часть 2. Родня

Михо не понимал брата, который так хвалился своим новым положением, которое получил от новой власти. Для всех осталось загадкой, как он, с его характером и мышлением, оказался в рядах новой власти. После ухода из отцовской семьи о нем долго не было слышно, Михо и вся семья какое-то время искали его, но он как воду канул, никто не мог найти и, зная его отношение к жизни, даже подумали, что уже его нет на белом свете…

***
После революции Луарсаб вернулся в родное село уже как победитель, как герой.
Михо и Луарсаб жили в одном селе и оба получили равные доли наследства. Луарсаб не любил трудиться, и всё наследство пустил по ветру и уехал в город. Как остался ни с чем, в нём заселилась зависть к тем, кто имел хоть что-то, он и брата своего тоже за это возненавидел. Михо не раз пробовал помочь ему стать достойным потомком своих предков, но Луарсаб отказывался и считал оскорблением такой подход к себе, ставя себя выше всех. После Революции как нищему «пролетарию», толи за неизвестные заслуги новая власть поручила ему укрепить на крыше своего дома красный флаг. Как только он выполнил поручение, сделался председателем колхоза. На нем было одето кожаное пальто, на голове высокая шапка-ушанка, которую «украшала» большая красная пятиконечная звезда, - без слёз не взглянешь!
Луарсаб, как и другие, кто не любил работать, а любил только командовать, примкнул к новому режиму и представил себя пупом земли, полностью показав своё настоящее.
***

Не смотря на голод вокруг после революции, они старались не афишировать своё происхождение и возможности; жили как все и держали при себе свои эмоции и взгляды на происходящее.
Как многие другие, они, оказавшись в таком тяжелом положении, когда человеческие ценности ставились ниже куска хлеба, старались не потерять того, чем гордились их предки. Они продолжали быть достойными детьми Божьими, и это давало силы переживать происходящее и не терять лицо хотя бы перед собой.
***

Немало воды утекло, пока, наконец, не успокоилось всё вокруг. Более- менее устаканилась жизнь, не так, конечно, как жили они и их предки в своё время, но жить можно было, с той лишь разницей, что вместо Библии, Марксизм - Ленинизм, места веры в Господа Бога - Коммунизм. Люди находились под влиянием насилия и не понимали, как оказались в руках Дьявола. Каждый верующий уже привыкал к такой жизни и начинал верить, что по каким-то случайным обстоятельствам погиб и сейчас за грехи свои после страшного суда оказался в аду, где обязан пройти испытания и наказания, чтобы вернуться туда, где закончится его по-настоящему богоугодная жизнь, где царит человеколюбие.

Михо, как один из последних представителей той эпохи, особенно тяжело переживал происходящее. Он многое понимал, но не мог понять, куда исчезли духовные ценности, откуда появилось столько ненависти, зависти. Неужели мы превращаемся в зверей? Звери - часть природы, идеально исполняют своё предназначение перед Создателем, а мы - единственные представители разума в природе, которых создал Всевышний, надеясь, что мы не только оценим Его творение, но и убережем, улучшим сотворенное Им, и решим то, что даже Ему не посильно было, своё предназначение не исполняем. Как каждый мужчина создает семью, так и Бог создал природу и сотворил Себе подобного, учил, растил, чтобы они продолжали Его дела лучше, чем Он. Каждый мужчина как отец ценится тогда, когда дети его лучше него самого, в противном случае грош цена такому отцу, а чем хуже Создатель? Не для того старался Всевышний, чтобы дети Его не только не предпочли дел Его - объявили Ему войну. Не дай Бог, чтобы Отец наш заклинал тот день, когда создавал себе подобного. К сожалению, даже звери не натворили бы того, что творят люди.
***

- Бедная семья Василия: сегодня поздно вечером его забрали. Даже не дали одеться теплее, а ведь на дворе осень, уже холодает, как был в тонкой домашней сорочке – так и посадили в машину. Даже со скотом так не обращаются, когда везут на бойню, - говорила Мария, жена Михаила – старшего сына Георгия, занавешивая окно, боясь, как бы не заглянул кто-нибудь и разделили они судьбу соседа.
Накануне Василий выступил на колхозном собрании и выразил своё недовольство. Все молчали, зная итог такого поведения, но Василий не мог стерпеть, видя, как голодает его семья. Ведь вместо платы за труд, они получали только отметки в растрёпанной тетради - «палочку» за каждый рабочий день, и этим заканчивался каждый месяц; и даже осенью во время сбора урожая не получали почти ничего, кроме пропаганды светлого будущего.
- А вы молчали?! – обратил внимание сын Михаила, который внимательно наблюдал за напуганными родителями.
Слава Богу, ты маленький, и это тебя не касается. Вырастешь и всё поймешь, а может, тогда всё будет по-другому…. Ты лучше садись за уроки, не забил, что завтра контрольная? – одной рукой Мария гладила по голове сына, а другую - держала на груди, как будто боялась, что выпрыгнет сердце. Она боялась сказать лишнее, зная, что и у стен есть уши.
- Нет, сколько можно терпеть? Сколько лет прошло после Революции, а до сих пор одно и то же. Я даже не могу выплеснуть эмоции, которые меня уничтожают изнутри! – Георгий всегда тяжело переживал происходящее, болел он не за себя, а за молодых, тех, кому жить дальше.
- Отец, дорогой, лучше молчи и так не говори, а то услышит кто, и нас тоже …, – махнула рукой Мария.
Что за время, – возмутился Георгий, – даже не могу высказать своё мнение в своём доме?
Нет, не можем, - подержал в разговоре жену Михаил, – не только у стен есть уши, даже с детьми нельзя об этом говорить - ребенок есть ребенок. А вдруг что-то не то скажет в школе, и всё, мы все погибнем! Отец, ты слышишь радио? – указал он пальцем на стену, где висел черный приемник, который практически не замолкал.
-И что, сынок? Там всё время о чём-то сообщают, а я не могу перебивать своим мнением? Они что там, обидятся, или мешаю болтовне?
-Нет, отец, ты не мешаешь и не обидишь эту тарелку, как ты её называешь. Просто они тебя слышат, как ты их, и когда-нибудь придут и ... не дай Бог! Даже не хочу говорить…, – он хотел напугать отца, чтобы тот не говорил всё, что приходит в голову.
-Тогда выключи радио, и как я не буду их слышать, так и они не услышат то, что я говорю, – не мог успокоиться Георгий.
-Нет, нельзя выключать радио! Если кто-то заедет к нам и увидит, что мы его отключили, подумает, что мы о них говорили и потому и выключили, - объяснил Михаил отцу.
***
После Революции у них отобрали первый этаж и сделали кантору колхоза. Особенно они боялись, что кто-то мог остаться там ночью, и прежде всего - своего брата, который не отличался большим умом, но мог бы подумать и сделать против них такое, чего и врагу не пожелаешь.
Колхоз отобрал не только часть их дома, - почти все земли, которыми они владели, скот, который имели во дворе, и часть скота, что находился на пастбищах. Михаил, не смотря враждебное отношение брата, и зная, что тот мог «настучать», так как являлся председателем колхоза, на свой страх и риск скрыл часть имущества. Он надеялся, что его брат имел хоть немного ума, в противном случае, раскрылось бы его происхождение, и тогда он сам встал бы рядом с ними на расстрел. В лучшем случае его ожидали каторжные работы. Благодаря этому они жили небедно как другие, но старались не афишировать не только состояние, приобретенное тяжёлым трудом, а также - своё мнение на новую жизнь.
Время тянулось, все были напряжены. Боялись все: не только простой народ, который боготворила новая система власти только на лозунгах, а в жизни относились как к скоту, - боялись сами чиновники любого эшелона, за малейшую ошибку или чей-то нелепый донос могли разделить судьбу тех, на кого сами доносили. Душевная теплота в отношениях между людьми исчезла, лопнула, как мыльный пузырь. От страха, они писали друг на друга донос, думая, что если не оклеветать другого, последний донесет на него. Все смотрели подозрительно, опасаясь не только соседей - начался раскол между отцами и детьми. Новая система управления овладела всем словно черная осенняя туча, закрыв собою солнечный свет; уничтожила урожай; богатства, наколенные за долгие годы, уносил ветер, а мороз убивал то, чему ветер не смог навредить. Это было не самым страшным, хозяйство и богатства те, кто умел и хотел трудиться, всё равно нажили бы, как не мешали, хуже всего было то, что насильно отобрали у людей веру, и это стало главным чиновничьим оружием против своего народа. Люди стали бояться стука в дверь более Страшного суда: Бог мог помиловать, чиновник нет.
Говорят, время всё лечит, шли годы, люди привыкли к такой жизни, воспринимая всё как должное. Приходили новые поколения, почти ничего не зная настоящего о прошлом, делали и изучали то, чему учила новая власть.
Луарсаба арестовали и расстреляли как врага народа за хищение и уничтожение колхозного имущества. Говорили, будто по его указанию был сожжен склад пшеницы для прикрытия недостатка собранного урожая. Его заложили сами поджигатели. Правда это была или нет, известно одному только Господу Богу…
Жену Луарсаба после ареста мужа через недели тоже арестовали, и потом никто ничего не знал о её судьбе, а несовершенного сына Ивана увезли детский дом.
***

-Иосиф, сынок, не забывай никогда: Иван - твой брат, и внук твоего деда. Он не должен чувствовать, что он сирота. Тебе, кроме двух сестёр, Господь подарил не только брата, но и защитника! Вы двое - большая сила, не один враг не победит вас. Постарайся облегчить его жизнь и помоги забить те испытания, которые пришлось ему пройти. Ты намного старше, и как старший брат береги его, это твой долг, сын мой.
-Знаю, матушка. Почти каждый раз говоришь мне одно и то же перед поездкой на летнее пастбище, да я ведь уже не маленький, мам! Видишь, какой наследник растет у меня! Автандил станет кормильцем нашей семьи, как я после отца. Не думай ни о чём. Я не опозорю имя моего отца, Царствие ему Небесное, - сказал и перекрестился.
- Ради наших детей, будь осторожнее, дорогой. Не хочу оговаривать Ивана, но мне не нравится, как он на тебя смотрит, – прошептала Кето, жена Иосифа, гладя его лошадку
- Хватит прощаться, Кето, а то я скоро заплачу, – прервала Мария прощание супругов.
- Мама, на тебя оставляю жену и детей, надеюсь, не почувствуют моего отсутствия, пока я на пастбище, – с одного вдоха вскочил на лошадь, которая гордо стояла перед хозяином.
Вся семья, провожая Иосифа и Ивана, чувствовала надежду на завтрашний день, и гордость наполняла их сердца.
***

Шёл двадцать четвёртый год после конца света для многих, бедный народ только начал оправляться от такого, как началось новое испытание жизни, война, которая оставила глубокие раны в каждой семье.
-Кето, вставай! Уже шесть часов, пора. Нужно выгнать скотину на пастбище, а она не доена. Коровник уже убран. Твои сиротки скоро встанут, а молоко только вчерашнее, - будила моя прабабушка Мария. По хозяйству им помогали семьи, бежавшие от войны. В доме Марии они были приняты как родные, все вместе ждали и надеялись на лучшие времена.
Кето овдовела в двадцать пять лет, на руках осталось трое детей, старшему было восемь, а младшей только что исполнился год, когда сообщили, что её мужа отравили и не смогли спасти.
Кето изменилась после смерти мужа: любимый цвет одежды сменился чёрным, на лице застыла грусть, из болтушки и хохотушки она превратилась в задумчивую женщину. Больше всего угнетало её то, что Иосифа убил двоюродной брат Иван, человек которого приняли и поддержали после всех испытаний, которые пришлось ему пройти. Иван отравил своего двоюродного брата за стадо баранов, которое он в отсутствие Иосифа продал и списал на волков, а когда Иосиф узнал правду, Иван отравил водку и уехал, оставив без присмотра хозяйство.
***

Иосифа ни столько волновала потеря скота, сколько Иван: где он, куда мог уехать? У него не было никого кроме них, и кому нужен он был с его-то прошлым. - Зачем всё это, - думал Иосиф и не мог понять своего брата.
Ему хотелось быстрее вернуться домой, обнять мать, жену с детьми, успокоится и забыть весь этот кошмар, как сон.
Иосиф открыл дверь небольшого одноэтажного деревянного дома, который был построен ещё его дедом. Ноги не слушались, как будто какая-то неведомая сила не желала впускать его внутрь дома, но Иосиф пересилил себя и вошел. Посреди комнаты стоял стол со стульями. Он вспомнил, как после работы они обсуждали с Иваном прошедший день и планировали следующий, он дорого заплатил бы, чтобы вернуть то время, но это не было в его власти. На столе он увидел бутылку водки и закуску, будто кто-то ожидал его. «Бедный Иван, видно хотел извиниться, даже ничего не поел, так и уехал, наверное, совесть, замучила», подумал Иосиф, налил себе стакан, выпил в надежде заснуть быстрее, чтобы скорее наступил новый день, может быть, Иван передумает и вернётся.
***

-Уже год как закончилась война, а хлеб все равно по талонам! – возмущалась Кето.
- А может, хватит, мам? Ещё кто-нибудь услышит и поймёт по-другому. Мы живём не хуже чем другие, – перебила разговор старшая дочь Кетевана.
- И, слава Богу, доченька! Пусть земля будет пухом всем мужчинам нашей семьи. Только безбожник твоему отцу не дал до конца исполнить свой долг перед нашей семьей и перед Родиной!
- Зато, мамуля, вчера вся школа готовилась встречать день победы, почти все принесли фотографии своих родственников, тех, кто воевал, а я тихо молчала, пока перечисляли героев, сначала тех, кто погиб на фронте, а потом - кто вернулся, - взахлёб рассказывала Нунука, пока ее не перебила мать.
- И что, Нунука, тебе было стыдно, за нашу семью? - вкрадчиво спросила Кето.
- Сначала да, было стыдно, а потом, когда директор школы закончила перечитывать списки героев, ты не представляешь, фамилию нашей семьи назвала отдельно!
- А что натворили, доченька, такого? – с испуганными глазами присела на стул Кето.
- Мамуля, не перебивай, а то не дослушаешь до конца, и тебе станет плохо.
- Хорошо, только поскорее, моя болтушка, а то у меня сердце, если не остановится, то точно выскочит из груди.
- После перечисления героев, директор школы также начала перечитывать фамилии. Я также испугалась сначала, как ты, но когда она особенно отметила нашу фамилию и потом всем разъяснила, что даже в такое тяжелое время семья, оставшаяся без мужчины, не только помогла школе, но и внесла большой вклад для фронта! Что наша семья сдавала коров, баранов, шерсть и шерстяные носки для солдат, так нуждавшихся в нашей теплоте, этим согревая не только ноги, но и их душу. Значит, не зря ночами не спали, когда вязали вместе с бабушкой носки для фронта. А я-то думала, для чего столько!?
- В школе как узнали, мам? Я не афишировала, мы считали это нашей обязанностью, не только перед Родиной, но и перед совестью наших предков, они нас так учили, и мы не ждали за это ни какой похвалы.
- Так или иначе, все знают обо всём, ведь не зря говорят, и у стен есть уши!
- Хорошо, уже пора, доченька, бабушке уже трудно поднимать тяжести, а ты уже большая девочка. Брат твой, ты же знаешь, после школы всё время на пастбище. Сегодня праздник, и пораньше надо доставить в город на рынок свежее мясо, выручить за него деньги, которые тебе так пригодились бы, у тебя ведь скоро выпускной, нужно подобрать приличное платье, пора выглядеть более взрослой. Хорошо было бы поторопиться, а то будем мешать, и не до нас будет встречающим праздник. Рядом с тем местом, куда мы сегодня идём, открывается парк победы, будет много людей, должна быть не плохой торговля.
Нунука, молча исполнила мамину просьбу, выгнала во двор осла и начала помогать собираться в дорогу.
***

Было раннее утро, солнце медленно поднималось на горизонте, и все ещё чувствовалась ночная прохлада. Медленно, с разных сторон собирался народ.
- Вот и всё, приехали, доченька, давай здесь выгрузим, вчера не всем хватило, и я пообещала сегодня на этом же месте стоять.
Нунука помогла матери выгрузить тщательно завёрнутые в газету куски бараньего мяса, что висели на спине осла с обеих сторон.
В этот праздничный день торговля шла лучше, чем в предыдущие дни. - Ещё немного, доченька, и уедем домой, - радостно сказала мама, а пока ты продашь остатки, я схожу займу очередь за хлебом и заодно присмотрю для тебя платье.
- Хорошо, мамочка! Я всё продам и буду ждать тебя.
Из тряпочного кошелька мать достала часть денег, вырученных от продажи баранины, и ушла за хлебом.
- Кому свежей баранины?! – громко зазывала покупателей Нунука. Она выглядела смешно, одетая как пожилая женщина: на голове завязанный спереди на большие два узла платок, вязаная серая кофта и на талии завязанная шаль; на ногах большие, не по размеру, калоши на красные туфли, - все это смотрелось так нелепо, что никто и никогда бы не подумал, что под всем этим молодая девушка, которой только что исполнилось семнадцать лет. И только тоненький голосок, и нежное круглое личико с большими черными глазами могли выдать столь юный возраст. Как на зло, никто из множества проходивших мимо не замечал ее. Так много незнакомых людей, на лицах которых не было никаких эмоций, словно в театре кукол, а сверху ими управляет кукловод. Нунука на минуту закрыла лицо руками и потерла уставшие глаза, убрав ладони, она на секунду замерла. На другой стороне дороги стоял молодой человек лет двадцати пяти, высокий и статный, одетый в милицейскую форму, которая была ему к лицу. Он как будто ждал, что Нунука посмотрит на него, и тут же быстрым шагом направился в ее сторону. Торговля на этом месте уже не разрешалась, потому что эта сторона дороги проходила как раз на пути в парк.
- Младший сержант …, - представился милиционер Нунуке, отдавая честь с улыбкой на лице от ее внешнего вида.
Нунука от неожиданности вздрогнула, когда повернулась лицом к лицу и чуть не столкнулась лбом с молодым милиционером. Ноги подкосились, стали словно из ваты, голова закружилась, а по спине, словно по команде, пробежала легкая дрожь. Нунука почувствовала, что падает. Сержант, быстро оценивший ситуацию, подхватил ее за руку и удержал от падения. Он держал ее так нежно, как только что раскрывшийся бутон розы, что срезали и осторожно взяли в руки, боясь её острых шипов.
– Сударыня, если вас не затруднит, перейдите на другую сторону улицы, сегодня праздник. У меня приказ, торговля на этой стороне запрещена.
- Что здесь смешного, товарищ милиционер? – испуганным голосом прошептала Нунука. Она впервые стояла так близко перед молодым человеком, и разговор начинался на языке закона.
- Уважаемая, здесь стоять запрещено, пожалуйста, перейдите на другую сторону улицы, - повторил сержант.
- Я никуда не перейду, пока мама не придет, – упорствовала Нунука.
- Пожалуйста. Скоро будут проверять, а что я скажу? – чуть не умолял капризную девчонку.
- А как я перенесу всё это? Столько машин, а вдруг попаду под колесо? – больше и больше упрямилась Нунука.
- Не бойся, я помогу, дорогая, – видно, сержанту больше было интересно общаться с ней, чем исполнять свои обязанности.
- Я не вам дорогая, - возмутилась девушка.
- Хорошо, сударыня. Так разрешите обращаться? – с серьёзным лицом, еле сдерживая смех, отвечал он.
- Так разрешаю, – с гордо поднятой головой произнесла Нунука так, что сама испугалась своего тона.
Нунука сегодня не только в первый раз столкнулась лицом к лицу с реальной жизнью и разговорилась с молодым мужчиной, она почувствовала, что именно сегодня закончилось детство, и впереди открылась дорога во взрослую жизнь.
Как близкие люди, они помогали друг другу собрать остатки баранины, как будто несколько минут ничего не произошло, и всю жизнь они были знакомы. Загрузив на осла мясо, двинулись на другую сторону улицы. Нунука взяла узду осла и вслед за милиционером начала переходить улицу. Она не поняла, как её рука оказалась в его руке. Другой же рукой сержант останавливал проезжавший транспорт. Нунука уже не только не возмущалась, а наоборот была даже не против держать эту руку всю жизнь. Её сердце билось так, как будто она долго бежала, все тело охватила незнакомая дрожь, которая одновременно пугала и была приятной. Несколько метров дороги показались ей самыми широкими, чем когда-либо она видела, шире чем, весь город, который казался таким красивым. Она чувствовала, что этот «незнакомый» человек, который переводил её с одной стороны улицы другую, открыл ей эти незнакомые ощущения и дал почувствовать себя такой защищенной, что может сделать только настоящий мужчина, которого им так не хватало в семье.
Руки, что держали друг друга, словно приросли. Не смотря на весеннюю прохладу раннего утра, когда солнце ещё не обогрело воздух, было заметно, как оба раскраснелись.
- Вот и всё, а вы боялись, – дрожащим голосом выговорил милиционер, – разрешите, наконец, представиться.
- Вы уже не только представились, - перебила Нунука похожая на красное яблоко, - но и даже испугали меня по началу.
- Я приношу свои извинения, если я вас напугал, не думал, что вы так все воспримите, – оправдывался милиционер, не зная, как загладить свою вину.
- Хорошо, только не так официально, а то в детстве нас с братом пугали милиционерами.
- Дмитрий, можно просто Дима.
- Нина, просто Нунука, – посмотрев на протянутую ухоженную ладонь Димы, как будто он ждал не только ее встречного рукопожатия, но и предлагал ей руку и сердце. Нунука протянула на встречу свою руку, как будто боясь не вернуть обратно вместе с сердцем.
- А сейчас мне пора, Нунука, я на службе, до свидания, – повернулся и начал медленно уходить ее новый знакомый с того места, которое надолго оставит след в ее жизни…
- До свидания, - прошептала Нунука. – Она смотрела вслед Дмитрию, боясь, что это их первая и последняя встреча. Встретиться случайно в таком большом городе при таких нелепых обстоятельствах, другого раза может и не быть…
- На кого смотришь доченька? – оторвала её от размышлений мама.
- Ни на кого, мам, оказалось, там, где ты меня оставила, сегодня нельзя торговать, и товарищ милиционер помог мне перенести мясо, - оправдывалась она.
Нунука не понимала, что происходит в её душе, как будто всё внутри перевернулось, она видела все совсем другими глазами, весь этот мир, словно только сейчас заметила, сколько людей вокруг неё, все как будто за неё радовались, друг друга поздравляли, как близкие обнимали и дарили цветы. Какое счастье жить на свете в окружении всех этих людей, которые смотрелись так красиво и счастливо, как весной покрытое цветами поле. Дарящее душевное волнение, счастья, и аромат полевых цветов, нежность, любовь и веру на завтрашний день, всем окружающим.
- Доченька, что с тобой? Вскружило голову праздничное настроение? Как будто ты не видишь меня, - возмутилась Кето, держа в руке бумажный сверток.
- Нет, мама, просто я впервые вижу столько счастливых людей, как будто, наконец, наступила весна после скольких лет.
- Смотри, доченька, город - не деревня, и улица, не наш двор, веди себя так, чтобы никто не постыдил то место, где ты родилась, и пора бы уже собирать остатки и ехать домой.
- Мам, а может, мы присоединимся, и вместе со всеми пойдем в парк, где откроют памятник неизвестному солдату? – предложила Нунука.
- Как ты представляешь себе это? Посмотри, как мы одеты! – ответила ей мать, – Даже не замечаешь что за сверток у меня в руках.
- Прости, мамочка, я так увлеклась разглядыванием людей, что даже не заметила, как ты подошла, – Нунука не могла отвести взгляд от того места, где увидела Дмитрия в надежде, что он снова вернётся на свой пост.
- Это тебе, почти такое, как ты просила. Немного ушьем, и будет как раз, будто специально для тебя шили, и ты на выпускном вечере в школе будешь смотреться как принцесса.
- Можно примерить?! – она представила себя в красивом платье перед Димой.
- Потерпи немного, дома примеришь, доченька, а сейчас пора домой.
Нунука шла за ослом, которого вела мама, с опущенными плечами словно в чём-то провинилась и боялась наказания.
- Вот и приехали, – с облегчением вздохнула Кето.
***
- Мама, взгляни, какая невеста выросла из строптивой девчонки, – говорила Кето Марии, смотря на дочку, которая крутилась перед большим зеркалом.
- Да, доченька, дорого отдала бы и даже жизни не пожалела, чтобы мой Иосиф увидел её, – вытирая слёзы платочком сказала бабушка Мария.
Кето тоже не смогла сдержать слёз и вышла из комнаты на балкон, не желая портить настроение дочке.
- Боже, прости нас, мы тут веселимся, а мой муж не может видеть всего этого, - запричитала Кето.
- Не плачь, доченька. Он всё видит с небес и тоже радуется вместе с нами, молится за нас. И так будет до тех пор, пока наши потомки будут помнить своих предков. А эти слезы, слезы радости и надежды на жизнь, которую хотели они для наших детей, – Мария обняла Кето, которая настойчиво продолжала смотреть в небо, как будто звала своего мужа с небес.
- Ну, как я? – прервала их разговор Нунука.
- Ты просто красавица, – похвалила мама. – Только снимай, а то зацепишь где-нибудь и на выпускной придется идти в штопанном.
- Нет, мам, я буду аккуратно носить, мне очень нравится, – она с восторгом рассматривала платье.
- Хорошо, доченька, ты уже взрослая и пора уже самой решать многие вопросы, касающиеся тебя.
- А можно мне поехать в город в новом платье? – не удержалась и чуть не выдала себя и свою тайну Нунука.
На лице Кето грусть сменилась улыбкой.
- Да, - протянула она, - и в кого ты вышла такая хитрая?
- Нет, мамуля, я так была одета, что даже никто не смотрел в мою сторону, а так точно допродам то, что осталось сегодня, – оправдывалась девушка.
- Хорошо, но смотри, не всегда выходят на продажу в таких красивых платьях.
Ночью Нунука не могла заснуть, она представляла встречу с Дмитрием. Узнает он её или нет в новом платье? - думала она и ждала утра, но утро, как назло, никак не наступало.
***
Чем ближе приближались они к городу, тем быстрее билось её сердце. - Еще один переулок, и мы на месте, – думала она и чувствовала, как от волнения потеют ладони. Она смотрела вокруг, и каждый дом, каждая улица, и все, кто находился в этом прекрасном городе, который так тянул её к себе, казались ей такими родными и знакомыми, будто провела здесь всю жизнь.
- Давай там остановимся, доченька, а то, как вчера будем мешать, – указала Кето на то место, где расстались накануне Дмитрий с Нунукой.
- Нет, мамуля, не будем мешать, сегодня же не праздник! – отвечала Нунука, а сама думала, что если сегодня тоже будут нарушать, тогда он обязательно подойдет, и продолжится их знакомство.
Нунуку совсем не волновала баранина, её голова была забита совсем другим. После того как разложили мясо, Нунука сняла черные калоши с красных туфелек, поправила платье и начала оглядываться вокруг, каждого милиционера она принимала за Дмитрия. Она не знала что у него после вчерашнего дежурства сегодня выходной. Он обязательно вернулся бы, если он не находился на казарменных условиях.
***

Через месяц после первой встречи Дмитрий нашёл, где жила Нунука, а ещё через три месяца они поженились.
Им казалось, что счастливее их не было на свете, они радовались каждому дню, не смотря на тяжёлые времена, которые пришлось им пройти. Но духовность и теплота, надежды на завтрашний день обогревали их и дарили веру в лучшее. Они же уже имели то, ради чего человек живёт на земле: Дмитрий работал в милиции, а вечером учился в университете на последнем курсе юридического факультета, а Нунука занималась домашними делами и готовилась стать матерью.

Снега на улицах города почти уже не было, но всё ещё чувствовалась зимняя прохлада, зима не хотела уступать место весне.
Зазвенел будильник, Дмитрий повернул голову и нажал кнопку: «Пора вставать».
В это время Нунука уже готовила мужу завтрак. Она всегда трепетно относилось к одежде мужа и, особенно, милицейской форме; она полюбила не только его, но и всё, что было связано с ним. Особенно старалась вывести стрелки на шароварах, чтобы видны были женские руки, и где бы не находился, он также чувствовал её присутствие.
Нунуке нравилось смотреть, как он ел. Она была довольна, что родной человек с удовольствием кушает с любовью приготовленные ею блюда и идёт на службу накормленный, чисто одетый. Она чувствовала себя как за каменной стеной, но всё время боялась чего-то, отправляя мужа на работу.
После утреннего осмотра, Дмитрий как обычно направился на свой участок. Своё утро он всегда начинал с того места, где в первый раз увидел свою судьбу, которую сначала принял за пожилую женщину из-за наряда. Это место было связано не только с приятными воспоминаниями, - от него он получал огромную энергию. Он шёл знакомыми улицами, и его душу грела любовь, он был уверен в завтрашнем дне и надеялся на лучшее.
На улице не было ни души, город еще спал сладким сном. Тишину нарушал лишь ветер, распугивая воробьев, которые кучками сидели на ветках с еще не раскрывшимися листьями.
Неожиданно раздался крик. Дмитрий увидел как женщину, переходящую на другую сторону улицы, на большой скорости сбил трёх колёсный мотоцикл и, не останавливаясь, продолжил движение, словно ничего не произошло. Видно, в отсутствие людей преступник хотел незамеченным покинуть место происшествия.
Дмитрий не мог поверить в происходящее: на пустой улице мотоцикл сбил единственного пешехода. Видя эту картину, он бегом, почти с прыжка перегодил дорогу мотоциклу.
Мотоцикл резко затормозил и остановился, за рулём сидел нетрезвый мужчина в военной форме.
- Товарищ майор, вы сбили женщину, прошу вернуться на место происшествия, - четким голосом отрапортовал Дмитрий.
- Как ты смеешь, сержант, меня останавливать и со мной так разговаривать? – майор срывался на крик, и запах спиртного распространялся по улице.
Дмитрий хотел повторить сказанное, и повторно отдавая честь, приложил правую руку к фуражке, но он не успел ничего сказать, как погремел выстрел.
Дмитрий упал на проезжую часть. Пробитая пулей голова ..., рука, которая так и легла рядом с ней, отдавая честь Родине и совести. Он хотел служить и радоваться жизни, особенно сейчас, когда обрел любовь и создал семью, которую любил и оберегал, для которой был опорой, каменной стеной, на которую так надеялись. Он лежал в луже крови, и его ясные глаза смотрели в синее небо, словно безмолвно молили Бога помочь, если не ему, хотя бы его семье: жене и ребенку, который должен был скоро родиться. Он лежал рядом с тротуаром, возле того места, где встретил своё счастье, здесь же его несправедливо отобрали у него….
Перед судом стояла восемнадцатилетняя девчонка в чёрном длинном платье, её мокрые чёрные глаза смотрели вперёд и умоляли Бога вернуть время обратно. В правой руке она держала грудного ребёнка, а левой - прижимала к сердцу красное яблоко, что лежало у Дмитрия в кармане перед убийством, которое Нунука, провожая мужа на работу, положила ему в карман.
Она не понимала, за какие грехи расплачивалась сначала её мама, а сейчас и она. После смерти Дмитрия, на восьмом месяце жизни заболела воспалением лёгких и умерла их дочь. Ребёнка похоронили рядом с отцом. Нунука со стороны видела себя, как катится в глубокую волчью яму, после того как похоронила дочь рядом с мужем и осталась одна. Она потеряла не только любовь, потеряла всё: любовь, веру и надежду на завтрашний день.
Она стояла перед могилой самых близких и дорогих людей, которых так же быстро потеряла, как и приобрела. Она знала, что его никто не заменит. Для неё его могила всегда будет дороже, чем все мужчины на земле вместе взятые. Она похоронила не только мужа - вместе с ним первую и последнюю любовь, она не хотела жить без него, но не могла позволить себе такой роскоши, она должна быть сильной, чтобы жить, жить для них и сделать то, что им не дано было больше сделать.
***

«Заклятие - грех, особенно самого себя. Заклинаешь, значит, берёшь на себя ответственность перед Богом. Воля Божия кого наказать, а кого помиловать. Мы не боги, чтобы решать это. А если кто возьмет эту миссию на себя, тому придется отвечать перед Богом! Если не ему, то потомкам его, многократно».