***
Дело было вот в чем. Когда доцент приблизил свой гениальный глаз к окуляру, он, содрогнувшись, увидел, что в белковой жидкости яйца плавал уже не куриный эмбрион, а настоящий ящер размером с цыпленка. У него было четыре чешуйчатые когтистые лапы, гладкая зеленоватосерая кожа, длинный завитой хвост с шипами, остистая спина, но маленькая уже петушиная головка с клювом и серьгами. Покрывшись холодным потом, Файнгольд увидел, как создание открыло один глаз, посмотрело на него с невероятной злобой, и заскребло когтями по скорлупе, пытаясь распрямить хвост…
Просто уж такое несчастье, что на несколько секунд одновременный тройной телефонный сигнал приковал наметанный глаз виртуоза. А ведь в это время доцент мог выйти из кабинета по делам. В нем, в этом сигнале, Файнгольд расслышал то, что было в тысячу раз значительнее и важнее самого сигнала, непрочного дитяти, случайно родившегося по прихоти программы мобильного оператора. Благодаря тому, что знаменитый нос доцента потребовал чистки, выдающийся ученый связал события воедино, и стал проводить опыты с отправкой эсэмэс-рассылок. И он выявил вот что: в то время, как те зародыши в яйцах, которые лежали вдали от телефонов, преспокойно плавали в белке и оставались куриными, те эмбрионы, которые были между трубок, и на которые действовали электромагнитные волны при звонке, - за считанные секунды превращались в готовых ящеров с куриными головами. Какая-то сила вернула им дух доисторической жизни. Доцент начал опыты с другими яйцами, и уже скоро в инкубаторе сидело с два десятка ящерят динозавра с куриными головами. Они лезли стаей и боролись друг с другом за место у мобилок. Возле периодически звонивших по мановению руки ученого телефонов, шла бешеная, другого слова не подобрать, борьба за жизнь. Ломая и опрокидывая все законы, известные Файнгольду, как свои пять пальцев, они вылуплялись с молниеносной быстротой. Эти микродинозавры в несколько мгновений достигали роста и зрелости лишь затем, чтобы в свою очередь отложить яйца и тотчас же дать новое поколение. Новые рождались уже с двумя рядами зубов в загнутых острейших клювах. В коробке инкубатора вскоре стало тесно и началась неизбежная борьба. Вновь рожденные яростно набрасывались друг на друга и рвали в клочья и глотали. Среди рожденных лежали трупы погибших в борьбе товарищей. Побеждали лучшие и сильные. И эти лучшие были ужасны. Во-первых они размером приблизительно в два раза превышали обыкновенных цыплят, во вторых они были в перьях, с четырьмя лапами, и с головами тиранозавров, в третьих , отличались какой-то особенной злобой и резвостью. Движения их были стремительны, бегали они на задних лапах, а передними хватали все, что попадалось, и удерживая, разрывали зубами на части.
Были выходные и училище пустовало. Где-то в коридоре иногда икал Игнатыч. На второй день доцент, осунувшийся и побледневший, без пищи, взвинчивая себя лишь сигаретами, изучал новое поколение ящеров, а вечером перешел к первоисточнику, то есть к источнику волн – мобилкам.
Системный блок тихонько урчал под столом, опять по улице шаркало движение, в инкубаторе чавкали маленькие каннибалы, и, доцент, отравленный сотой сигаретой, полузакрыв глаза, откинулся на спинку винтового кресла.
- Да, теперь все ясно. Их оживили волны. Эти старые, исследованные многими, давно обнаруженные электромагнитные волны, на которых «приплывают» эсэмэс-рассылки. Первое, что прийдется выяснить, это – какие нужны волны?... Только лишь частоты мобильника, или подойдут другие частоты? - бормотал Файнгольд самому себе.
И в течение еще одной ночи это выяснилось. Доцент помещал яйца между ноутбуком и системным блоком, между мобильниками и ноутбуком, между радиоприемником и мобильником, и так долго и по разному… Но ничего не получил, и выразился так:
- Надо полагать, что другие частоты волн не действуют… гм… ну, одним словом надо полагать, что добыть нужную частоту можно только расположив работающие на прием мобильники с трех сторон… Он любовно поглядел на свой айфон, вдохновенно подумал и позвал к себе в кабинет Эдика, который был очень рад обнаружить свой, как он думал, потерянный мобильник. Не обращая на это никакого внимания, доцент все ему рассказал и показал свежий приплод зверокуров.
Третьекурсник, без пяти минут фельдшер, был потрясен и совершенно раздавлен: как же такой простой вещи, как эта невидимая электромагнитная волна, не было придано никакого значения раньше, черт возьми! Да кем угодно, и хотя бы им, Эдиком. А ведь он собирался пойти по пути воздействия давлением… И действительно, это чудовищно! Вы только посмотрите…
- Вы посмотрите, Семен Оттович, - стонал Эдик, в ужасе прилипая глазом к стеклу инкубатора, - что делается?! Они растут на моих глазах… Гляньте, гляньте…
- Я их наблюдаю уже третий день, - вдохновенно ответил Файнгольд.
Затем произошел между ученым и кружковцем разговор, смысл которого сводился к следующему: студент Эдуард берется соорудить новый большой инкубатор с микроскопом внутри, и несколькими секциями с мобильниками для проведения опытов. Эдик надеется, даже совершенно уверен, что это чрезвычайно просто. Волну он получит, Семен Оттович может в этом не сомневаться. Доцент обязался накупить телефонов, пложить деньги на счета, и обеспечить исследователей яйцами… Тут произошла маленькая заминка.
- Я, Эдичка, когда опубликую работу, напишу, что инкубаторы сооружены вами, - вставил Файнгольд, чувствуя, что заминочку надо разрешить.
- О, это не важно… Впрочем, конечно…
И заминочка тотчас разрешилась. С этого времени волны поглотили и Эдика. В то время, как Файнгольд, худея и истощаясь, просиживал дни и половину ночей у инкубатора, «выплевывая» все новые и новые рассылки эсэмэсок на пресловутые три мобильника, Эдик возился в сверкающем от ламп физическом кабинете, комбинируя мобилы, подбирая разных операторов и сети. Из Германии, где у Файнгольда жил и работал единственный сын, ему прислали три посылки с айпадами и айфонами. Один подарили Игнатычу вместо его старой «Нокии», но он в нем ничего не поняв, пропил на следующий день. Кончилось все это тем, что Эдик соорудил большущий инкубатор-камеру, в котором сидя мог находиться человек, управляющий тремя каркасами с различными чудами мобильной телефонии. Надо полагать, что волна вышла жирная, сантиметра два в поперечнике, острая и сильная.
В конце мая камеру установили в кабинете Файнгольда, и он жадно начал опыты с яйцами, которые успевал отобрать у еще живых проглотов ящеров из старого инкубатора. Опыты эти дали потрясающие результаты. В течение трех суток, из яиц вылупились крохотные диплодоки в перьях, которые повзрослев за несколько часов, отложили новые яйца, из которых через двое суток вылупились тысячи курозавров. Но этого мало, за день они выросли в бестий до того злых и прожорливых, что половина их тут же была перелопана другой половиной. Зато оставшиеся в живых начали вне всяких сроков метать яйца, как жабы икру, и в два дня уже без всяких волн вывели новое поколение и при этом совершенно бесчисленное. В кабинете ученого началось черт знает что: ящеры разбежались из кабинета по всему виварию, сожрав всех лягушек , кур и кроликов. В террариях, и просто на полу, во всех закоулках, звучало хищное шипение и лязг зубов, как в мезозойскую эру. Игнатыч, и так боявшийся Файнгольда, как огня, теперь испытывал по отношению к нему одно чувство: мертвенный ужас. Он даже на время бросил пить, решив поначалу, что его посетила какая-то уже супербелка. Через неделю и сам ученый почувствовал, что он шалеет. Виварий наполнился запахами формалина и эфира, которыми чуть-чуть не отравился Игнатыч, заснувший днем с перепою. Разросшееся острозубое пернатое поколение наконец удалось перебить ядами, кабинеты проветрить.
Файнгольд Эдику сказал так:
- Вы знаете, коллега, действие волны на дейтероплазму эмбриона курицы изумительно…
Эдуард сразу посерьезнел и перебил доцента необычным тоном:
- Семен Оттович, что же вы толкуете о мелких деталях, об дейтероплазме. Будем говорить прямо: вы открыли что-то неслыханное. – Видимо, с большой потугой, но все же Эдик выдавил из себя слова: - Уважаемый доцент Файнгольд, вы открыли ку-ро-зав-ра! Вы сделали это.., - вы опятьутерли нос Джеку Хорнеру! И без ихней генной инженерии…
Слабая краска показалась на бледных, небритых скулах Файнгольда.
- Ну да, ну да, - пробормотал он, начиная чистку носа.
- Вы, - кипятился Эдик, - вы приобретете такое имя… У меня кружится голова. Вы понимаете, продолжал он страстно, - Семен Оттович, герои Джунджи Курато по сравнению с вами просто вздор… А я-то думал, что это сказки… Вы помните его японскую «Легенду о Динозавре»?..
- А, этот фильм, - ответил Файнгольд.
- Ну да, господи, известный же!..
- Я забыл его, - ответил Файнгольд, - помню, смотрел, но забыл.
- Как же вы не помните, да вы гляньте, - Эдик за заднюю когтистую лапу поднял со стеклянного стола невероятных размеров мертвое пернатое создание с двумя цепкими передними лапами, распухшим брюхом, и чешуйчатой головой ящера. На морде его даже после смерти застыло злобное выражение. – Ведь это же чудовищно!