БРАКА-ПУКА, БРАКА-ПА.

В 6.00 палатная включила в комнате №47 свет.
-Григорьев, господи, ты зачем к Зеленскому в кровать залез? И как только это у тебя получается? Тут ведь такая высокая спинка! Валя говорила больше себе, чем ему, так как он плохо слышал. Она набрала номер телефона медсестры:
-Ира, давай поднимайся, будем Григорьева от Зеленского вытаскивать.
-Валюш, я уже тут, поднялась.
Вошла медсестра. Они вдвоём долго пытались вытащить огромного, 95 - летнего дедушку из кровати его соседа Зеленского. Григорьев упирался и матерился. А матерился он от того, что у него болели все суставы. И вдруг пришли и пытаются его вытащить оттуда, где он, наконец, так хорошо согрелся. Окончательно, вдвоём, выбившись из сил, набрали номер телефона сторожа:
-Иван Тимофеевич, поднимись, пожалуйста, в 47-ю.
Пока ждали сторожа, смеялись в полголоса:
-Григорьев, ты извращенец, маньяк. Тебя Зеленский не хочет, а ты всё лезешь и лезешь к нему…
Зеленский был на два года старше Григорьева. Это было создание с глазами беззащитного ангела, который, глядел на тебя, не мигая, пока ты его кормишь или около него находишься. Он не ходил уже давно, суставы его окостенели, и его тело, как колотушку, поворачивали, когда меняли памперсы, со словами:
-Давай, Колюнечка, жопку помоем. Ты зачем письку из памперса вытаскиваешь? Безобразник! Теперь вот лежишь по уши в моче!
Последнее время Зеленский стал чувствовать себя хуже. Он уже не говорил, не отвечал на вопросы персоналу дома престарелых. Но Григорьеву на его песни, когда тот пел:- Брака-пука, брака-па, брака-пука, брака-па…- спрашивал потом:- Правильно? Да?
Зеленский отвечал:- Правильно, да.
Наконец пришел сторож. С грехом пополам, надрываясь и смеясь, перетащили Григорьева на его кровать. После того как палатная поменяла ему памперс, он стал просить:
-Дай кусочек хлеба. Я голодный, как собака.
Все знали, что Григорьев утром всегда был голодный и просил покушать. Поэтому ему припасали печенье, пряники или, на худой конец, хлеба.
2.
Палатная продолжала менять у лежачих памперсы. А ночная медсестра Ира пошла делать утренний обход по комнатам подопечных.
-Доброе утро! Как спали?
-Доброе, доброе,- отвечали,- всё хорошо.
Ира наткнулась на закрытую дверь. Постучала. Появилась взлохмаченная перепуганная голова старушки:
-Ирина Владимировна, вы опять закрылись? Зачем вы закрываетесь?
-Я боюсь…
-Кого? Меня?
Та смущённо улыбается и отвечает:
-Нет.
-Тут, кроме меня, палатной, сторожа, никого нет. Я вам уже в который раз объясняю: нельзя закрываться! А вдруг с вами что-нибудь случится? Придётся двери выламывать! Вы меня поняли? Нельзя закрываться! Понятно?
-Да,- говорит она, закрывает дверь и поворачивает ключ.
«Ладно, всё-таки день не ночь. Придет смена - разберётся».
Навстречу Ире идёт Инна, подопечная, и несёт горшок с цветами.
-Так, Инна, отдай горшок. Пошли, поставим его на место.
Они относят его на место. Инну медсестра передаёт палатной и та отводит её к себе в комнату.
Инна была ни тут, ни здесь, ни там - нигде. Её рассудок давно покинул это тело. И это тело, как ни грубо звучит, портило нервную систему всему персоналу. То она вышла из здания и ушла. И весь персонал, прокарауливший, стоит на ушах, ища её! То ищут огнетушитель, который только что тут висел. То дверь входная, около которой Инна постояла, покрутив ручку, перестала закрываться. А из карманов её выгребали: мыло, колпачки, солонку из столовой. В общем, всё, что «плохо лежало», можно было найти у неё в кармане, вплоть, до телефона кого-нибудь из персонала.
Очередная комната:
-Как спали?
-Да-да… Только что все ушли…
-Это хорошо.
-В шифоньер всё положила…
-Хорошо, молодец.
Это очередная подопечная, у которой отсутствует сознание. Но там нет таких проблем, как с Инной.
Следующая комната:
-Валентина Павловна, Как спали?
-А ты знаешь, что я ночью выходила на балкон?
Хотелось спросить, ну и как там, на балконе, ночью?
-Вот теперь знаю. И что вас заставило выйти на балкон?
-У меня сердце болело.
-Вы же мимо палатной шли на балкон. Надо было ей сказать. А она позвала бы меня.
-Вы должны знать, что у меня сердце!..
«У-у… началось! У меня, например, тоже сердце. Я ведь не экстрасенс, чтобы догадываться, у кого, когда сердце»,- подумала Ира, а вслух сказала:
-Ну и как сейчас вы чувствуете?
-Нормально! Я выпила корвалол!..- продолжала говорить вызывающе старушка.
-Это хорошо, что вам легче.
-Ты запиши там, у себя, в журнале.
-Обязательно запишу.
3.
Смена подходила к концу, на часах уже 7. 45, обход закончился, ночная смена - тоже. Ира переоделась и ждала сменную дневную медсестру. «Хорошо, что сегодня суббота, нет пятиминутки. Быстренько сдам смену и домой».
Наконец, в дверях показалась Таня.
-Ну, что тут у вас? Все живы?- спрашивала она, переодеваясь.
-Живы, живы. Смена прошла спокойно, если не считать, что Григорьева вытаскивали от Зеленского.
-Это хорошо, что от Зеленского. На моей прошлой смене мы его за ночь три раза с пола поднимали. Самое интересное, своё одеяло подложит под себя, а одеялом Зеленского укрывается. Лежит себе весь в одеялах, а тот лежит голый и глазёнками моргает. Смех и грех. Кстати, а как Зеленский?
-Всё хуже и хуже ему. Там, в журнале, я подробно всё написала. Посмотришь по листам назначения, что ему колоть. Кириллову опять тошнило, Федоренко делала обезболивающее. В общем, почитаешь. Да и ещё: Ларионова упала у себя в комнате, и Пильноватых на балкон вышла, солнышко её разморило, она тоже упала со стула. В общем, у обеих синяки под глазами.
-Признайся, Татьяна, била бабулек?
-Да уж!- смеялась та.- С ними тут только на руках их не носишь.
Приняв смену, Таня пошла на кухню.
-Кухня, привет! Чем кормим население?
-Молочная гречневая каша, хлеб с маслом и с сыром, ну и чай.
-Чем помочь?
-Чай разлей, и лимон не забудь положить.
Таня помогла с чаем. Затем взяла поднос и стала накладывать завтрак лежачим подопечным на второй этаж. На подносе поместились четыре порции.
Две порции она занесла лежачим, которые самостоятельно ели. И две - Григорьеву и Зеленскому.
-Григорьев Толя, давай поднимайся,- говорила она громко, чтобы он услышал.
-Что такое? Зачем?
-Кушать, кушать. Поднимайся.
-Помоги. Одеяло с меня убери.
Таня убирает одеяло и помогает Григорьеву принять сидячее положение.
-Кусочек хлеба дай,- просит тот.
-Будет тебе сейчас и хлеб, и всё. Сначала давай поднимемся.
Она поставила кашу, дала ложку в руку, говоря:
-Толя, держи ложку, кушай.
Он плохо видел, плохо ходил, руки его плохо слушались. Но, несмотря ни на что, пытался самостоятельно кушать, сколько хватало сил, потом его докармливали.
Пока Григорьев ел сам, Таня кормила Зеленского. Тот плохо кушал.
«Совсем сдал Колюнечка».
Из соседней комнаты слышалось:
-Палатная, палатная!..
Кое-как накормив Зеленского и докормив Григорьева, зашла в соседнюю комнату:
-Что такое, что случилось, Ефросинья Леонтьевна?
-Где палатная?
-Она занята. Что хотите?
-Подушку повыше подложи.
Подложила.
-Одеяло поправь.
Поправила.
-Мне надо встать.
«О господи!»
Подняла.
-Памперс мне надо поменять.
Это, конечно, не входило в обязанности медсестры. Но если палатная занята, почему не помочь?
-Вот здесь давит… Вот тут поправь… Теперь тут давит… Здесь подтяни… Положи меня.
Положила.
-Подушку поправь.
Поправила.
-Нет, не так.
Из коридора Таню позвала палатная (это было очень кстати!):
-Иди быстрее, тебя вниз зовут!- нарочито громко говорила она.
Таня вышла, качая от негодования головой:
-Как вы только!?..
-Ты зачем её переодевала?- спросила Валя.
-Она попросила.
-Я её только что переодела. Она тебе голову морочит.
4.
Послышалось из 47-й:
-Брака-пука, брака-па, брака-пука, брака-па, брака-пука, брака-па, брака-пука, брака-па. Правильно? Да? Правильно? Да?
-Да,- еле слышно ответил ему Зеленский.
Медсестра спустилась к себе в сестринскую, взяла аппарат для измерения давления, также взяла все необходимые таблетки и пошла на обход.
-Доброе утро! Как дела? Как спали?
На кровати рядом с бабушкой вальяжно развалился кот Рыжий. Таня погладила, потрепала его.
-Да, Рыжий не давал спать,- говорила Инна Яковлевна.
-Что такое натворил этот негодник?
-Ночью попросился на улицу. Пришлось вставать и везти его к окну.
Она плохо ходила и передвигалась с помощью специальной коляски, на которую опиралась. В ней и сидел всегда Рыжий.
Она подвозила к окну и выталкивала его.
-Давайте руку, измерим давление.
-Сколько у меня сейчас?
-130 на 80.
-Нормально я себя чувствую.
-Как ваша аллергия?
-Да ничего не помогает. Эта аллергия то проходит, то снова начинается. Ладно, всё нормально. А как у тебя, Ирочка, дела?
-У меня всё нормально. Вы бы всё-таки подумали насчёт телевизора. А то скучно так-то. Как вы без телевизора?
-Нет - нет, не нужен он мне. Мне есть чем заняться. Я вот вяжу. Слава богу, нитки есть.
-Ну ладно я пошла дальше.
«Странно, как она без телевизора обходится? Хорошо, хоть радио у неё есть. А вечером песни сама себе поёт. Умничка! Перепоёт все песни, какие знает, и ложится спать. Ни на кого не жалуется. Всем всегда давольна».
-Доброе утро, Людмила Тимофеевна.
На медсестру смотрят усталые измученные глаза.
-Доброе,- говорит она, тяжело вздыхая.
-Как дела?
-Всю ночь не могла уснуть.
-Ну а обезболивающее делали?
-Делали. И таблетки свои пила. Может, чуточку задремала - и всё.
-Ну, хоть чуток поспали и то хорошо.
-Что ж хорошего!?.. Всё боли-и-ит!.. Засунули меня сюда!.. Живу, как бомж! И никому ничего не надо!
Плачет.
-Всем всё надо. И мне надо. А бомжи на улице живут и кушают из помойки. А у вас и крыша над головой, и кормят вас. Я себе дома не могу позволить так питаться, как вас тут кормят. И одевают вас, и медсестра всегда рядом. И комната отдельная. Успокойтесь. Ну что, укольчик сделаем?
-Не надо мне сейчас ничего делать.
-Ну, ладно, давайте пока давление измерим.
-Нет, мне моим аппаратом меряйте, не надо мне мерить вашим.
-Хорошо, вашим так вашим.
-У вас 150 на 80. Вот вам таблеточки от давления. Ладно, отдыхайте, а я пошла дальше.
-Доброе утро, Владимир Иванович! Как дела? Жалобы есть?
-Всё отлично. Ирочка, я вот что хотел спросить у тебя: как ты относишся к Сталину?
-Если честно, то я к нему не отношусь.
Он улыбается, видимо, понял шутку.
-Вот посмотри,- показывает он вырезку из журнала,- какой красивый и важный.
Ира глядит на вырезку, потом на Владимира Ивановича: « Ну что сказать?.. Почему-то не хочется обсуждать в тёплых словах этого человека. И обижать не хочется старичка».
-Давайте давление померяем,- говорит она ему.
-Не надо мне мерить. Я себя отлично чувствую.
-Это хорошо, что чувствуете. И всё-таки давайте померяем. Мне же надо записать, какое у вас давление.
Он улыбается:
-Ну, если так надо, меряйте.
-У вас 120 на 75. В космос полетим?
-Полетим, полетим!
-Ну, вы отдыхайте, а я дальше пошла.
Следующая комната.
-Доброе утро, Евгения Григорьевна. Как дела? Как спали? Не тошнило больше?
-Вчера тошнило, а вот сегодня с утра всё пока тьфу – тьфу - тьфу. Ты вот пришла, и мне уже легче.
-Вот и отличненько, моя хорошая.
-Тебе, Ирочка, правда, меня жалко?
-Конечно.
Ира обнимает её и гладит седые реденькие волосы старушки.
-Давление будем мерить?- шепчет она ей на ухо и гладит по голове.
-Погладь меня ещё.
-С удовольствием.
-Ладно, хватит, а то я ещё усну.
-Ну, тогда давайте я вас измерю и всё про вас узнаю. Отличненько, у вас 140 на 80. Вот вам ваши таблеточки.
-Спасибо тебе, Ирочка.
-Ну, я пошла дальше?
-Иди, Ирочка, иди.
-Доброе утро, Александра Евсеевна.
Старушка с тряпочкой в руках моет пол. Оглянулась и посмотрела невидящими глазами.
-Зачем вы сами моете? Палатная придёт и всё помоет, приберёт.
-Да мне не трудно. А ещё надо же мне двигаться.
-Вместо зарядки?
-Да.
-Молодец! Всё чистенько. Умничка!
-Да.
Старушка улыбается. Ира гладит её по спине. Та смотрит на неё невидящими глазами.
-Голова не болит?
-Та болит, хай ей грець.
-Ну, давайте давление мерить.
Она вытирает руки, и Ира меряет ей давление.
5.
-Ну вот, 150 на 80. Давление у вас повышенное. Вот вам таблеточки от давления. Полежите, отдохните. Больше не наклоняйтесь. А то голова закружится - и упадёте.
Про себя подумала: «Будет ещё одна бабулька с синяком».
-Спасибо тебе, Ирочка. Спокойного тебе дежурства. Ты на сутки?
-Да, на сутки.
-Позови мне, пожалуйста, палатную.
-Хорошо, встречу - направлю к вам.
Следующая комната.
-Доброе утро, Ирина Владимировна. Жалобы есть? Как спали?
-Ира, А что за болезнь Альцгеймера? Напиши мне, как она правильно пишется?
-Зачем вам это?
-Ну, мне кажется…
-Что вам кажется? Откуда вы это взяли?
-Я прочитала там… Мне сказала со второго этажа…
-Кто вам сказал?
-Я не помню, как её зовут.
-Ирина Владимировна, всё, что написано «там», эти все симптомы можно у себя найти. На любой аннотации, всё, что «там» написано, можно к себе примерить, и будет в пору. Не примеряйте всякие болезни, и чужие в том числе, на себя. У вас своих хватает. Вон какой синяк под глазом. У вас что, голова закружилась? Поэтому упали?
-Альц-гей-ме-ра…- шепчет по слогам старушка, не обращая внимания на вопрос.
-Вам что, название понравилось?
Та пожимает плечами. И загадочно продолжает смотреть куда-то вверх.
-Ну, название, может, и красивое, но болезнь, я вам скажу, не очень. Лучше поднимитесь в библиотеку и найдите себе там что-нибудь почитать интересненькое. Хорошо?
Давайте давление померяем? У вас 125 на 80. Очень хорошо. Ничего не болит?
-Нет.
-Ну, вот и хорошо. Вы отдыхайте, а я пошла дальше.
-Маргарита Павловна, доброе утро.
-Ой, Ирочка, как я тебе рада. Заходи. Кофе будешь? Я тут собралась кофе попить. Попей со мной кофейку?
-Я только что пила. Спасибо большое.
-Ну, как хочешь. А давление я мерила вот недавно своим аппаратом: 125 на 80. Запишешь там у себя. Вот попью кофе и пойду купаться.
-Это хорошо. Лёгкого вам пара.
Следующая комната.
-Доброе утро Роза Семёновна. Доброе утро Валюша.
У Розы Семёновны опять очередной приступ. Валюша (они живут вдвоём в комнате) стоит около неё.
-Что, моя хорошая, плохо опять?- спрашивает Ира.- Сейчас, сейчас укольчик сделаем.
Ира идёт в сестринскую, возвращается и делает ей инъекцию.
-Посидите спокойненько. Сейчас будет легче. Я пока в 16-ю комнату зайду и к вам вернусь. Хорошо?
Следующая комната. Постучалась. Дверь закрыта. Заглянула в столовую. Там Евгения Григорьевна с Ириной Владимировной разговаривают.
«Ладно, пусть поболтают. Пойду пока посмотрю как там Роза Семёновна».
-Ну что? Вам немного легче?
-Да.
-Ира!- кричит со второго этажа палатная Валя.
-Иду! Что такое?
-Иди, посмотри на Зеленского, по-моему, ему совсем плохо.
Заходит в комнату.
«Да-а!.. Глаза заметно впали, щёки - тоже. И утром плохо кушал…»
-Колюнечка, как дела?
В ответ - молчание.
«Пойду сделаю ему укольчик».
По дороге заглянула к Розе Семёновне:
-Ну, что, как дела?
-Нормально, спасибо тебе, Ирочка. Уже легче.
Заглянула в столовую: бабульки так же сидели и о чём-то разговаривали.
-Евгения Григорьевна, я к вам попозже загляну. Хорошо? Жалоб особых нет?
-Нет.
-Ну и хорошо. Потом зайду, давление померяю. Болтайте, девчонки, болтайте. Мешать не буду.
Зашла в сестринскую, набрала в шприц лекарство, поднялась на второй этаж и сделала Зеленскому укол.
Григорьев зашевелился и запел:
-Брака-пука, брака-па, брака-пука, брака-па. Правильно? Да?
Я посмотрела на Зеленского. Тот молчал. Наверно, первый раз он не ответил Григорьеву. Тот несколько раз ещё спросил:
-Правильно? Да?
Ира ответила вместо Зеленского:
-Правильно, да.
Спустившись на первый этаж, зашла в 16-ю комнату.
-Ну, что, Евгения Григорьевна, давление померяем?
-Давай мерь.
-У вас 140 на 80. Нормально
-Мне бы от желудка что-нибудь.
-Вот вам от желудка. Пошла я дальше.
6.
Поднялась на второй этаж. Комната, где должна быть Инна. Но её нет. По коридору навстречу идёт палатная Валя.
-Валюша, где Инна?
-В 22-й, у Галины Ивановны должна быть.
Заглядывает туда, но её там нет.
-Давай, Валюша, ты на первом этаже по все комнатам пройдись, а я тут по второму пробегусь.
Ни в комнатах, ни в туалетах её не оказалось. Выбежали на улицу. И как раз вовремя. Инна стояла и пыталась открыть ворота.
Они вели Инну обратно, а Валя говорила:
-Вот когда успела? Прямо не уследишь! Ты знаешь, что она натворила сегодня?
-Что?
-Она налила соседке своей в сапоги воды. Знаешь, как та ругалась?
-Это Бардановой? Представляю! Та бабулька ещё та бабулька! Только дай возможность поворчать.
-А кому понравится, когда тебе в сапоги воды нальют.
-Ну и что там с сапогами?
-Сушатся на батарее.
-Ты что сейчас делаешь?
-Убираюсь в комнатах.
-Ты её с собой бери. На глазах пусть будет.
Зашла к соседке Инны.
-Ну что, как себя чувствуем?
«Да-а, вопрос был задан. Получи ответ…»
Послышался град жалоб и ругани в адрес Инны. И это надо было выслушать. Объяснения, что Инна не в себе, ни к чему не привели. Она продолжала ругаться и стучать костылём.
-Ладно, давайте давление померяем.
-На, мерь.
-У вас 140 на 80. Нормальное давление. Успокойтесь. Всё хорошо. А на Инну не обращайте внимания.
Последние слова оказались лишними. Старушка опять стала ругаться и грозить вся и всем.
Есть такие люди: чем больше их успокаиваешь, тем больше они возмущаются.
Ира вышла из комнаты и зашла в следующую.
-Доброе утро, Галина Ивановна. Как настроение?
-Что там за крик?
-Да не существенно. Инна налила Бардановой в сапоги воды,- говорила Ира, улыбаясь.
-Ну и чего так кричать? Положила на батарею - и всё. Всё равно на улицу не ходит. Чего на Инну обижаться? Это всё равно, что на стену или на пододеяльник обидеться. Да, Ирочка?
-Ну, я это и пыталась объяснить ей. Но бесполезно оказалось. Ладно, давайте о вас.
-Да у меня, как всегда, всё нормально.
-Всё равно давайте померяем давление. Ну, вот 150 на 85. Повышенное.
-Да это я шоколаду поела. А чувствую себя хорошо.
-Ну и хорошо, раз хорошо. А я пошла дальше.
-Иван Викторович, доброе утро. Давление мерить будем?
-Давай мои таблетки.
-А давление?
-Не надо мне мерить!
Дедушка своеобразный, очень нервный. Иногда по своему самочувствию он просит померить давление. Ну а если говорит нет, то нет.
Следующая комната.
-Доброе утро, Валентина Павловна.
-Какое утро? Уже 12 дня.
-Ну, извините, добрый день тогда.
-Что так долго? Я жду тебя, жду!
-Если бы вы у меня были одни, я к вам сразу пришла. Какие жалобы у вас?
-Соседке моей надо глаза закапать.
-Валентина Павловна, к вашей соседке я обязательно зайду. А у вас что?
-Ты мне давление будешь мерить?
-За этим я и пришла. У вас 125 на 75. Нормальное давление.
-Я сегодня ночью выходила на балкон, и никому это не было нужно.
«Обалдеть, она на балкон выходила!... И что?»- подумала Ира. Но спросила:
-Что, сердечко шалило?
-Что спрашивать?! Вы должны об этом знать!
-Для того чтобы все об этом знали, нужна самая малость. Знаете какая?
-Ну и какая?
-Надо об этом говорить.
-Да,- не унималась бабулька,- и ещё, мне надоело закапывать глаза моей соседке. Я не обязана.
-Валентина Павловна, ну вас же никто и не обязывал.
-Но она же просит…
-Хорошо, я ей скажу, чтобы она не просила.
-Да мне не трудно.
«Да уж!!! То «надоело», то «не трудно». Сама себе противоречит».
7.
Следующая комната.
-Добрый день, Прасковья Ивановна. Давайте глаза закапаем.
-Давай.
-Вы к своей соседке не обращайтесь, чтобы глаза она вам закапывала.
-Я и не обращаюсь. Она сама предлагает.
«О Господи! Поди, разберись с ними…»
-Давайте давление измерим. У вас 140 на 80. Нормальное давление. Жалоб нет?
- Нет.
Следующая комната. Дверь открыта. Слышно, с кем-то Паненеев разговаривает. Подходит, смотрит: сидит тот около приёмника. Оттуда вырывается слово «культура». Он говорит:
-Так, по культуре кто там у нас? Выходи и докладывай.
Продолжает крутить колёсико приёмника. Кто-то поёт. Он стучит по столу:
-Не надо мне тут петь. Иди на место. С тобой всё ясно.
Крутит дальше.
-Ну, пой, пой. Вот что ты дальше петь будешь?
«Прямо как у Жванецкого: «Собрание на ликёроводочном заводе».
-Василий Алексеевич, доброе утро.
-Вы что, не видите, я занят! Зайдите попозже!
Ира закрывает дверь.
«Жуть какая!.. Ладно, здесь давление нормальное. А вот крыша у дедулечки или поехала, или память, или фантазия разыгралась. Всё-таки из бывших. Надо понаблюдать».
Дальше.
-Нина Михайловна, как ваше драгоценное?
Та кладёт книжку на подушку.
-Ой, наконец, Ирочка.
-Что такое?
-Да нет, всё нормально. Просто тебя рада видеть. Заждалась.
-Что читаем?
Да вот пытаюсь понять, о чём тут пишут.
-И как, получается?
-Да надо же время куда-то деть.
-Отличное занятие. Давайте руку, давление измерим. Ну вот, 180 на 90. Как голова?
-Нормально.
-Вот вам таблетки от давления. А это что такое?
На кровати, у неё в ногах, лежит огромный гаечный ключ.
-Я уже вторую ночь сплю отлично,- оправдывается старушка.
-И этому способствовал гаечный ключ?
-Да.
-Это хорошо. Если он помогает - ради Бога… Учту ваш опыт,- подбадривает её Ира.
Открывает следующую дверь. Острый запах мочи врезается в нос. Подставлет под дверь тазик, чтобы она оставалась открытой.
-Доброе утро, Евгения Тимофеевна.
-Ирочка, закрой двери.
-Не могу.
-Почему?
-У вас очень несвежий запах в комнате. Давайте окошечко откроем.
-У меня палатная убиралась, открывала окошко.
-Вы просто принюхались и не слышите. Когда заходишь к вам, то этот запах очень даже бьёт в нос. Поверьте мне. А потом вы же хотите, чтобы к вам люди приходили?
Евгения Тимофеевна гадала. И каким-то образом люди знали об этом. Ну и приходили, так сказать, гадать. Её холодильник всегда был забит всякими вкусностями, которые ей приносили, и которые ей было нельзя кушать. Но с этим было трудно бороться. Родственникам можно ещё сказать, что это нельзя приносить. И всё нормально. А тут люди разные, и несут от души… Поест бабулечка этого всего, а потом давление зашкаливает.
-Как голова у вас?
-Ой, болит!
-Давайте руку, померяем давление. У вас 180 на 90.
Что кушали?
-Мне копченые крылышки принесли. Вон там, возьми себе, угостись.
-Спасибо, Евгения Тимофеевна, мне нельзя копчёности.
-Почему? Очень вкусно ведь. Я целых шесть съела
-У меня потом давление повышается,- нарочно говорит Ира.- Да и вам же доктор говорил, что нельзя этого кушать. Да ещё в таких количествах.
-Я знаю. Но так хочется… Ирочка, давай я тебе погадаю?
-Нет, нет! Не надо. У меня обход. Вот вам таблетки от давления. А я пошла дальше.
8.
Из дальней комнаты послышалось:
-Брака-пука, брака-па, брака-пука, брака-па… Правильно, да?
«Надо зайти к ним. Как там Зеленский?»
Ира подходила к комнате почему-то с нехорошим предчувствием.
Это предчувствие оправдалось: Зеленский был мёртв!
«Старичок умер тихо и спокойно. Всё-таки 97 лет… Не каждый столько проживёт».
Ира набирала по телефону палатную, а Григорьев продолжал петь:
-Брака-пука, брака-па, брака-пука, брака-па… Правильно? Да?
Ира подумала: «Больше тебе, Григорьев, некому будет ответить:
-Правильно! Да!..»
Жизнь дома престарелых продолжалась. Персонал занимался телом Зеленского. А Григорьев Анатолий Игнатьевич пел свою БРАКА – ПУКУ.