ИНТЕР- СИТИ

Я ехал из Франкфурта поездом. Интер-Сити. Вагон переполнен. Второй класс. Пахнет синтетикой и чем то вкусным. Немцы едят невсебя. Туалет занят постоянно. Об этом извещает красная лампочка, лицом к пассажирам.
А поезд мчится. Вот закрой глаза и – летишь над землей. За окнами вечер. Ноябрьский. Темный.
Слышу русскую речь.
Сидят несколько пожилых людей.
– Что ты там gesehen, – спрашивает мужчина с орлиным носом седовласую женщину. И дальше разговор идет по- русски. Громко. Без уничижительного к себе отношения. – Нет, в Германии вы не найдете хорошего карпа. Будет то синий, то невкусный. А я знаю... На одном озере. Пальчики оближешь. И курей я не покупаю в магазине. Там бройлеры. Их кормят обманом. Они быстро растут. Начнешь их варить - с килограмма остается треть. И то синие, как ультрамарин. – Мужчина окончил.
Женщины начинают что то возражать. Но не долго. Мужчина не из того сорта, кто сидит скучая. Он склоняется к выцветшей старухе в ряду напротив, и говорит, ближе к ее уху. Желтому и торчащему из жидких бесцветных волос.
– А вот в румынских гетто не умерщвляли.
– Что? – переспрашивает она.
– Говорю, что в румынских гетто не убивали.
– Правда?
– Правда. Я читал. Нет, люди умирали и там. Но своей смертью... – Он помолчал. Потом, как бы рассуждая сам с собой, добавил. – Вот, говорят, опасно летать самолетом, ездить поездом, автомобилем. А я вам скажу, а чем безопаснее сидеть дома?
– Ну, как же? Риск... Никакого.
– Никакого? Ха-ха! Я сидел дома. На складном стульчике. Чем складной стульчик опасен? И вот он вдруг складывается. И я падаю навзничь. Рукой разбиваю трехлитровую банку. Стекло разрезает мне запястье. Вот отсюда и до сюда. – Он показывает от большого пальца вниз через всю ладонь к ее тыльной стороне. – Я звоню на скорую. Приезжает фельдшер. Увозят. Перерезаны сухожилья, вены... – Он делает паузу. – Хорошо, что попался толковый врач. Петров, запомнил фамилию. Так он сделал сразу же операцию. И вот, у меня сила в руках прежняя. Хотя никто не верит. Плевать... Впрочем мне правая рука не так важна. Я же левша.

Я не знаю ни имени, ни рода-племени говорящего. Сперва думаю - из фольксдойчей. Но, по мере прислушивания и наблюдения, догадываюсь, что из евреев.
Запомнилось из его рассказов:
– Навари мне манной каши, – говорит муж жене.
– Так молока нет.
– Так на воде.
– Манки нету.
– Ну, так без манки.

Он еще много рассказывал. И о западной Украине. Он там работал. И о том, что из Москвы до Хабаровска восемнадцать часов лету, а из Хабаровска до Москвы всего два. " Потому, что туда, на восток, лететь против часовой стрелки, а назад по."
– А на севере грибы... – Говорит той же желтой старухе, – выше березы.
– Да ну?
– Да. Только почему вы меня не спросите, а какие там березы? Ха! Березы там стелятся по земле. Высота их пятнадцать сантиметров. Вот грибы и выше их.
– Там, наверное, много груздей?
– Море.
– Грузди хороши. Я помню. Почти как мясо. Соленые, особо! – старушка шамкает губами, будто смакуя.
– Да мы их собираем и в бочках солим... – Тут он осекся, вспомнив, наверное, что уже давно он ничего не солит. И что живет он уже в спокойной и стерильной стране. Как в презервативе. И он умолкает. И смотрит в заоконную темноту. Моргая. Облизывая пересохшие губы.
Его жена, (так я подумал), встает. Она устала сидеть пять часов подряд.
– Я похожу. – Говорит она.
Он пропускает ее. Поджав крепкие колени.
Между тем поезд подъезжает к Дюссельдорфу. Мне выходить.
Молча иду в тамбур.
Полы красуются синим ковровым покрытием. Туалет по-прежнему занят.
Достаю редактируемый мною журнал "Склянка Часу". Из-под аккуратно уложенных в чемодане рубашек и свитера. Секунды летят. Подхожу к женщине, и говорю по-русски:
– Извините! Я так понял, вы из России?
– Да. Мы переехали сюда уже пять лет... – Она испуганно смотрит мне в лицо. Снизу вверх. Но ее глаза оживают. Темнеют. Она их немного прищуривает. Она была красавица лет тридцать назад.
На наш разговор реагируют все. И немцы коренные и переселенцы.
– Желаю вам приятной поездки дальше, – говорю я громко. На весь вагон.
Мужчина смотрит в меня. С радостью.
Спешу сказать женщине, не зная её имени, что я редактор журнала. И вот дарю один номер.
Она предлагает мне присесть. И поговорить.
– Нет, спасибо. Уже Дюссельдорф. Мне выходить, – говорю я.
– А вы здесь как? Давно переселились? – Спрашивает она.
– Я живу на Украине. Под Киевом. А приехал сюда по-работе. Я здесь часто бываю. Но всегда возвращаюсь домой. До свидания.
– До свидания! – Она прижимает мой журнал к увядшей груди.
Все её соплеменники смотрят в меня. Высунув головы из-за спинок кресел.
Они смотрят в мою голову. В моё тело. В руки.
Я опускаю глаза. Тороплюсь покинуть тамбур. Двери открыты.
Они кричат вдруг: " Передайте привет нашей родине! Передайте!"