Настоявшую любовь я видела в отношениях моих дедушки Александра Ивановича и бабушки Марии Герасимовны. Они были друг для друга суженые. Ещё знала о том, что такое настоящая любовь, по вспышкам своей любви, костёр которой быстро гас. Но во мне осталась голограмма любви, которую потом носила в себе долгое время. Она, как живая, ориентировала меня, чтобы не пропустила своего нареченного. И я его нашла.
Сейчас твёрдо знаю, что настоящая любовь может быть только взаимной, имеет яркое начало и долгую жизнь, в течение которой совершенствуются души.
Того иностранца, с которым меня познакомили для реализации алмазов, звали Михаил Павлович, а для близких людей, Мишико, грузинский еврей, старше меня на 16 лет. Он и был моим суженым. В наших отношениях всё сложилось так, словно два края пазлов точно вошли друг в друга, соединив две части рисунка нашего бытия.
Мишико до меня прожил интересную жизнь, наполненную разнообразными событиями. В 70 - ые годы он вывез из Тбилиси в Израиль вместе со своей семьёй огромный клан своих родственников. Он был первый грузинский еврей, выехавший из Советского Союза. В связи с данным обстоятельством среди его знакомых пополз слух, что он работает на КГБ. Но потом из СССР стали выезжать и другие евреи, и молва стихла. А вообще, репутация у него была безукоризненная и как у личности, и как у делового человека. Это видела по отношению к нему его друзей и знакомых. Он любил людей, и его душа была открыта для добра. Имея разнообразные связи, которые накопились в арсенале его души в результате разнообразной деятельности, очень многим помог в жизни, ориентируя на успешное дело. Располагая большими средствами, деньги давал в долг не раздумывая. Только вот, по его рассказам, не все спешили вернуть долг. Должников по миру, как поняла, у него было много. У Мишико в Тель-Авиве было двое сыновей и дочь. Все дети, взрослые, состоявшие в браке. А с женой он развелся, когда она отказалась поехать с ним в эту поездку Петербург, где у него намечалось новое дело. Из Израиля он привёз с собой стартовый каптал денег и инженера, который знал технологию производства серебряных ювелирных украшений методом гальванопластики. В тот момент, когда мы с ним познакомилась, он налаживал в «Русских самоцветах» производство тех самых украшений из серебра.
Мои отношения с Мишико продолжались достаточно долго, около десяти лет. И я, никогда не бывшая замужем, с удовольствием погрузилась в супружеское бытие. На страницах этой книги не предполагаю много рассказывать о Мишико. Бог даст, мне бы хотелось написать о нём книгу. Личность он, чрезвычайно интересная.
Жили мы с ним в его двухкомнатной квартире на пятом этаже девяти этажного дома в районе метро «Удельная». Дом стоял на окраине лесопарка «Сосновка», среди огромных тополей, в районе между проспектом Энгельса и Мориса Тереза. Мишико, любуясь большими деревьями под нашими окнами, образно говорил, что эти огромные тополя «стоят несколько миллионов». Под горой, около проспекта Мориса Тереза, находился родник. Туда ходили за чистой водой для питья. По слухам, той водой пользовался врач царской семьи, Бадмаев, бывшая дача которого ранее находилась по другую сторону проспекта Мориса Тереза, в самом лесопарке «Сосновка».
Всё то, о чём мечтала, какого мужика хотела видеть рядом с собой, свершилось. Говорят, если неотступно следовать мечте, рано или поздно она сбывается. Рядом со мной находился умный, работящий, добрый, щедрый, физически сильный мужчина – это всё о нём. В том, что слово у него не расходится с делом, могла убедиться неоднократно. Сказал, значит сделал. Среди своих знакомых он пользовался большим авторитетом. С какой стороны ни возьмись его рассматривать, Мишико со всех сторон был крепким. К его облику подходил синоним «крепость». Он так же твёрдо стоял на ногах, как не сдающееся врагам укрепление. Обладая недюжим здоровьем, мог «выпить море» водки, при этом не пьянея. Был слаб до женского пола. Но без недостатков, как известно людей не бывает. Мне жизнь давала верного и непьющего мужика в лице капитана КГБ. Но у него был другой изъян.
Время летит быстро. Оглянуться не успела, вот мне уже сорок лет. В таком возрасте я стеснялась своего незамужнего положения и постоянно играла на людях благополучную женщину. Иногда заданная программа работала, а другой раз, не получалось. Такое поведение было продиктовано защитой от посягательств на мою свободу. Всю мою молодость мужчины, неоднократно влюблялись в меня, человека-одиночку, и, не встречая ответного чувства, начинали преследовать, добиваясь взаимности.
Я же вступать в связь ни с кем не желала. Когда любви нет, отношения вызывают тоску. История несостоявшихся связей с мужчинами выливались для меня в досадные обстоятельства. Это очень тяжело, когда друг и товарищ, не нужен тебе ни как муж, ни как любовник, а на взаимоотношениях настаивают. Тогда не знала, что это мой грех. Я заботилась о своем облике и внешне была яркой и сильной женщиной. Поэтому противоположный пол реагировал на меня. Завязывались отношения с мужчинами приятельскими, а когда они начинали выходить из рамок дружбы, обрывала их часто грубо, потому что по-другому не получалось. Мне хотелось и «на ёлку влезть, и попу не ободрать». А нужно было просить прошение у тех мужчин. Была виновата в том, что возбуждала в них безответное чувство любви. Сейчас, через года, всё осознав, всех кого обидела не любовью, прошу: «Простите меня».
В суете сует текла моя жизнь. Мне казалось, что веду нравственный образ жизни. Но Бог нам судья. Что касается выбора друзей, то здесь пользовалась правом приоритета. Бывший студент с моего потока мне как-то сказал, что в институте дружить со мной считалось за честь. Но люди приходили и уходили, а прочными связями я не обрастала. Крутясь в водовороте дел, лёгкая в общении, но, не имея чёткой цели в жизни, я очень долго «барахталась», как та «лягушка в молоке, сбивая масло», добивалась успеха, но растрачивала полученный результат по мелочам. У меня не было главного - цели в жизни, а был какой-то странный ориентир: «Всё будет потом». Может быть, смысл прожитого был в накоплении опыта? И судьба не зря водила меня по тёмным закоулкам, показывая, как живётся простым людям? Водила там, где бьётся бесконечный прибой подлинных событий человеческих историй.
До того времени, как рухнул Союз, материальную базу себе создать не успела. У меня не было ни квартиры, ни машины, ни построенного дома. Единственное, что обрела в Петербурге, это комната в 12 кв. м. в коммунальной квартире, доставшаяся мне за адский труд воспитателя в мужском строительном общежитии в течение шести лет. Об этой работе писала в повести «Если бы молодость знала» и в рассказе «Эдельвейс». Почему-то моя судьба была ориентирована на переделку «чёрной» работы. А она всё не кончалась и не кончалась… Хотя ситуации, когда могла получить квартиру, у меня были дважды. Первый раз мне предложили квартиру при увольнении из совхоза «Колпинский», в посёлке им. Тельмана, расположенного в районе города Колпино, под Ленинградом, где работала некоторое время директором клуба. Меня уговаривали остаться, обещая квартиру. Но в тот момент поступила учиться в Университет на заочный факультет журналистики. Судьба давала мне шанс выстроить жизнь по призванию, связав дальнейшую деятельность с сочинительством. Не получилось. Дорога из Колпино в Университет, туда и обратно, занимала по времени до пяти часов. Поняв, что поездки будут «съедать» всё свободное время, срочно стала переустраиваться в Петербург, отказавшись от должности и от предлагаемой квартиры в посёлке Тельмана. Пошла работать воспитателем в рабоче общежитие. По «лимиту». Но трудясь на той «ниве», об Университете пришлось забыть. Работа воспитателем оказалась такой выматывающей, что имела силы только на работу. Немного свободного времени оставалось на восстановление сил и сон, который был значительно дольше обычного.
Второй раз мне пообещали квартиру в строительном тресте, где работала моя подруга. Она брала меня на работу в отдел кадров в качестве своего заместителя. Отказалась. Я любила свою подругу и хорошо понимала, что работая вместе, могла потерять дружбу. Она была незамужней, и её поклонники могли переметнуться ко мне.
Жизнь сделала мне огромный подарок в лице Мишико. Но подарив любимого, забрала творчество. Как и что, в подробности вдаваться не буду. Но это было моё решение. Между творчеством и любовью, выбрала любовь, которую долго ждала. Об этой извечной проблеме, о судьбоносном выборе между работой или любовью, писал А. Блок в «Соловьином саде».
Образ жизни рядом с Мишико у меня стал иным. Отношения сложились сразу, чтобы потом стать замечательными. Мишико был яркой личностью как внешне, так и внутренне. Чуть выше среднего роста, людьми он воспринимался как высокий человек. Большие карие глаза, породистый нос с плавным росчерком горбинки, волна серебряных волос, которые он безуспешно старался разгладить. Всегда безукоризненно одет. Импозантный еврей, которого красил возраст. Его доброту и щедрость женщины ощущали на расстоянии. Стоило мне только на минутку отойти от него, как около него тотчас возникала женщина. Но я стала для него в жизни главной женщиной. Мы с ним объяснялись в любви каждый день. И у нас был необыкновенный секс, продолжавшийся часами, который проходил для нас обоих, как единый миг. Первый понял об этом Мишико. Чтобы убедиться, поставил в момент «икс» на обозрение часы. Потом поставил в известность данных обстоятельств меня, чем сильно удивил.
Мишико до встречи со мной считал, что «трахнуть» понравившуюся «тёлку», всё равно, что сменить рубашку на новую. Он образно говорил, что мог бы усадить всех женщин, с которыми имел интимные отношения, на стадионе в Лужниках. Что ж? Охотно верю. К щедрому и очень богатому мужику женщины сами навязываются.
Несколько раз Мишико повторял, что он хочет на мне жениться. Отвечала согласием, но без особого воодушевления, потому что ждала решительных действий от него. Мне хотелось, чтобы он взял меня за руку и отвел в загс. А он, по-видимому, желал активного согласия от меня. Так и остались, мы с ним не расписаны. Была ещё одна причина, по которой отвечала на предложение о браке без энтузиазма. Несмотря на то что Мишико был разведён, считала его женатым. Да и он, наверное, считал себя таковым. Он любил своих детей и свою жену. И меня, тоже. В его огромном сердце любви хватало для всех. В моей жизни он был вторым человеком кроме Татьяны, тяготевшим любовью к миру и всем людям на земле.
Получив в моем лице внимательного слушателя, он много рассказывал о своей семье. Позже он познакомит меня с обоими своими сыновьями и с женой. Старший сын произвёл на меня большое впечатление. Они были одной породы, но сын был лучше отца. В сыне отсутствовала жёсткость отца, о которой знала по рассказам Мишико о себе. Твердость характера чувствовалась в Мишико, но в отношении меня она никогда не проявлялась.
В период нашей совместной жизни он несколько раз летал в Израиль. Мне о своих встречах с семьёй не говорил, но была уверена, что Мишико в Израиле общается и с детьми, и с женой. Это было как само собой разумеющееся. По его рассказам, его семья стала для меня близкими людьми. Вот и посудите, могла его заставить жениться на мне? Конечно, могла. Но для этого мне нужно было что-то переделать внутри себя. Он несколько раз повторял, что мы поздно встретились. В ответ говорила, что в самый раз. Раньше, поняв какой он гуляка, я бы на него не отреагировала бы это первое. Второе, он был женат. То есть, занят. С такими мужчина в отношения не вступала. Всё произошло между нами так, как будто там, наверху, его специально освободили для меня на какое-то время.
Каждый раз, возвращаясь после очередной поездки в Тель-Авив, едва переступив порог дома, он начинал одаривать меня подарками. Мишико привозил мне с подиума демонстрации моделей красивую одежду и неоднократно повторял, что ему нравится, как умею радоваться. При этом с гордостью сообщал:
- У меня в Израиле никого не было. Мне предлагали, но не соблазнился. Весь принадлежу только тебе.
Мишико мучили угрызения совести по отношению к жене. По молодости и, как он говорил, по глупости, он заставил жену сделать несколько абортов, о чём сожалел: «Всех бы детей подняли». Осуждал он себя и за безудержные кутежи в гостиницах и ресторанах с молодыми девчонками, понимая, как своим прожиганием жизни принёс много горя жене. Слишком своевольным был. Огромные деньги, которые приходили к нему, большой соблазн. Их нужно было тратить. И он тратил, расставаясь с деньгами без сожаления. Однажды, при случае, один из его друзей сказал мне, что на чаевые Мишико, которые он давал в ресторане только швейцару, можно было ещё один ресторан в центре Москвы построить.
Рассказывая о прожитой жизни, Мишико словно исповедовался. Поразил меня одним рассказом о том, как отказал беременной жене, когда она попросила у него грушу…
Он хотел от меня ребёнка… Говорил, что представляет, как я буду всё объяснять малышу. Но не получилось.
У нас с ним было много неординарного в отношениях. В начале нашего знакомства наносила макияж на лицо каждый день, с утра. Мне хотелось нравиться своему мужчине. Макияж был не навязчивый, пользовалась им умеренно, но лицо, сразу становилось выразительнее. По мере развития отношений, менялся взгляд у Мишико к моему гриму. Сначала он просил утром нанести на лицо макияж и приносил мне косметику. Через какое-то время приносить косметику перестал, а стал спрашивать, когда по привычке бралась за косметичку перед выходом на улицу:
- Для кого ты красишься? Не нужно. Я тебя и так люблю.
Было мне и кофе в постель. Конечно, не каждый день. Редко. Но так оно ярче запомнилось. Подавая поднос с завтраком, он говорил, что никогда и никому раньше кофе в постель не приносил.
Как восточный мужчина, Мишико меня ревновал. Ревновал редко, но «метко», о чём сейчас вспоминаю с удовольствием. Так ещё раз ощущаю его подтверждение любви ко мне.
Однажды, когда он ушёл куда-то по делам и долго отсутствовал, я договорилась по телефону со знакомым актером пойти посмотреть премьеру спектакля «Святая святых» по пьесе И. Друце, в театре им. Комиссаржевской. Хотела оставить записку, что ушла в театр, но в последний момент почему-то передумала, надеясь на скорое возвращение.
Мишико разрешил мне посещать зрелища без него. В театр мы с ним ходили по моей просьбе только однажды. Он посадил меня в кресло и исчез. Начался спектакль. Сидя в зале, начала с беспокойством оглядываться вокруг, но его не видела. В антракте он встретил меня в фойе и повел в буфет, где накрыл стол с шампанским. Театр ему был не по вкусу, но всегда был готов преподнести мне какой-нибудь сюрприз.
В тот день спектакль в Комиссаржевском театре оказался неожиданно длинным. Вернулась домой около двенадцати ночи. Мишико встречал меня весь белый от волнения. Он возмущённо кричал на меня и топал ногами как ребёнок. Такое поведение было совсем не в его характере. Но он, видно, так сильно переволновался, что вышел из себя и потерял над собой контроль, что с ним случилось впервые. В растерянности, не зная, что делать, позвонила актёру, чтобы он подтвердил о том, что мы были в театре и передала трубку Мишико. Выслушав, что ему ответили, он кричал в телефонную трубку:
- Я тебя убью!
Еле-еле его успокоила.
С моей стороны ревности не было. Хорошо зная, что за зверь такой, ревность, полюбив взаимно и по-настоящему, та эмоция исчезла.
Был однажды такой случай. Летом мы ездили с компанией на шашлыки в Репино. Возвращались назад электричкой. Все были немного пьяненькие. В это время на железнодорожную платформу, где народ ждал электричку, пришла группа студентов: парни и девчата. Мишико по привычке бывшего ловеласа засуетился вокруг одной из девчонок:
- Девочка, девочка, девочка…
Смотрела на него, и, в тот момент он мне казался похожим на котика, который поднял хвост около кошечки. Это было так интересно. Но самая красивая девочка была другая, не та около которой крутился Мишико. И, на глазах всей нашей компании, указывала ему:
- Мишико, не та.
- А какая? – он обернулся на мой голос.
Указывала:
- Вон та, в голубом платьице.
Наши знакомые с удивлением обозревали разыгрываемую сцену, разглядывая то его, крутившегося около девчушки, то меня, смеющуюся. А мне было весело смотреть, как мой мужчина «клеил» девчонку.
Мы часто встречали гостей. Тон в их приёме, конечно, задавал хозяин. Встречали с кавказским радушием и обилием. Чтобы организовать для друзей застолье, мы оба начинали работать с утра. Накрывали стол льняной скатертью с тканым рисунком, ставили на него красивый перламутровый сервиз и хрусталь. И гости, приходившие к нам, говорили, что с утра ждали наш обед в пять часов после полудня. Во время застолья, со стола «сметалось» всё. В этом была ещё одна заслуга Мишико. Он научил меня не ставить на стол лишнюю еду. Ставилось ровно столько, чтобы хватило всем, но не больше.
Однажды, когда мы сидели за столом, разговор зашёл о физической силе. Мишико сказал, что его удар был в Тбилиси запрещён. Кто-то из гостей усомнился:
- Ну, Мишико, ты преувеличиваешь!
Мишико загорелся:
- Я и сейчас могу отжаться на полу 300 раз.
Не поверили вновь. Мишико лёг на пол, и под счёт гостей, изрядно выпивший, отжался 300 раз. Выполнив обещанное, он продолжал делать упражнение. Гости хором просили:
- Хватит, Мишико.
Он никогда не бросал слов на ветер.
На прощанье тост за столом хозяин просил сказать хозяйку, поняв, что у меня есть ораторский талант. Уходили все сытые и обласканные. Часто с подарками.
Иногда и нас приглашали в гости. Если Мишико приходил раньше, то ожидая моего появления, он не уставал повторять, что его Валечка самая замечательная и ловкая женщина. Когда приходила, мне говорили:
- Мишико нам все уши прожужжал, какая Валя хорошая.
Родился Мишико в Тбилиси. Отец его работал мясником, а мать преподавала иностранные языки. Она, дочь образованного еврея, знала несколько языков: русский, азербайджанский, грузинский, немецкий, французский и английский языки. Дедушку Мишико, который был раввином в Баку, прихожане в обиходе звали: «Умный Михаил». Кроме служб в синагоге, он занимался валютными операциями и держал две нефтяные вышки. Но за всех своих прихожан «умный Михаил» молился в синагоге бесплатно.
После революции собственный дом, принадлежавший родителям Мишико в Тбилиси, наполовину конфисковали, оставив им только второй этаж. Семья Мишико была большая: пять человек детей. Все учились и благополучно закончили школы и техникумы. Только третий по счёту ребенок, Мишико, учиться категорично отказывался, не желая посещать даже школу. Образования у Мишико не было никакого. Он с малого детства был своевольным. Его воспитывала улица.
Имея от природы острый ум, до всего в жизни Мишико доходил сам. Знал разговорные кавказские языки, свободно общался на азербайджанском, армянском и грузинском языках. Бегло говорил на иврите. С англичанами, немцами и французами тоже мог объясниться без переводчика. Объездил всю Европу, был в Америке и Австралии. Его заграничные поездки, это другая история. Не сейчас.
Мишико был равнодушен к литературе. Пытаясь заинтересовать книгой, читала ему вслух Кунина «Ай гау ту Хайфа». Увлекла. Слушая текст, он как-то высказал мне сокровенное, что сожалеет об отсутствии образования. К тридцати годам он понял, что учёба необходима, но как говорится: «Поезд ушёл».
Став взрослым, в Тбилиси Мишико работал в мастерской по пошиву обуви, где мастера «экстра» класса шили обувь по мировым стандартам. Продавали ту обувь в Тбилиси, а позднее стали возить в Москву. Возил обувь в Москву и Мишико. Диплом технолога в советское время он потом себе купил. При большой общительности характера столица дала ему расширенные связи. Появились знакомые, которые свели его с цеховиками из Казахстана. Там деятельность по производству дефицитного трикотажа было поставлено на широкую ногу. Мишико вошёл в тот клан, и в его обязанности входило возить и сбывать товар в Москве. Он поставлял левую продукцию дефицитного трикотажа из Казахстана и в ГУМ и в ЦУМ. Много работал. Удачлив был. Умел высыпаться за 4 часа. Белая машина «Волга» в Тбилиси у него появилась у первого. Сутки мог находиться за рулем, пересекая огромные расстояния от Москвы до Тбилиси, или в направлении Средней Азии. Машины менял часто, не эксплуатируя более двух лет. Капиталов имел не меряно. Однажды, чтобы выручить из тюрьмы брата, передал Шеварднадзе чемодан, не имея понятия, какая сумма денег там находилась.
Но в наше с ним время много денег у него не было. Он ждал их прихода, но «Русские самоцветы» доходом поделиться не спешили. Организацию дела на «Самоцветах» Мишико доверил инженеру, которого привёз с собой. Тот смог выйти только на начальника цеха, который оказался большим прохвостом. Это была грубая ошибка. Мишико нужно было самому договариваться и выходить на директора завода «Русских самоцветов». Человек, которого он привёз с собой, не привык мыслить большими категориями и смог договориться только с мошенником, не распознав его.
Производство украшений из гальванопластики на «Русских самоцветах» пошло. Деньги завертелись большие. Мишико ждал своего часа и говорил, что заработав деньги, оденет меня как королеву. Однажды обмолвился, что когда дело на «Самоцветах» сложится, он хочет там свою долю оформить на меня. Изъявила желание работать. Мишико устроил меня в цех, где делали ту самую ювелирную гальванопластику, в отдел реализации товара. При этом сказал, что у меня теперь есть хорошее дело до конца жизни. В цеху увидела, каким огромным потоком товар пошёл в торговые сети. Через пару месяцев меня вызвал к себе зам. коммерческого директора, и услышала неожиданное:
- Валентина Васильевна, вы человек коммуникабельный. Как работник нас устраиваете. Только давайте договоримся сразу: вы – одно, а Михаил Павлович, другое.
Отказалась, не раздумывая. Конечно, всё Мишико рассказала. Через неделю меня снова вызвали к начальству и предложили написать заявление на увольнение. Всё это происходило тихо и мирно. Мишико никуда не звонил и не возмущался. Только спросил, нет ли у меня знакомого хорошего адвоката. Я была знакома с президентом «Международной коллегии адвокатов». Предложила воспользоваться его услугами. Через несколько дней, наведя справки, он сказал:
- Деньги возьмёт, а ничего не сделает.
Следом за этим событием к Мишико приехал из-за границы какой-то большой криминальный авторитет. Мишико меня с ним не познакомил, хотя в момент его посещения находилась дома. Они сидели на кухне вдвоем, без застолья, и тихо разговаривали при закрытых дверях. Когда человек ушёл, Мишико обсуждал со мной поступившее предложение: «Для начала организовать аудиторскую проверку на «Русских самоцветах». Порекомендовала ему отказаться. Свое решение объяснила ему так:
- Предполагаю, что приезжавший человек представляет собой большую силу, раз ввязывается в борьбу с «Русскими самоцветами». Но там всё куплено. В охране у «Самоцветов», где дело завязано на золото и драгоценные камни, специалисты высшей категории. Там всё контролирует КГБ. Мишико, мы попадём в мясорубку. Нас сметут и не заметят, как это сделают. Отступись».
И он отступился. Через некоторое время, поняв, что он испытывает, стараясь перестроить его внутреннее состояние, предложила:
- Мишико, давай поменяем нашу любовь на деньги?
- Как это, - не понял он.
- Любовь и деньги понятие несовместимое. Давай скажем Богу, что от любви отказываемся, а желаем много денег.
Он категорично ответил:
- Нет!
Но, тем не менее, этим, казалось бы, пустяковым разговором, я его внутренний настрой изменила.