Бог его знает почему, Эдик ли тут виноват, или потому, что сенсационные известия передаются сами собой по воздуху, но только в шахтерском Красном Луче, а через день и в гигантском кипящем Киеве вдруг заговорили о курозавре и о доценте Файнгольде. Правда, как-то вскользь и очень туманно. Известие о чудодейственном открытии прыгало, как умирающий птеродактиль, в светящейся столице, то исчезая, то вновь взвиваясь, до половины июня, пока на 8-й странице газеты «Ураїнська Ніч» под заголовком «Звичайне – неймовірне» не появилась короткая заметка, трактующая о курозавре. Сказано было сухо, что известный палеонтолог пенсионер, доцент из города Красный Луч, изобрел какую-то волну, невероятно повышающую жизнедеятельность кур, и что волна эта нуждается в проверке. Фамилия, конечно, была переврана и напечатано: «Зайнголд». Эдик принес газету и показал Файнгольду заметку. - «Зайнголд», - проворчал Файнгольд, возясь с камерой в кабинете, - откуда эти свистуны все знают? Увы, перевранная фамилия не спасла доцента от событий, и они начались на другой же день, сразу нарушив всю жизнь Файнгольда. Игнатыч, предварительно постучавшись, явился в кабинет и вручил Файнгольду великолепнейшую ламинированную визитную карточку. - Он тама, - робко прибавил Игнатыч. На карточке золотым изящным шрифтом было напечатано:
Симон Аркадьевич Забыймоскаль Сотрудник киевских журналов – «Желтый огонек», «Желтый перец», «Желтый журнал», «Желтый прожектор» и газеты «Желтый Вечерний Киев».
- Гони его к чертовой матери, - монотонно сказал Файнгольд и смахнул карточку под стол. Игнатыч повернулся, вышел и через пять минут явился со страдальческим лицом и со вторым экземпляром той же карточки. - Ты что же, смеешься? – проскрипел Файнгольд и стал страшен. - Из эсбэу, они говорять, - бледнея, ответил Игнатыч. Файнгольд ухватился одной рукой за карточку, чуть не перервал ее пополам, а другой швырнул пинцет на стол. На карточке было приписано кудрявым почерком: «Очень прошу и извиняюсь, принять меня, многоуважаемый Семен Оттович, на три минуты по общественному делу печати и сотрудник сатирического журнала «Жовто-блакитный Ворон», издания СБУ». - Позови-ка его сюда, - сказал Файнгольд и засвистел соплами мощного доцентского носа. Из-за спины Игнатыча тотчас вынырнул молодой человек с гладко выбритым маслянистым лицом. Поражали сильно вздернутые, словно испуганные брови, и под ними ни секунды не глядящие на собеседника белые глазки. Одет он был в потертый джинсовый костюм и кеды. На плече у молодца в сумках висели ноутбук и фотоаппарат, в руке он держал бейсболку и планшет. - Что вам надо? – спросил Файнгольд таким голосом, что Игнатыч мгновенно ушел за дверь. – Ведь вам же сказали, что я занят? Вместо ответа молодой человек поклонился доценту два раза на левый бок и на правый, а затем его рыбьи глазки колесом прошлись по всему кабинету, и тотчас молодой человек что-то отметил в планшете. - Я занят, - сказал доцент, с отвращением глядя в глазки гостя, но никакого эффекта не добился, так как глазки были неуловимы. - Прошу тысячу раз пардону, глубокоуважаемый Семен Оттович, - заговорил желтосотрудник елейны голосом, - что я влез к вам и отнимаю ваше время, но известие о вашем мировом открытии, прогремевшее по всему миру, заставляет наш журнал просить у вас каких-либо объяснений… - Какие такие объяснения по всему миру? – завыл Файнгольд в голос и посерел. – Я не обязан вам давать объяснения и ничего такого… Я занят… страшно занят. - Над чем же вы работаете? – сладко спросил парень и потрогал инкубатор. - Да я… вы что? Хотите напечатать что-то? - Да, - ответил молодой человек и вдруг быстро забегал всеми пальцами по планшету. - Во-первых, я не намерен ничего опубликовывать, пока я не кончу работы… тем более в этих ваших газетах… Во вторых, откуда вы все это знаете?.. – И Файнгольд вдруг почувствовал, что теряется. - Верно ли известие, что вы изобрели волны новой жизни? - Какой такой новой жизни? – совершенно остервенился доцент. – Что вы мелете бредятину! Предмет, над которым я работаю, еще далеко не исследован, и вообще ничего еще о нем не известно! Возможно, что волны замедляют эмбриогенез куриного заро… - Во сколько раз? – торопливо спросил молодой человек. Файнгольд окончательно потерялся… «Ну тип. Ведь это черт знает что такое!» - Что за обывательские вопросы?.. Предположим, я скажу, ну, в миллионы раз!.. В глазах журналюги мелькнула хищная радость. - Получаются гигантские организмы. - Да ничего подобного! Организмы, полученные мною, меньше обыкновенных предков кур. Ну, они имеют некоторые новые свойства… Но ведь тут же главное не величина, а сам факт извлечения из глубины веков… - сказал на свое горе Файнгольд и тут же ужаснулся. Молодой человек в кедах непрерывно набирал бесконечный текст в своем планшете, уже не слушая доцента. - Вы же не пишите! – уже сдаваясь и чувствуя, что он, с его готовностью бесконечно говорить о ящерах, в руках молодого человека. -Что вы такое пишете? - в отчаянии просипел Файнгольд. - Правда ли, что в течение двух суток из кучки яиц можно получить сотню кур, гораздо больших кэгэ, чем бройлеры? - Из какого количества яиц? Кто же так меряет?! – вновь взбеленяясь, заорал Файнгольд. – Вы понимаете ли, что это все-таки имеет палеонтологическое значение, а не то, что эти ваши «во сколько раз» и «кэгэ»? - Из полсотни? – не смущаясь спросил молодой человек. Файнгольд побагровел. - Тьфу! Черт! Что вы такое говорите? Ну, конечно, если взять два десятка вторичных яйцеклеток курозавра… тогда, пожалуй… черт, ну, около этого количества, а если рассадить, чтоб друг друга не жрали, может быть, и гораздо больше! Бриллианты загорелись в глазах Симона Аркадьевича, и он в один взмах накатал еще кусок текста в планшете. - Правда ли, что этот курозавр вызовет мировой переворот в животноводстве? - Что это за газетный вопрос, - завыл Файнгольд, - и вообще, я не даю вам разрешения писать гнилые газетные утки. Я вижу по вашему пакостному лицу, что вы пишете какую-то мерзость! - Ваше фото, Семен Оттович, очень умоляю, - молвил молодой человек и начал настраивать планшет. - Что? Мое фото? Это в ваши журнальчики? Вместе с этой чертовщиной, которую вы там пишете. Нет, нет, нет… И я занят… попрошу вас!.. - Хотя бы старую. И мы вам ее вернем моментально. - Прочь! Сотрудник стал было украдкой направлять планшет на доцента, но Файнгольд увидел, и закричал в бешенстве: - Игнатыч! - И на том спасибо, доцент, - сказал молодой человек, щелкнул, и пропал. Вместо Игнатыча послышалось за дверью странное скрипение и кашель, громкий, как из мегафона. В кабинете появился необычайной толщины человек, одетый в цветастые шорты и красно-черную футболку. Левая рука его удерживала спереди на шее, какое-то вшитое маленькое устройство, которое и издавало кашляющие и скрипящие звуки, когда посетитель говорил. - Товарищ ученый, - заскрипел незнакомец, - простите простого смертного, нарушившего ваше уединение… - Вы репортер? – спросил Файнгольд. – Игнатыч, гад, - где ты?.. - Никак нет, товарищ доцент, - прокашлял толстяк, - позвольте представиться – ветеран Евромайдана четырнадцатого года. И нештатный сотрудник газеты «Узник Грушевского» при Совете Защиты Ветеранов от… - Игнаты-ыч!! – истерически закричал Файнгольд, и тотчас в углу прозвенел айфон. Доцент повернулся на табурете. – Я слушаю… - Звиняйте, пане добродію, слава Ісу… - затараторила трубка, - не були б ви так ласкаві розповісти про ваші геніальні винахіди що-до яєць, як-то для журналу «Юний Бандерівець», бо в нас вже всі куры виздохли, завлабораторією під слідством, але жрати нічого – слава Україні, усі хлопці хто за кордоном, хто у Києві… Что-то лопнуло в мозгу у Файнгольда, рот перекосило влево, и непослушными губами он прошамкал в трубку: - А ідіть ви під три чорти, добродії. Винахіди?! Дулю вам під ніс, - трясця вашої матері. Шоб ви там усі повиздихали слідом. Цур вам і пек! – Игнаты-ыч, – Спаси-и?!