В мире вечных вещей я рожден
называть имена,
Обрекая Икара упасть, а хрусталь —
расколоться,
И шальную звезду приковать
неподвижностью Солнца,
И, пройдя через стену, закрыть ее
словом «стена».
Называть, вызывая из неба и небытия;
Незакрытая клетка кошмарна иллюзией
воли, —
Мы встаем на больную судьбу,
и от этакой боли
Даже люди, как вещи, кричат, называя
себя.
И тем более странно, что я, как хмельной
куролес,
Разнеся все вокруг, но, не выцеля сердца
мишени,
Лишь к тебе не могу применить ни имен
ни имений, —
Даже птицей дрожа над тобой
в переломе небес.
Все, чего в этом мире касались глаза
и рука —
Начинало звучать и навеки меняло
дыханье;
Но касаюсь глазами, и имя не вторит
касанью,
И касаюсь ладонью, но имя нейдет
с языка...
Да и ветру, звеня в камышах, не назвать
камышей;
Я устал называть, и усталость моя
незаконна, —
Я ступил на слепое пятно моего
лексикона,
На четырнадцать тысяч четырнадцатых
этажей...