Фотография.

Увидеть бы это серое небо - всё в облаках, знакомое и родное, но такое забытое, что при взгляде на старую фотографию, неожиданно выпавшую из книги, что-то больно сжалось внутри, как от резкого холода или от внезапного удара. Услышать бы приветливый шум леса, который, кажется, так и несётся от полосы ярко-зелёной рощи, виднеющейся в левом углу снимка! Приободриться бы от трепета листьев, пускающих в воздух свой нежный говорок, способный в две минуты растрогать усталую душу и наполнить её ощущением счастья! Ощущением полноты жизни и слитности с каждой былинкой, с каждым деревом, и с самим этим небом, что по-отечески строго взирает сверху, поражая своей необъятностью!

Должно быть, фотограф нарочито дал ему много места в своём объективе, чтобы усилить то впечатление, которое небо оказало на него самого, выбрав такой ракурс, при котором оно стало совсем близко к земле! Словно дышит над ней, оживляя дыханием и лес, и поле, и дорогу, и деревянную маленькую часовенку, уютно и уверенно примостившуюся справа от рощи и расположенную на фотографии таким образом, что два её золотых купола, взметнувшихся на барабанах над треугольной храмовой крышей и над колокольней, кажутся двумя перстами. А третий, под ними – сам храм, вдали за которым поднимается вверх отсвет от чистого озера.

Почувствовать бы запах травы, плотно растущей у Церкви и перед рощей берёзовой! Будто кто специально расстелил здесь роскошный ковёр, столь безупречный в своей невычурной, милой русскому сердцу красоте, столь органичный небу, часовне и озеру, что вместе с грустью о чём-то далёком при взгляде на снимок в душу вливается и упоительный восторг, осветляющий собой не только унылое настроение, но и весь окружающий мир. Пройтись бы просёлочной, узкой дорогой, что угадывается между рощей и полем, и ведущей к Церкви! Дать бы волю своим натруженным ногам, сбросить с них обувь, чтобы прикоснуться стопами к тёплой земле в тот момент, когда над тобой отеческое небо, а впереди – благословляющий храм!

Войти и, бухнувшись на колени, перекреститься, с радостной робостью глядя на скромный, в молящихся ликах иконостас, который встретит тебя с трогательной простотой всепрощающей вечной любви, и в ту же минуту ощутить, как душу начинает заливать сладостная, нежная печаль. Почувствовать смолистость пола, вдохнуть в самое сердце запах недавно отошедшей обедни, с её восковым духом медовых свечей и ветхим кадилом. Да прослезиться от счастья, что ты здесь, среди этого благолепия! Среди святой простоты, в которой нет ничего, кроме ощущения долгой дороги за твоей спиной и любви, что так и льётся с каждого брёвнышка вокруг тебя, с каждой иконы! Кажется, больше ничего и не надо. Вот то единственное, к чему стремится душа! Вот то, что даёт ей чувство крепости, защищая от одиночества.

Но всё это слишком далеко сейчас... Я поднимаю глаза от фотографии и гляжу в раскрытое окно. Там синеет Жёлтое море и серо блестит гранит набережной. Чуть левее гора. На вершине стоит Шоусин, гигантское изваяние китайского бога счастья. В одной руке его посох из персикового дерева, со змеевидной ручкой. Вместе с круглой тыквой-горлянкой, наполненной водой, к посоху привязан свиток, густо исписанный витиеватыми иероглифами. В другой руке Шоусина – опахало из бамбуковых листьев. «Не лишний атрибут!» - думаю я, обливаясь потом. Вот уже месяц город изнывает от жары, не дающей ни сна, ни покоя. Всё за окном видится сквозь густое, похожее на туман марево, размыто и неясно. Чужое небо сплошь задёрнуто дымкой, которая не рассеивается даже к вечеру,  отчего кажется, будто ей нет ни начала, ни конца…

Свиток гласит: «Небо ниспосылает счастье». «Это истина! – соглашаюсь про себя, вспомнив известное изречение Шоусина, и снова возвращаюсь к фотографии, поразившей меня видом низкого неба, обнимающего крепкий деревянный храм. Мысль о том, что ничто не даёт нам такого полного - возвышенного и очищающего душу счастья - кроме как внезапное столкновение с горним миром, вдруг пронзает меня. Всё остальное – вроде пыли, которую можно стряхнуть со своих ног перед входом в храм... «Суета городов! - сказал один знакомый Батюшка когда-то в ответ на мои рассказы о тяжёлой жизни и мягко добавил, осенив меня крестом, - даруй Боже учиться жизни в Раю, который не где-то в пространстве и времени, а в глубине обращенного к Богу сознания».  Я тогда не понял…

А вот сейчас, при взгляде на часовенку, стоящую у края поля, перед озером, на серое, всё в облаках отеческое небо, дыхание которого я как бы улавливаю в движении ветра, шевелящего листву деревьев, что-то вдруг проясняется для меня. Вид родной природы на фотографии словно призывает посмотреть вверх, обратить душу к Богу, а сердце к любви. И я поднимаю взгляд. Но не вижу неба. Оно как всегда скрыто влажными, тяжёлыми парами. Однако, и это поражает меня больше всего, я чувствую его присутствие в своей душе! Всё в ней затрепетало, комок разжался, а мысли сделались лёгкими, будто кто-то их вытряс, освободив от пыли...

И скульптура Шоусина, этого чужого для меня бога, возвышающегося на вершине чужой для меня горы, окутанной непривычным мне летним маревом, показалась чем-то вроде приветливого знака, напомнившего о главном. «Небо ниспосылает счастье». Но почему именно сегодня эта истина встала передо мной с особенной простотой и убедительностью? В другой вариации я слышал её на раз. Не потому ли, что старая фотография, разбудившая тоску по родине, помогла осознать: моё Небо не только над далёким храмом на берегу озера, но и в моей душе, которая тоже есть …храм?

16 августа, 2013 года, г. Янтай, Китай.

Информацию предоставил: Nikolai