Когда мы учились в среднем звене – это 6-8 классы, в школу пришёл новый учитель пения Анатолий Сафронович Распутин. Из-за его такого странного и непривычного отчества мы тут же окрестили его Сарафановичем (а как иначе?). Да так Сарафановичем он у нас и слыл несколько лет: умеет ребятня давать весьма меткие прозвища! Новый учитель был блондинисто-кучеряв, высок, широк в плечах и вообще был весь какой-то крупный: большой и полногубый рот, крупный нос, лохматые белёсые брови, светло-серые, слегка навыкате глаза, которые «выпучивались» сами по себе, если мы фальшиво пели. А ещё он носил светло-серый костюм – все остальные мужчины-учителя ходили в костюмах мрачно-тёмных расцветок.
И вот этот, казалось бы, неуязвимо-большой человек стеснялся своей такой звучной фамилии – Распутин! Перед выходом на сцену он по нескольку раз заставлял какую-нибудь девчушку-конферансье повторять его «творческий псевдоним»: Анатолий Витковский! Что ж, наверно, он имел на это право, а нам было очень смешно…
В тот год наш сводный школьный хор пел песню на стихи С. Маршака «Мальчик, мельник и осёл». Не стоит пересказывать содержание, думаю, что читатель хорошо знаком с этим произведением. Но стихотворение – это одно, а положенное на музыку, оно приобретает совершенно иное звучание! Песня начиналась с длинного первого слога: «Мееельник на ослике ехал верхо-ом…» Нам нравилась эта песня: пионерско-патриотические и призывно-маршевые уже поднадоели, а эта была шутливая.
Незаметно пролетела самая длинная и тяжёлая третья четверть, вплотную приблизились весенние каникулы, а с ними – и дата смотра. Вечером в школьном зале яблоку негде было упасть: почти вся школа собралась на прогон – генеральную репетицию. И, казалось бы: ну что волноваться? Всё у нас звучало хорошо, всё выверено, пето-перепето. Но в первом ряду сидела наша очень строгая директриса, не менее строгий завуч и все учителя. Я чувствовала, как слегка подрагивает локоть моей подружки, стоявшей рядом. Нащупав незаметно её пальцы, я сжала их в своей ладони, успокаивая Олю. Она благодарно кивнула головой. Уже девочка-старшеклассница объявила, что выступает хор, уже вышел и встал перед нами, играя желваками, Анатолий Витковский. Вот уже и глаза у него начали выпучиваться – он тоже волновался. Вот уже и руки взлетели, показывая ауфтакт, что означало: внимание, приготовились… как вдруг из последнего, верхнего ряда хора прозвучало девичьим голоском жалостливо-робкое:
– Мееее…
Глаза нашего хормейстера стали страшными: от гнева они почти побелели и ещё больше выпучились, выражение лица было свирепым. Зал взорвался хохотом! Смеялась даже наша строгая директриса! А мы, бедные, стояли на сцене и не знали, что делать: было нестерпимо смешно, но, опасаясь гнева нашего Сарафаныча, мы, как могли, сдерживали смех. И всё же он прорвался наружу после того, как руководитель хора свирепо прошипел, глядя на верхний ряд:
– Вон отсюда!
Незадачливая девчонка кубарем скатилась с верхней ступеньки и скрылась в спортивной раздевалке.
А выступили мы хорошо, первое место заняли!
© Татьяна Алексеева-Никулина.
