Я, человек - одиночка по характеру, и по сей день влюблена в город на Неве, в котором прожила более 30 лет. Его образ для меня ассоциируется с образом идеального мужчины, которого завоёвывала, постоянно доказывая, что могу все, наивно рассчитывая построить отношения с властным городом партнёрскими. Петербург – совершенен, а людей, как известно, без изъянов не бывает. Недостатки с достоинствами, тесно переплетясь, рождают характер. Какой он у меня? Если характеризовать одним словом: упорный. Но цену себе всегда знала. Я – человек в себе уверенный. Может быть, слегка ветреный. И меня порой мучили сомнения. Пытаясь понять ускользающий смысл жизни, иногда ошибалась и падала, больно ушибаясь, но поднималась с колен, готовая в любой момент начать жизнь с нуля. Но трудно соперничать с безупречностью города.

    Первые наброски рассказа под название «Танька», который потом вырос в книгу «Литейный проспект», сделала в 1993 году. Причиной, побудившей меня взяться за перо, стала трагическая гибель Татьяны Марковой, художницы и поэта, с которой мы были дружны. Потрясённая смертью молодой женщины, села писать, тогда ещё не зная что. Мне нужно было куда-то «вылить» чувства. Дома писчей бумаги не было, но был рулон миллиметровой бумаги, которую использовала для выкроек, занимаясь шитьем. Её нарезала на листы. Вот на той миллиметровой бумаге, используя чистую сторону, начала сочинять свой первый в жизни рассказ.

    В общей сложности с Татьяной мы были знакомы около 6 лет. Но она крепко вклинилась в мою память, как человек талантливый и неординарный. Общались довольно редко, эпизодами. Я была незамужней, а она человеком семейным, где подруги лишние. И у каждого из нас была своя, наполненная событиями жизнь. А познакомилась с Татьяной, когда работала директором клуба на карбюраторном заводе, что находился в Санкт-Петербурге за Волковым кладбищем. Мой клуб был одноэтажным, с большим фойе, залом на 600 мест и несколькими аудиториями для кружковых занятий. Ещё была большая комната для сотрудников: художественного руководителя, заведующей детским сектором, руководителей кружков и костюмерши. У меня был небольшой, кабинет, помещение, метров на 14. Здание клуба находилось на территории завода, и вход в учреждение культуры был через проходную. Участниками художественной самодеятельности клуба были только заводчане.

    В те годы постоянно шли телепередачи под названием «Ото всей души». Трансляцию тех передач с первого канала смотрела вся страна. Вела их Валентина Леонтьева. С экрана телевизора шёл разговор о людях и с людьми, приподнимая значимость простого человека, где за каждым стоял подвиг, трудовой или военный, или просто хорошее дело. Один раз в месяц проводил такие вечера для работников завода и мой клуб. Людей в зал на вечер «Ото всей души» набивалось по «завязку». Тем, кто приходил позднее, в зрительном зале мест не хватало, и люди стояли в проходах между рядами. Темы вечеров были животрепещущие. Народ шёл на клубное мероприятие, чтобы послушать и по-новому посмотреть на тех, кто трудился рядом, на соседей по цеху или отделу. Я сама писала сценарий, сама вела вечер. Одобряя клубную работу, заводское начальство ему ни в чём не отказывало. Оборудование, инструменты, ставки для руководителей кружков, костюмы для участников художественной самодеятельности – всё имелось. Героям вечеров, которых чествовали в клубе, профком выделял небольшие средства на подарки. Они были недорогие, но оставались доброй памятью о заводском культурном мероприятии.

    Через несколько лет я случайно повстречалась с одним из героев своего вечера и оторопела от неожиданности. Человек, который давно ушёл из памяти, обнимал меня, плакал и благодарил за вечер, который состоялся 20 лет назад. Знаковых событий у людей, когда на миру о тебе говорят хорошее, бывает мало. А те вечера в заводском клубе, оказывается, сохраняли след в людской памяти на всю оставшуюся жизнь.

    Лодка моя плыла тогда по течению с попутным ветром, легко преодолевая преграды. Однажды мне потребовалось срочно согласовать вопрос об участниках вечера. Вошла в кабинет директора завода, когда у него шло производственное совещание. За столом для заседаний сидело человек 25 мужчин: начальники цехов и отделов. Неожиданно директор произнес:
- Встаньте, женщина вошла.
Мужчины, дружно, с шумом поднялись, приветствуя меня. Потом все вместе обсуждали кандидатуры героев следующего вечера, отодвинув производственные вопросы на потом …

    Работы, действительно, в клубе было много. Кроме дел, касательно художественной самодеятельности, лекций и другой работы, нужно было собирать подготовительный материал для вечера. Много времени занимало написание сценария. Не умея относиться к делу спустя рукава, часто задерживалась на работе допоздна. Готовясь к вечеру «Ото всей души», проводила репетиции, и, как правило, не одну. Хорошо, что начальство понимало, что занимаюсь нужным делом и работаю, не считаясь с личным временем. Коллеги по клубу, которых не загружала лишней работой, меня обожали. Только позже поняла, как ловко умеют люди быть попутчиками чужих удач. Через несколько лет после этих событий, попросила бывшую сотрудницу подтвердить на суде, где выступала в качестве пострадавшей, что в спорное время находилось у неё, что было абсолютной правдой. И мне передали ответ, что она будет советоваться по этому вопросу со священником. При этом бывшая коллега к ответу добавила: «Она со своей правдой…», - чем удивила до крайности. Больше всех льстивых слов в прошлом слышала от неё. Тогда удобно было так говорить, так как значительную часть дел, в том числе и её работы, я несла на своих плечах. Характер у меня такой. Всегда была уверена, что лучше меня работу никто не сделает.

    Но вернёмся в ДК карбюраторного завода. Клубное дело на заводе ладилась. Задуманное воплощалось. Решила проводить в цехах кроме лекций по международному положению, ещё лекторий на медицинские темы. Понадобился хороший врач, который мог бы доступно просвещать народ на темы здравоохранения. Обзвонив в поисках необходимого лектора несколько инстанций, наконец, получила нужную информацию. Мне тогда ещё сказали:
- Жена доктора работает на заводе, в цехе, художником. Она общительная. Зовут Татьяной.

    Пошла знакомиться с ней. Обычно, в контакт с людьми вступаю легко. Но та синеглазая молоденькая женщина, высокая и худощавая, с первого взгляда, показалась высокомерной. Наверное, вошла в мастерскую как-то не так и получила адекватное отношение. Видно это был не наш час, и поговорили мы сухо. Но следующие наши общения строились по-другому. Татьяна по просьбе своего мужа несколько раз приходила в клуб, и от его имени вела переговоры. Эта юная женщина была мила и тактична, а голосок у неё был ласковый и нежный, как у Белоснежки из мультфильма. В течение нескольких дней мы уточняли дни и часы работы лектория. Её муж подстраивал лекции на заводе под график своей основной работы. Но, в конце концов, сотрудничать с клубом отказался, но посоветовал другого хорошего врача, который охотно согласился на наши условия и достаточно долго читал на заводе лекции по здравоохранению. Мужа Татьяны, врача, я так никогда и не видела. А с ней стали поддерживать отношения. В первый небольшой период нашего знакомства она приходила в клуб чуть ли не каждый день. Приносила новости, касательно культурной жизни северной столицы. Однажды положила на стол стопку листов с подборкой своих стихов, сказав при этом, что ей любопытно моё мнение. Прочитав стихи, была поражена их глубиной. О сокровенном Татьяна писала открыто и без прикрас. Вот вам и нежная девушка с голоском Белоснежки!

    Я была рада новому знакомству, и каждый приход в клуб Татьяны стал для меня значительным. Появилась возможность говорить о кинофильмах, выставках и театральных спектаклях в городе с человеком, который воспринимал события адекватно с моими ощущениями.

    Забежав в очередной раз в клуб, Татьяна увидела мой портрет, сделанный пастелью, который написал знакомый художник и сказала: - Не похоже. Позируя автору того портрета, я спряталась за маску, сыграв успешную женщину. Такой он и написал, «скушав то, что подали». Татьяна, глядя на портрет, рассуждала: - Ты не такая, - и предложила сделать другой портрет, масляными красками. Согласилась не раздумывая. Портрет – это взгляд со стороны, что любопытно. А этой женщине можно было довериться. На следующий день Татьяна принесла в клуб кисти, краски и натянутый на подрамник холст, размерами 800 мм *500 мм. В клубе неожиданно образовалось свободное время, и мы начали работать. Я - позировать, она – писать. Наши сеансы живописи проходили в зале клуба, за сценой. Их было совсем немного, всего 4, где-то по 1,5 - 2 часа. На полотне она меня изобразила с улыбкой, в ярко-бордовой кофте и чёрной шляпе с полями. Левый верхний угол холста она затушевала, но очертила над шляпой круг, зачем-то оставив место под ним непрописанным. Остались непрописанными и другие края портрета. Позже, закрутившись в делах, выделить дополнительное время для сеансов живописи у меня возможности не было. Но, не смотря на это, картинка получилась. Она была яркая, а лицо было молодым, задорным и любознательным. Но было на портрете ещё что-то, что кроме меня, как поняла потом, не видел никто. Татьяна сумела сказать на холсте о том, как меня много раз пытались унизить. Написать такое красками мог только состоявшийся художник. Тот портрет она мне подарила. Сказала, что он закончен, а углы допишет как-нибудь после, при случае.

    Во время сеансов живописи мы с Татьяной разговаривали на разные темы. Так я узнала, что она закончила один курс архитектурного факультета, и что у неё есть дочка от первого брака, которая живет с бабушкой, в Петергофе. Первый раз она вышла замуж рано, по взаимной любви. Но та сказка быстро закончилась. Ещё рассказала, что второй муж, врач по профессии, старше её на 15 лет. Когда от неё ушёл первый супруг, он долго за ней ухаживал, добиваясь взаимности. Сейчас новый муж требует, чтобы она привезла дочку, а та, несмотря на малый возраст, проявляет характер и жить с ними отказывается, хотя отчим её балует.

   Татьяне нравилось мои наряды. И сочетание цветовой гаммы одежды, и покрой платья. Умея шить, вышивать, вязать не только крючком и спицами, но и на «вилке», я сама мастерила своё платье. Что касается моего эстетического вкуса, то хрусталь и кружево, в том числе и вологодское, которое иногда использовала для отделки своего убора, люблю до сих пор. Это моя слабость. Более того, у меня было ощущение, что в северной столице я шла чуть-чуть впереди моды. Каждый раз, внедрив в своё платье что-то новое, через некоторое время обнаруживала это направление в покрое одежды на других людях. Татьяна сказала, что из меня получился бы хороший модельер. Она с интересом рассматривала мои серебряные украшения от ювелира, сделанные на заказ. Только сделала мне замечание, что ношу слишком много колец. Я возражала. Говорила, что все они мне стали просто необходимы. Мне тогда казалось, если идя на улицу, не надеваю на каждый свой палец кольцо, то выхожу на улицу обнаженная.

    В те времена легкая промышленность по пошиву одежды работала в стране плохо. Покупателей не устраивали вещи с отечественных фабрик, добротные, но безвкусные. Мода, поставленная в государстве на поток, навевала скуку. А индивидуальные услуги Домов Моделей в Петербурге были очень дорогие. Один из них на Невском проспекте в народе так и называли: «Смерть мужьям». В 70 – ые годы прошлого столетия в СССР на молодых людях появилась заграничная одежда, которой не торговали в магазинах. Сначала только брюки-джинсы, а потом и многое другое. Называли ту одежду «фирмА», именно «фирмА» и «джинсА» с ударением на последнюю букву. За ней охотились, правдами и неправдами добывая те «шмотки». Одежда стоила дорого. Она определяла статус моих соотечественников, как состоявшихся. Таково было повсеместное мнение, но на самом деле за ширму импортной одежды пряталось всякое. Заграничная одежда обошла меня стороной. Трудно достать, дорого, да и не всегда нравилась эта «фирмА». Себя обшивала сама, портниха – самоучка. Всё делала либо «на глазок», либо по выкройке из иностранного журнала мод, который покупала по случаю. Свой неординарный наряд, вплоть до пальто и плаща, полностью изобретала сама или собирала платье из разных деталей нескольких моделей. Вульгарного в моей одежде никогда и ничего не было, но на Невском проспекте на мой наряд, связанный или сшитый мной самой, оборачивались иностранцы. А когда ехала в общественном транспорте, люди с интересом разглядывали мои кольца на руках, которыми держалась за поручни.