Никто не поймет чужой боли,
пока сам не почувствует на себе удары,
которые наносил другим.
***
ЧУЖАЯ ДЛЯ ВСЕХ
повесть

Солнечные лучи опутывали просыпающийся город, щедро даря частицу надежды и тепла каждому, кто готов был открыть своё сердце.
Многие из нас, особенно пожившие немало лет на грешной земле, думают, что за совершённое нами когда-то зло, Бог помиловал, или же наша доброта осталась Им не замеченной. Но мы глубоко заблуждаемся! Природа никому ни за что не позволит плыть против течения времени. Каждый совершенный нами поступок возвращается, как подброшенный вверх камень, ну, а если не на нашу голову, то на голову наших детей.
В городской суете ничем не примечательная пожилая женщина шла медленным шагом, опираясь на палочку. Её полусогнутую фигуру слегка выпрямлял вещмешок на спине, в котором находился весь гардероб хозяйки и немного съестного.
Наконец, она доплелась до места, небольшой площадки возле церковной ограды. Служителей и прихожан она знала в лицо. Впрочем, и её знали, как бедную одинокую женщину, живущую на милость прихожан. Но и только - ведь она специально приехала сюда издалека, чтобы никто не мог раскрыть истинной причины её убогого вида.
Она была не единственной на паперти среди тех, кого называли за территорией церкви «попрошайками», а здесь получали понимание и сочувствие.
Как обычно, она сняла со спины мешок, поставила на аккуратно расстеленную газету, а рядом - картонную коробку для сбора милостыни. Развязала узел мешка, достала пластмассовую бутылку со святой водой, взятой из церкви, краюшку хлеба и начала грызть одиноким зубом.
День был воскресный, Покров. Церковь оживлённо заполнялась. Для попрошаек это своеобразный праздник - прихожане становились более щедрыми, чем обычно. Рядом с женщиной находились такие же, как она, бедолаги: старушка с трясущейся головой, двое бородатых мужчин – неумытые, нечёсаные. Особенно жалко смотрелся мужчина в старой инвалидной коляске - без ног и без правой руки, на потрепанной военной форме поблёскивала медаль «За отвагу».
Вся эта картина мало кого оставляла равнодушным. Нищий народ – тонкий психолог: входя в храм, кто ж из нас пройдет мимо, не положив на ладонь или в коробку монету? Все хотят быть безгрешными. Но, к сожалению, ни в чьей власти было что-либо исправить в жизни этих несчастных.
- Бог в помощь! С праздником, матушка, - поздоровался мужчина в инвалидной коляске.
- И вас с праздником, - ответила она.
- Матушка, извините, уже давно за вами наблюдаю. Вы всё время смотрите в землю, почти ни с кем не разговариваете, как будто вам всё равно - подадут или нет. Надо смотреть людям в глаза, чтобы совесть их проснулась.
- Не гневи Бога! – с досадой ответила нищая. - Каждый получает то, что заслуживает, просто так ничего не бывает. А то, что я стараюсь не смотреть в глаза людям, это моё наказание перед ними. Коли согрешил перед одним человеком, значит, ты виноватый перед всеми. Глаза, это зеркало души, а ноги - средство приближения не только к добру, но и к греху. Вот ты топчешь землю, а заодно тварь божью уничтожаешь.
- Да уж, мне-то топтать и топтать, - махнул одинокой рукой инвалид.
Бородатые мужики ощерились в хохотке.
- Свят-свят! - истово перекрестилась старушка, ещё сильнее затряслась головой. Женщина поклонилась инвалиду в пояс:
- Уж прости, не тебя имела в виду. Я ведь прошу Бога, чтобы он простил меня за грехи мои и моих предков, чтобы не пришлось расплачиваться за нас нашим детям. А то, что подадут мне, и на том спасибо.
- Дай Бог вам здоровья, - крестилась и говорила она каждому, кто бросал деньги в её бумажную коробку.
Каждая брошенная копеечка для некоторых прихожан была своеобразным откупом от попрошаек, их назойливого взгляда или настойчивых просьб. Только сама она не просила ничего, её голова была опущена и тихо себе под нос повторяла: «Господи, помилуй».
- Бабушка, бабушка! – молнией пронзил её сердце чей-то детский оклик. В одно мгновение оно перестало биться, остановилось дыхание, парализовало тело.
«Бабушкой» многие звали эту не столь уж старую женщину. Но с такой интонацией, как у девочки, стоявшей напротив неё, никто не произносил это простое слово «бабушка», всё было иначе!
Женщина подняла глаза и напрягла зрение: кто же посмел нарушить её покой? Сквозь стекла сломанных очков увидела силуэт девочки лет двенадцати. Поначалу она не узнала в ней внучку. Но кто, кроме неё, мог назвать бабушкой! Ведь с тех пор, как женщина покинула свой дом, прошло уже лет пять или шесть. Ничего удивительного в том не было: стремительно портящемся зрением не узнать внучку. Она сняла старые очки, давно сломанные, но она продолжала пользоваться ими: грели душу, как напоминание о прошлой жизни. И достала из кармана пиджачка очки, заботливо подобранные сыном – единственной отрадой. Она не могла примириться с потерей мужа, замкнулась в себе и за год постарела до неузнаваемости, пока не угодила в больницу, где постепенно шла на поправку. Однако здоровье уже было основательно подорвано, и зрение в том числе.
- Папа, обернись! Там бабушка! – настойчиво звала девочка отца.
Она не могла поверить своим глазам: у тротуара стоял её сын, который помогал беременной жене выйти из машины. Сначала он не обратил внимания на сказанное дочкой.
- Доченька, тебе показалось.
- Ничего не показалось, это же наша бабушка!
- Ну, хорошо, где она? – он наконец-то повернулся в сторону дочки, держа под руку жену.
- Не может быть, она только что стояла около ворот церкви!
- Что «не может быть»? - спросил отец.
- Только что стояла там, – дочь рукой показывала на место, где толпились нищие.
- Тебе показалось! Наверное, она смотрит на тебя с небес и радуется, а её душа молится за нас. Если бы она была жива, как обрадовалась бы, видя наше пополнение после долгого ожидания. Бабушка всегда мечтала ещё об одном внуке, мальчике, и даже имя выбрала.
- А как она хотела назвать?
- Именем твоего деда.
***
За последние пять лет она сменила немало ночлежек. С самого начала понимала, на что шла и не жаловалась на судьбу, которую сама выбрала. И это место, куда вернулась сегодня раньше, чем обычно, ничем не отличалось от ночлегов, где ей приходилось обживаться.
Дрожащими руками женщина сняла замок, висевший на деревянной двери, прикрыла маленькую, вполне пригодную для жилья подсобку в подвале полуразрушенного дома - раньше использовалась дворником. Но даже в таких условиях она чувствовала себя человеком, не смотря на испытания, которые предпочла для искупления вины и расплаты за прошлое.
Она щёлкнула задвижку на двери. В подсобке было безопаснее, чем во дворе храма. Сняла со спины мешок, достала бутылку с водой, сделала несколько глотков и помыла руки – «наконец-то у себя», - подумала она и присела на деревянную тахту - огромный ящик для инструментов дворника, служившей ей не только кроватью, но и стулом, и столом. На стене висела икона Божией матери, а под ней прибит небольшой кусок фанеры, который служил подставкой для свечи. Она зажигала её каждый раз, когда молилась утром или вечером перед сном. Вместо вешалки использовала гвозди, прибитые в стену над тахтой; висящая на них старая одежда использовалась не только в качестве покрывала, но и ковра на стене и обогревала зимой.
- Боже всемилостивый, прости и помоги вынести достойно мою участь, выбранную за искупление грехов моих и моих предков, помилуй детей моих, - повторяла она ежедневную молитву.
Снова перекрестилась перед иконами и присела на тахту, застеленную несколькими слоями бумажного картона, заменявшими матрас, а сверху - старой скатертью, которую в своё время, наверное, стелили на праздничный стол, уставленный разными угощениями и сладостями. Она любила эту скатерть за запах, его уловить могла только она. Вместо одеяла её тело согревал старый рваный тулуп, запахом напоминавший двор, где обитал скот, который женщина так оберегала, особенно козочку, дающую молоко для её детей, а потом и внучки, которая любила не только молочко, но и дергать вымя, подражая бабушке.
Она давно привыкла к такой жизни, если бы не этот случай у церковной ограды, так сильно потревоживший её душу. В этот праздничный день она увидела то, что можно было считать Божией карой или наградой за то, что женщина приняла удар судьбы. Она никак не могла прийти в себя. Не снимая давно уже просивших каши сапог, прилегла и с большим трудом накрылась тулупом. В надежде как-нибудь согреться, прижалась к горячей трубе, которая проходила через этот подвал и спасала от морозов, совсем не благосклонных к бездомным, кем она, по сути, и являлась.
Всё её тело дрожало - то ли от холода, то ли от впечатлений прошедшего дня.
Тулуп и тепло трубы, наконец, сделали своё дело: она перестала дрожать. Но теперь женщину охватило незнакомое ощущение: сердце стало биться гораздо чаще, чем раньше. Казалось, всё тело – одна сплошная сердечная мышца, и каждая клеточка его билась в одном ритме, но как бы отдельно, словно весь организм ополчился против своей хозяйки.
Она так ослабла, что руки, лежащие на трубе, уже не слушались её. Женщина повернулась с бока на спину, это произошло не по её воле – по инерции. Это движение стало последним в её жизни…. Ей стало жарко, тело обильно потело.
Она не могла даже пошевелиться. Тело, которое мгновения назад горело невидимым пламенем, сейчас словно окатили ледяной водой. И жуткая боль в суставах пронзила ноги. Постепенно тело стало опухать, словно надутый мяч - вот-вот лопнет! Спустя какое-то время, опухоль прошла, онемели кончики пальцев на ногах, руках, затем ощущение скованности распространилось по всему телу.
Потихоньку сердце стало успокаиваться, а затем как будто и вовсе остановилось. То же самое происходило с дыханием. Единственным признаком жизни были глаза, полные слёз, стекающих по испещренному морщинами лицу бедной женщины.
Она уже не чувствовала тела, как будто находилась в невесомости, и ей стало легко и свободно. Но разум, который правил когда-то телом, теперь остался во власти самого себя, словно свеча, которая перед тем, как погаснуть, начинает гореть на мгновение ярче…
***
За эти мгновения в сознании женщины промелькнула вся её жизнь.
Самое дорогое и бесценное, что даётся каждому человеку с появлением его на земле, это время. Время никто не может остановить или изменить, всё и вся под его властью. От самого человека зависит, как он будет ценить и использовать его, чтобы потом, в последние минуты, не жалеть о бессмысленно проведенных годах.
В первый раз она вышла замуж по глупости, не желая отставать от подружек, которые после окончания школы одна за другой выходили замуж.
Муж был старше неё, но их отношения складывались как отношения матери и послушного дитя. В семье он был единственным ребёнком; отец рано умер, и мать воспитывала его одна. Свекровь была человеком властным, и уже через месяц началось... Как это принято, в каждой семье есть свои традиции и устои, и появление в доме нового человека связано с изменениями этих традиций. Отсюда неизбежны конфликты, подчас затяжные. Если муж занимает чью-то сторону, то другой, оставшийся без поддержки, замыкается в себе и в самое неподходящее время может выплеснуть всё, что накопилось за долгое время!
С мужем они прожили десять лет. Детей не было. Жизнь шла по-разному, как течение реки зависит от места, где протекает – в горах или на равнине, но сама жизнь была чёрно-белой, скучной. Однажды пришло сообщение о гибели мужа. После похоронки, свекровь ушла в себя, и ещё невыносимее стали их отношения, друг друга винили в гибели близкого им обеим человека. Терпение женщины лопнуло: она стала не только защищаться от нападок старухи, но и первой нападать на неё. Роли теперь поменялись.
В этом доме раздражало всё, но особенно свекровь. Это состояние длилось до тех пор, пока она не определила её в дом престарелых.
***
В ушах прозвенел знакомый звонок будильника, который, не переставая, сообщал о наступлении утра. Она открыла глаза и увидела солнце, проникавшее сквозь занавески. Оно стало единственным её другом, способным проникнуть в душу и согреть её изнутри.
Она без охоты встала, голова трещала. Набросила халат на плечи и вышла на кухню. Здесь царил беспорядок - вчера отмечала с подругами свою помолвку.
Она поставила чайник.
Выпив чашку горячего кофе, она стала наводить порядок в доме и думать о предстоящем событии, которое должно быть нелёгким: она выходила замуж. Это решение она приняла после долгих лет одиночества.
Женщина не была такой изначально, такой её сделали люди и обстоятельства, а сейчас, спустя годы, раны были зализаны, но оставшиеся на душе шрамы время от времени напоминали о себе и могли разойтись в любую минуту, и тогда от неё можно было ждать чего угодно.
Говорят, время всё лечит, и она решилась на этот шаг. На тот момент все её ровесники уже имели стабильные семьи и взрослых детей. Она чувствовала не только одиночество, но и то, что в долгу перед жизнью.
***
Чем дольше проходила совместная жизнь с новым мужем, тем больше убеждалась, что не зря вышла замуж. Всё складывалось так, как она хотела. Одно лишь её беспокоило – отношения с мамой мужа. Как мать единственного сына, та боялась потерять над ним власть. А она, имеющая, как полагала, жизненный опыт, стремилась остаться независимой и не позволять никому властвовать над собой. Опасаясь повторения ситуации в отношениях с первой свекровью, которая покалечила её душу, она заняла наступательную тактику: быть полновластной хозяйкой квартиры.
***
- Ты долго будешь меня нервировать? – говорила она свекрови, поправляя штанишки годовалому сыну.
- Чем тебе не угодила пожилая женщина? В конце концов, ты оставишь её в покое или нет? – с возмущением сказал однажды муж.
- Я устала от её упрёков: дескать, я не правильно одеваю ребёнка, не правильно кормлю, не правильно воспитываю и вообще я не такая родилась…
И понеслось: остановиться теперь ей было трудно.
- У тебя что, нет тормозов? Чего разошлась? Когда было такое от моей матери? Она еле–еле ходит, и когда только всё успевает!? – мужчина с удивлением смотрел на свою жену и мать.
- Ты бы лучше угомонил свою мать, и пусть она не трогает меня! – не успокаивалась женщина. Даже слёзы ребёнка не остужали её пыл.
- Ты случайно ни с кем не путаешь мою маму?
- Никого я ни с кем не путаю, – пробормотала она себе под нос, но сердце говорило другое. Ей казалось, что каждое слово свекрови направлено против неё, она чувствовала себя загнанным в клетку зверем, хотя для этого не было никаких причин.
В глубине души она понимала, что неправа, но ничего не могла с собой поделать. Шрамы, оставшиеся на сердце от прошлой семейной жизни, были ещё глубоки и постоянно напоминали о себе.
Свекровь не хотела отвечать невестке, и в молчании прошла в маленькую комнату. Она проклинала тот день, когда согласилась переехать из деревни в город. Назад дороги не было, оставалось терпеть и терпеть. Она продала всё своё хозяйство, когда переезжала к ним: дом, участок, на вырученные от продажи деньги купили машину для семьи.
Невестка одела ребёнка и вышла с коляской из дома. Каждое утро она гуляла с маленьким Костей по скверу, и, нет-нет, да переговаривалась с молодыми мамами и папами. На этот раз, слава Богу, никого из знакомых не было, и можно было спокойно подумать. Она хотела понять, что же происходит с ней в последнее время? Вроде имеет всё, о чём мечтала, и в сложившейся обстановке, ни от кого не зависит, скорей близкие зависят от неё, буквально связаны по рукам и ногам!
Вдруг она заметила, что к ним приближается собака. Она остановилась, сердце бешено забилось. Она решила, что собака нападет на них, и ей стало страшно, она боялась не за себя - за ребенка. Хромая на заднюю лапу, собака подбежала ближе. Виляя хвостом, она смотрела ей в глаза, словно хотела что-то сказать, но не могла. Женщина решила, что она голодна и просит угощения. Она любила печенье, и во время прогулок всегда брала его с собой; достала из коробки несколько штук и положила на землю, собака мгновенно их слопала и стала просить ещё. Она достала последнее и протянула собаке. Та съела печенье, но не уходила и ждала следующую порцию.
- Хватит, всё, больше нет, – показала она пустую коробку от печенья.
Но собака не понимала её слов.
- Фу, плохая собачка, – начала отгонять от себя собаку.
Собака сначала отпрыгнула назад, а затем зарычала, обнажив зубы. Женщина больше не могла терпеть такой наглости, подняла лежащий на земле камень и бросила в неё. Собака заскулила и убежала прочь.
- Надо же, - подумала женщина. – Совсем как моя первая свекровь, - сначала улыбалась, когда я выходила замуж за её сына, а потом стала, как собака, лаять и кусаться, пока я не дала отпор. Интересно, кстати, как она? Наверное, там, где заслуживает. Все получают то, что заслуживают. Все свекрови одинаковые, как эта собака, неблагодарные - как хорошо не относись, всё равно не угодишь, как будто что-то отобрали. Такого отношения никто не заслуживает, все имеют права и свободны в проявлении своих чувств. И правильно я сделала то, что сделала! И моя нынешняя свекровь доиграется, если не возьмется за ум. А где ему взяться? Она постарела, и разум совсем потеряла…. Пока она не начала нападать, укажу ей на её место, так спокойнее. Я нахожусь в своём доме, значит, я главная, я хозяйка, – оправдывала себя женщина, ничуть не сожалея о своём решении. Она словно не замечала, что в коляске лежит пока ещё маленький сын, что и она когда-нибудь тоже станет свекровью.
***
Жизнь пронеслась так быстро, что она даже не заметила, как постучалась в дверь старость. Поняла она это тогда, когда её сын Костя, уже взрослый мужчина, объявил матери о помолвке и однажды привёл домой и познакомил с матерью свою будущую жену.
Она стояла на веранде и думала о своей старости, которая так похожа была на закат солнца. Надеялась только на хорошее, но её сердце что-то волновало. Она не могла понять, что именно - радость ожидания сына с невесткой, или жизнь, сулившая новые испытания?..
В жизни её было много всего: хорошего и плохого, горя и радости; издевались над ней, и она издевалась над другими…. Но всё это было забыто, кроме одного, что так не давало покоя и мучило особенно последние годы. По этой причине женщина никому не могла смотреть в глаза, словно боялась, что по глазам люди узнают о её страшном поступке. Часто во сне она видела перед собой свекровь, мать первого мужа, та смотрела на неё и, стоя на коленях, просила о прощении за ужасное отношение к ней в своё время. Она умоляла оставить её в доме и не отправлять в дом престарелых, ради возможности свободно ходить на могилки сына и мужа, чтобы найти последнее пристанище рядом с ними. Но женщина была к ней беспощадна за те страдания, которые ей пришлось вытерпеть. Она ощущала себя победителем времени, и это чувство дарило ей блаженство. Женщина не уступила.
Ей часто вспоминались последние слова свекрови, и не могла понять: давала она ей совет или заклинала:
- Хорошо, доченька, - сказала она. - Наверное, я заслужила такую старость. Я не могу судить тебя. И я была такой же жестокой по отношению к своей свекрови. Так повторяется многие поколения. Я не прошу тебя сделать исключение для меня, пожалеть – нет! Прошу лишь подумать, как остановить проклятие, которое не оставляет в покое нашу семью.
Свекровь еле-еле встала на ноги и посмотрела на невестку. Та увидела её глаза, и ей стало жутко. Её охватила дрожь. Перед ней стоял совсем не тот человек, которого она знала на протяжении многих лет. Перед ней стоял сильный духом и разумом победитель.
Свекровь ушла, не говоря больше ни слова, но оставила сложную загадку, на которую не могла ответить в последующие годы, пока сама не стала свекровью.
Время царствует над людьми, а не наоборот.
***
Если под одной крышей находятся две женщины, одна из которых жена, а вторая мать, обязательно происходит борьба за первенство. Старшая из них считает, что должна уступить невестка на том основании, что она первая прошла в жизни больше и, соответственно, больше понимает. Молодая женщина же оправдывается тем, что она сейчас главная, а время свекрови уже прошло, и её ребёнок уже не маленький, он уже взрослый мужчина и, создавая молодую семью, ведёт себя так, как считает приемлемым. Каждая тянет одеяло на себя и, в конце концов, оно рвётся, становится не годным и никому из них не достается. Из такой борьбы, обычно, никто не выходит победителем.
Беда в том, что истину обе понимают тогда, когда уже ничего не исправить.
***
- Мама, мы пришли, где ты? – спросил Костя из прихожей, помогая снять пальто своей жене.
- Я здесь, сынок, – она вошла в комнату на встречу молодой паре.
- Можешь поздравить, наконец-то у нас прибавление, и мы все вместе одна семья, – с гордостью произнес Костя.
- Поздравляю, сынок, надеюсь, оправдает мои надежды твоя супруга, – медленно, испуганным голосом произнесла она.
- Думаю, что оправдает и мою надежду, – улыбаясь, ответил он.
- Хорошо, сынок, главное для меня, чтобы вы были счастливы, а я уже постарела и хочется в старости понянчить внуков. Твой отец не дожил до этого момента, но он всё видит и, я уверена, радуется за нас.
***
Она благодарила Бога, что жизнь шла спокойно. Невестка оказалась кроткой, и старалась прислушиваться к свекрови даже в несправедливых, по её мнению, замечаниях. Пока не родила ребёнка.
Женщину очень радовало рождение внучки. Она думала, её жизнь не закончится, как закат солнца. Снова наступит утро, и на горизонте появится солнце, начнётся новый день – её жизнь в лице внучки.
Годы проходили почти не заметно, если бы не отношения свекрови и невестки в доме, которые в последнее время стали особенно напряжёнными. Постепенно она сдала позицию, то ли потому что постарела, то ли ей надоели бесконечные разборки. После появления дочки, невестка почувствовала власть и так вошла в роль, что стала цепляться за каждую мелочь и, наконец, начала издеваться над пожилой женщиной, поначалу в отсутствие мужа, а потом, не стесняясь и его.
После очередного скандала, она вышла на улицу и присела на длинную скамейку возле дома. Обеими руками оперлась на палочку, которая осталась с прошлого года, когда она упала и вывихнула ногу, и опустила голову на руки.
- Доброе утро, соседка, – поздоровалась пожилая женщина, проживавшая с ней в одном доме по соседству.
- Доброе утро, - ответила она, не поднимая головы.
- Что с вами, вам нездоровится?
- Нет, всё в порядке, просто голова закружилась, когда спускалась с лестницы, – ответила она, подняла голову и прислонилась к спинке скамейки.
- Вы, наверное, снова поругались со своей невесткой? – спросила соседка и глубоко вздохнула.
- Откуда вы знаете, что я поругалась с невесткой, да ещё и не в первый раз? – с удивлением спросила женщина.
- Я всё знаю. Думаете, если вы не отвечаете, голоса вашей невестки мы не слышим?
- Нет, вы ошибаетесь! Она не со мной ругается, а на ребёнка! – не уступала та.
- Ну, хватит! Вы не первая и не последняя. Все свекрови и невестки ругаются! Они как собаки: почувствуют слабость другого, и готовы растерзать за обиды, причиненные в своё время, когда были слабее. Вот возьмите меня: и я в молодости так же относилась к своей свекрови за её отношение ко мне, когда я переехала в её дом, потому и не обижаюсь сейчас на свою невестку, когда та начинает по поводу и без высказываться! Наверное, от обиды на меня, когда я учила её уму-разуму, а сейчас, она старается. Видно, была хорошим учеником.
Соседка улыбалась.
- Вы всё понимаете, но как будто хвастаетесь этим. Неужели вам никогда не хотелось изменить что-то в этом замкнутом в круге?
- А что я могу? Живу, как живётся.… Столько, сколько мне отмерено на этом свете…. А потом будь, что будет! Господь пусть рассудит наши деяния на этой грешной земле.
Слова соседки, словно молотком, ударили её по голове и напомнили последние слова свекрови: «Прошу подумать, как остановить проклятие, которое не оставляет в покое нашу семью. Пусть хоть наших внуков обойдет то, что мы пережили за нашу глупость». Она осмыслила сказанное и, наконец-то, получила ответ на вопрос, который мучил её почти всю жизнь, и подняла на соседку взгляд победительницы.
***
Женщина молча зашла в дом. Было воскресенье, и домочадцы были все дома: сын за столом занимался своими делами, невестка что-то готовила на кухне, а пятилетняя Маша играла в куклы. Она подошла к внучке, присела рядом, погладила по кучерявой головке.
- Боже мой! Как у меня, в детстве, – прошептала она, вспоминая свои кудри, которыми очень гордилась.
- Бабушка, бабушка, поиграй со мной, мама не увидит, она на кухне, – смотрела на бабушку и протягивала ей свою любимую куклу внучка.
- Хорошо, Машенька! Во что будем играть?- спросила она.
- Вот эта кукла будет мамой, а это я, – девочка подала бабушке игрушку.
- А почему мама-кукла маленькая, а ты - кукла большая? – спросила с удивлением бабушка.
- Как почему, я же вырасту, а мама постареет, и тогда я сделаю то, что захочу, – с гордостью произнес ребёнок.
- Чему ты учишь ребёнка!? Совсем из ума выжила в старости! - набросилась на неё невестка и отобрала куклу.
Она не стала ничего отвечать. Единственное, чего ей хотелось, - увидеть глаза сына. Она посмотрела в его сторону, но тот не обратил никакого внимания на происходящее, не повернулся даже после крика жены, молча, продолжал заниматься своим делом.
- Зачем ты ругаешь бабушку, мы же играем в маму и дочку, – заступилась пятилетняя внучка.
- Ничего, Машенька. Не играй в такие игры, мама права: в семье все должны быть одного роста, тогда каждый будет знать свою роль, а если кто-то меньше, как эта кукла, значит, на нём проклятье! Я помогу сделать так, чтобы все были одного роста, и проклятие не восторжествовало в нашей семье.
***
Это был в последний день её жизни, когда она видела внучку, и даже сейчас, когда душа покидала её тело, она слышала голос внучки: «Ба-буш-ка….», и где-то далеко начал теряться этот голосок, во имя счастья которого она и оказалась в одиночестве, чужая для всех, нищенка без рода и имени.
***
Дома Маша пересматривала альбом с фотографиями. Её интересовали старые фото, на которых она могла бы рассмотреть и вспомнить бабушку. Она не хотела верить, что ошиблась, ведь она чётко видела лицо бабушки, и потому так тщательно искала фотографии, чтобы рассеять свои сомнения.
В то время как пожилая женщина, совершая последний вдох, слышала теряющийся вдали тоненький голосок внучки, звавший её там, у церковной ограды, Маша чуть слышно шептала себе под нос: «Бабушка, родная, где ты? Или мне показалось!... Нет, это была ты. Я из тысячи узнала бы тебя, как ни постарела бы». Она не могла успокоиться. Полные слёз глаза еле различали лица на нечётких старых от времени фотографиях…
Девочка не знала, что бабушка, уходя из дома, незаметно унесла не только свои фотографии, но также всё, что могло бы напомнить о проклятии, переходившем из поколения в поколение на женский род, рождавший сыновей.