В аэропорту.

Проверка паспортного режима подходила к концу.

Вместе с пассажирами, вылетающими из Дубаи в Москву, я переместился в зал ожидания и от нечего делать стал наблюдать за ними. Кто-то принялся за газету, кто-то пошёл пить кофе, а многие отправились глазеть на прилавки бутиков. Заскучав, хотел было вздремнуть, но, почувствовав лёгкое движение публики, открыл глаза и, следуя общему порыву, обернулся.

У входа в зал стояла молодая дама, лет двадцати восьми, в тёмно-коричневом платье и с золотой сумочкой на плече. Застыв на секунду, она решала, куда пойти дальше, в сторону ли магазинчиков, шеренгой выстроившихся вдоль стены, слева от неё, или к креслам, справа, где за стёклами огромных окон виднелись прекрасные лайнеры, ползающие по лётному полю как огромные белые гусеницы. Любопытство перевесило, и девушка повернула влево, обратив голову к витринам бутиков. Взоры людей, сидевших в креслах, невольно устремились к ней. И пока она шла от одного магазинчика к другому, останавливаясь на минуту или двигаясь дальше, шлейф завистливо-восхищённых взглядов так и тянулся за ней, становясь всё длиннее. Было в ней что-то печально-завораживающее, гипнотизирующее, что вынуждало забыть о приличиях и разглядывать её без стеснения, с откровенным любопытством, в то время как точёная, грациозная фигурка девушки выражала безразличие ко всему, что происходило вокруг. Мою сонливость как рукой сняло!

Погружённая в себя, она иногда оборачивалась и смотрела поверх голов пассажиров, открывая при этом нежный изгиб своей шеи, мягкую округлость щёк, удлинённые, немного вывернутые, как у всех мулаток, губы.  Её тёмные, цвета спелых маслин глаза под тяжёлыми, тронутыми бирюзовой краской веками, глядели неподвижно всё в одну и ту же точку, видимую только ей одной. Брови были черны и тоже неподвижны. Как два широких мазка, они оттеняли необычайную бледность её смуглого лица, весьма изящного в очертаниях подбородка и скул. Капли неоновых серёжек, мерцающих в ушах, словно две звезды, ниточка блестящей цепочки на груди, невесомое платье в виде туники, схваченное кручёным золотистым шнуром и сильно сбивающееся между её коленями, босоножки - несколько узких полосок - в тон шнурку, сияющий браслет на щиколотке – всё в ней было необыкновенно! Я засмотрелся. Казалось, вся её кожа сверкала! Стремительная походка создавала впечатление, будто девушка собиралась взлететь! Горделивая голова отклонялась назад, как при ветре, чёрные длинные волосы, небрежно заколотые на висках, развивались. От взмахов рук в воздухе рисовались две перевёрнутые дуги, искрящиеся розовым лаком её ногтей. И летели, во все стороны, огнистые искры от разноцветных камушков в её браслете...

В сумочке зазвонил телефон. Незнакомка торопливо достала его и, прижав к уху, напряглась так, что шея её задеревенела. Девушка начала громко говорить на английском, обнажая при этом белые зубы и помогая себе бровями, которые, изогнувшись, заволновались. Взгляд, подобный маленькому взрыву, озарил её лицо. Свободной рукой она делала движения, словно хотела протереть мутное стекло перед собой. Видимо, с кем-то спорила, настаивая на своём. Но вот покорно замолчала и стала слушать. Поднятая вверх рука замерла, в удивлении, и безвольно упала вниз. Бросив телефон в сумочку, девушка метнулась назад. Ещё быстрее полетели искры от браслета, отражаясь звёздами в чистоте мраморного пола, и, как две волшебных змеи, устремились вслед за нею концы золотого шнура. Окольцованная редкая птица! Взлетела, наконец! Но полёт этот был подневольным. Девушку тянули вперёд невидимые никому нити, и вся её фигурка сопротивлялась возвращению в прошлое. Сдвинув плечи и прижав руки к груди, красавица неслась к выходу. Справа оставались магазины, не сумевшие её развлечь, а слева самолёты, не успевшие спасти…

Вздох сожаления о невозможном,  несбыточном, вырвался из груди пассажиров.

- Black Pearl a rarity! (Чёрная жемчужина – большая редкость).– со знанием дела произнёс пожилой арап в белых одеждах. И добавил, поворачиваясь ко мне, - like any jewelry, it should have its own owner. Hers was there, behind the walls of this room. (Как у всякой драгоценности у неё должен быть свой владелец, он там, за стенами этого зала). Я вздохнул, возвращаясь в реальность, встал и на плохом английском сказал, что иногда хозяин не понимает истинной цены того, чем владеет, и губит сокровище. После чего поклонился арапу, не согласившемуся со мной, судя по недовольной гримасе на его лице, и направился на посадку.

28 июнь. 2012г., апрель 2013г.

Информацию предоставил: Nikolai