головная боль, будто кто-то неведомый зажимал голову в тиски, плавно отпуская позже, горячий пот жег глаза, картинка мира становилась тусклой, лишь с отдельными яркими пятнами. Но стоило присмотреться – этих пятен на самом деле не было, эти предметы вовсе не существовали, а то, что было в реальности, казалось серым никчемных хламом, который старьевщик принес домой к Луке по известной только ему одному причине.
«Почему? Почему сегодняшний день утопает в блеске вчерашнего, но если вчерашний блеск был и существовал, то почему не был заметен»?! – Лука закричал, наливая очередную порцию мескаля в низкую, широкую рюмку.
Чувство одиночества усиливалось и поглощало. Сначала Луку, потом комнату, а затем и весь унылый город. Сколько дней и ночей так он сидел вряд ли можно посчитать; секунда разрывающих внутренности мучений чувствовалась тысячей лет. Выпив залпом рюмку, Лука подошел к окну. На улице кружилась стая ворон, они летели куда-то в сторону заката, до которого оставалось несколько часов, но ветер, шквалистый, безжалостный ветер относил их на север, может, поэтому те летали по кругу – геометрической фигуре без начала и конца. От дыхания стекло запотело, силуэты ворон и людей, мельтешащих под ними различались с трудом. Рука потянулась, чтобы его протереть, но вместо этого поочередно вывела иероглифы: «осень», «смерть», «одиночество». Лука распахнул окно, струя холодного воздуха, пьянящего свежестью и освобождением, ворвалась в комнату, всколыхнув скатерть.
Всего один шаг, всего одно движение отделяло от прыжка. Мысль становилась объектом все более и более тонкой материальности, переставая облекаться в слова. Позади - пустая, измученная тоской комната, с болью в висках и тревогой, а впереди – бескрайние просторы неба и облаков с такими близкими и родными птицами, которые могли в любой момент оказаться в том, и только в том месте, где хотели. Воздух холодил, отрезвлял. Лука резким движением закрыл старую, деревянную раму, и отпрыгнул вглубь комнаты. Смех необъяснимо душил его. Может, ощущение возможной смерти взволновали, а может, и по-настоящему, развеселили его. Грохот и карканье раздались сзади, ворона черная и огромная, пытаясь быть незамеченной, залетела в открытое окно. Ее большое тело, раскачиваясь из стороны в сторону, напоминало необычный маятник.
- Привет, подруга! – весело поздоровался Лука.
Ворона, неуклюже расхаживала по старому комоду из красного дерева. Ее крики действовали успокаивающе.
- Ты как-то взволновано смотришь… не беспокойся, все нормально! – неожиданно для себя Лука попытался успокоить ворону. – Что за глупости! Зачем говорить с вороной, зачем тебя успокаивать, ты все равно ничего не понимаешь, да и если бы понимала – то тебе было бы на все наплевать!
Ворона в недоумении уставилась на Луку, несколько раз каркнула, потом враскачку подбежала к какой-то фотографии и нарушив ее устойчивость, уселась сверху. Лука почувствовал, что ворона пытается ему что-то сообщить. Он снова подошел к стеклу и стер то, что писал до этого. Ворона каркнула, видимо, в знак одобрения. На стекле появились три других иероглифа: «равновесие», «путь», «один».
От холода Лука немного отрезвел, мысли о невыносимости существования, собственной не то, что несовершенности, скорее мерзости, с новой силой вгрызались в сознание, оставляя окровавленные борозды боли. Он сел за стол, налил еще рюмочку, и обессилено положил голову на руку, черные волосы прикрыли лицо. Хотелось спать невыносимо, глаза закрывались сами собой, но нереальные, страшные картины пугали, все его существо умоляло никогда не закрывать глаза, даже чтобы моргнуть.
Лука залпом почти полностью осушил сосуд, и в приступе злости с диким криком разбил его об стену. Звон стекла, облако его мельчайших осколков, мелкие капли мескаля кружились в воздухе, свободные от притяжения. Они стали напоминать женский силуэт, холодно сверкающий в предзакатных солнечных лучах. Женственность форм удивляла и восхищала. Кружение становилось все быстрее и быстрее, звон нарастал, казался нестерпимым. Лука потрогал уши, чтобы убедиться, что из них не идет кровь. Он на секунду отвел взгляд, и вот уже вместо облака стекла возле стены стояла привлекательная молодая девушка. Ее лицо светилось чистотой и непорочностью, лунного цвета волосы обрамляли бледное, уставшее лицо.
- Ты здесь, ты пришла?! – с радостью и надеждой спросил Лука.
- Я ненавижу тебя! Я не хочу с тобой говорить! – голос девушки звучал очень высоко, агрессивный прищур глаз напоминал птичий.
- Да, но ты здесь, я очень скучал… - превосходя душащую печаль, выдавил Лука.
- Я хочу, чтобы ты исчез, больше никогда тебя не видеть!
На ее красивом, женственном лице нос начал плавно вытягиваться вперед. Она вознесла руки к верху, вскрикнула высоко и прерывисто, будто чайка. Пальцы на ногах меняли форму, превращаясь в птичью лапку, выросли острые, хищные когти вместо ухоженных ногтей. Снова раздался этот душераздирающий крик, не похожий ни на что, но Луке не было страшно. Наоборот! Сознание приходило в спокойствие, радость от того, что он снова видел ее, затмевала все остальные чувства. Белое оперенье покрыло руки прекрасной девушки.
- Я же объяснил тебе все, ты знаешь, как я отношусь к тебе! – растеряно и мягко сказал Лука.
- Ничего не хочу слышать, я знаю все сама, без твоих слов! – твердым решительным голосом, доносящимся из растерянного и печального лица, ответила она. – Мне лучше знать!
- Но как ты можешь лучше меня знать то, что я думаю, я чувствую!?
Ничего не ответив она, взмахнув белыми крыльями, исчезла в темноте квартиры.
- Рухх! Рухх! – Лука звал ее, сколько было сил, пока в изнеможении ни сел на пол. – Рухх! – охрипшим голосом продолжал он. – Рухх!
- Не произноси мое имя вслух! – послышалось откуда-то сзади. Лука оглянулся и увидел ее, свисающую с потолка, глаза блестели ненавистью, но тело оставалось таким же притягательным.
Вдруг все переменилось. Не было ни серой комнаты , ни промозглой осени, ни белых перьев в воздухе. Лука никогда не был здесь, но понимал, где находится. Шум моря, теплый летний ветерок, заставляющий шелестеть листы кедра, запах базилика и муската, доносящихся откуда-то по соседству.
Рухх смотрит куда-то в темную даль, маленькая рука, игриво обвивает белую, мраморную колонну, которая обрамляет ее платье, цвета рябины, а, может, крови. На нежнейшей коже шеи красуется жемчужное ожерелье, ветер играет с волосами. Шаги Луки заставляют ее обернуться. Они улыбаются, им хорошо, так как не бывало до этого. Оба счастливы, оба влюблены. Ее белые зубы, нежно-розовые губы, и глаза похожие на зимнее серо-изумрудное море, так и притягивали поцелуй. Им не нужно было ничего говорить. Признания, комплименты могли лишь все испортить. То чувство, которое внутри, облекаясь в одежду из материальных слов - слишком много теряет, они же хотели прочувствовать это момент полностью. Их губы близко, он даже почувствовал ее теплое дыхание, пахнущее корицей… но вкус, вкус был другим, незнакомым! Это не вкус её губ! Лука понял, что пытался поцеловать лишь облако из стекла и мескаля. Из глотки вырвался крик, свойственный больше загнанной дичи, чем человеку. Лука подошел к окну. Ворона беспокойно каркала.
Он оглянулся, в воздухе висела Рухх. Лишь черты лица напоминали о доброй, любящей женщине. С невообразимой быстротой она летела на него. Страх, отчаяние, желание скрыться – ничего этого не возникало, только радость встречи.
- Птица Рухх заберет твой дух! – острые когти вонзились в живот, но крови и боли не было. – Ты не останешься прежним, мой друг! – достав зеленый, светящийся сгусток из Луки она снова превратилась в стеклянное облако и исчезла. Лука осмотрел живот. Все в порядке. Ворона, испугавшись, разбила стекло, и улетела.
Страдание куда-то исчезло, осталась глубокая боль, которая остается после того, когда нож, проткнувший плоть вытаскивают из окровавленного живота. Стало легче, но ощущение безвозвратности давит куда сильнее, чем толща океана.
Лука обернулся, в комнате стоял мужчина в потертом, синем макинтоше. Уже неделю они виделись каждый день, пересекались взглядом в городе, но странная одежда и внимательный, цепкий взгляд заставили Луку запомнить этого человека.
- Кто ты? – спросил Лука. Страха не было только любопытство. – Почему я вижу тебя каждый день? Ты преследуешь меня? Что тебе нужно?
- Сколько вопросов! – ухмыльнулся гость. – Я – тот же ты, но у кого есть ответы. Почему ты меня видишь – следует спросить у тебя, ведь это не мое действие, а твое! Я не преследую тебя! И мне ничего не нужно!
- Какие ответы? Что значит «я – тот же ты»? Я схожу с ума?
- Нет, наоборот! Ты начинаешь видеть мир.
- А до этого?
- До этого ты видел себя, воспринимал мир, как «завод» по производству собственных эмоций. Но мир гораздо больше, чем ты сам! – человек в синем макинтоше, сел на стул. Лука остался неподвижным. Ощущение, что он сошел с ума пугало.
- Кто ты такой, черт возьми!?
- Я – это ты, только настоящий. Я тот ты, от которого все хотели избавиться, убивая ярлыками, условностями и прочими глупостями. А теперь, когда ты погряз во всем этом – можешь называть меня Внутренний Наставник! Неплохо придумано, верно? – уверенность и ироничность. Те качества, которые Лука пытался из себя изжить, оба улыбнулись. – Давай же, задавай свои вопросы!
- Почему мне не повезло с Рухх? – перестав колебаться, спросил Лука.
- Что за бред! Твои действия причина несчастий – вот и все, неудача здесь не при чем! В тот момент, когда ты перестанешь мыслить категориями «удача» и «неудача» - станешь хозяином собственных поступков, будешь контролировать и улучшать их, пока не достигнешь результата.
- Но разве все зависит только от меня, есть множество факторов которые…
- Бессмыслица! – перебил человек в синем макинтоше. – Не имеет смысл говорить и даже думать о случайных вещах, сосредоточься на том, что в силах изменить. А изменить в силах человек лишь самого себя. Все окружающие нас явления – нейтральны, сила в чистом виде, поток воды может размыть фундамент дома, а может вырабатывать для тебя электричество, все дело в использовании.
- Почему же Рухх забрала мой дух?
- Никто не может забрать у человека дух! Никто не может «украсть сердце»! Ты подарил ей дух.
- Я этого не делал.
- Ты сделал это давным-давно в своих мечтах, где она была твоей женой.
- Но это мечты, а не реальность! – впервые за весь разговор Лука нервничал. Лицо стало пунцовым.
- Внутри тебя нет различий между мечтами и реальностью. Твой мир для тебя такой же настоящий, что их общий мир для всех нас. То, что ты переживаешь - становится для тебя истиной. Так же как те вещи в «реальном» мире, о которых ты не знаешь – для тебя не существуют. Ты – это набор иллюзий, если конечно повезло!
- А если не повезло?
- Набор ярлыков и стереотипов.
- Мне повезло?
- С тобой еще хуже – ты в плену иллюзорных ярлыков! – человек в синем макинтоше заливисто рассмеялся, глаза оставались спокойны и внимательны. – Но если перестанешь меня прогонять – освободишься.
- Что такое это освобождение? – ощущение сумасшествия прошло.
- Освобождение – возможность посмотреть на мир без эмоций и чувства собственной значимости. Ты будешь продолжать все чувствовать, но при этом ни одна вещь не ускользает от понимания, мозг будет управлять, но не владеть сердцем. Когда каждая вещь не будет более значима чем другая, то откроется неустойчивое равновесие между ними, ведь не было бы одной из них – все мироздание видоизменилось бы. В момент осознания связей предметов друг с другом исчезают ярлыки, а мир предстает в своем истинном великолепии и многообразии. Тебе решать, хочешь ли ты видеть все это?
- Да! – не задумываясь, ответил Лука.
Человек в синем макинтоше сделал несколько шагов ему на встречу, но вместо того, чтобы остановиться продолжил движение, пока не растворился внутри Луки. Серая комната была пуста. Ворона улетела, испугавшись Рухх, сама Рухх ведомая злостью и обидой растворилась где-то в небесах, а человек в синем макинтоше… может, его и не было? Лука стоял один, холод из разбитого стекла заставлял прийти в себя. Закат красил облака в розовые тона. Он подошел к окну. Это было самое красивое небо в его жизни.
Друзья и знакомые больше не видели Луку. Кто-то рассказывал, что видел его парящим вместе с птицей Рухх, кто-то на побережье, беседующего со странным человеком в синем макинтоше, кто-то видел, что он зимой подкармливал ворон. Но на вопрос: «Кто такой Лука?», - каждый отвечал: «Лука – тот, кто ушел в цветные облака».