- Слышь! Сигарету дай! – протянул сквозь зубы смуглый парень лет двадцати пяти, мальчишке рядом. Тот сразу весь как-то сжался, опустил глаза
- Последняя, Митяй! Вчера пачку только купил, сегодня уже закончилась.
- Че так много куришь что ли? – прищурил Митяй один глаз.
Коля Шумин явно побаивался Митяя. Недаром в деревне Митяя прозвали «Злой». Вечно угрюмый, худощавый, с немножко сутуловатыми плечами, Злой вызывал не самые приятные чувства. Вдобавок еще шрам на верхней губе, прибавлял Митяю мрачности.
- Да, не-е. Просто стреляют все, - попытался отвертеться Коля и повернулся в сторону молодежи, которая, как воробьи расселась на бетонном ограждении моста, наслаждаясь летним вечером пятницы. Она галдела, смеялась, кто-то включил музыку на телефоне. Но на полный мольбы взгляд мальчишки, не обратила внимание. Связываться с Митяем не хотелось.
- Что ты на них смотришь? Они стреляют что ли? – проговорил лениво Митяй, ему уже начал надоедать Шумин, который вечно мямлил, - Иди, найди мне сигарету, а то курить охота!
Коля «шестеркой» никогда не был. В городе, откуда он приехал, его уважали, один раз Шумин даже услышал, как классная руководительница шепнула маме: «Коля у вас неформальный лидер…». Однако, здесь в деревне все иначе. Сначала к Шумину приглядывались, потом пару раз проверили на прочность, и вроде отстали пока. Вот только слово «пока» было ключевым во фразе, и Коля знал, что ему предстоит еще проверка на вшивость. Скорее всего, сейчас и наступил тот самый момент. Но тон Злого был не приказной, а скорее просительный, Шумин в растерянности соображал: помочь человеку или все-таки насупиться и решительно отказать.
Митяй, видимо, видел лишь один исход событий, потому что, потеряв всякий интерес, он уселся на бетон, и стал перебрасываться фразами с остальной компанией.
Пятничный вечер для деревни Барановки означал, что молодежь собирается на мосту, единственном удобном месте посредине деревни. Раздаются вопли, сумасшедший смех, и через китайские динамики певица пытается рассказать о любви. К вечеру крики усиливаются, проскакивает мат, а одинокие девушки, не обладающие запасом наглости, не решаются уже проходить там. Когда темень спускается на Барановку, молодежь успевает пару раз растащить драчунов, опустошить литров двадцать алкоголя и отполировать шинами мотоциклов асфальт.
Сейчас еще было достаточно рано и поэтому разговоры велись на трезвые головы.
- Вау! – вырвалось у кого-то.
Из-за поворота показалась красная огромная фура. Такие редко встретишь на дорогах вдали от автомагистралей. Да и на автомагистралях встретишь редко. Полировка сверкает безупречной гладью, словно красному зеркалу придали форму кабины. Вытянутый нос рычит дизельным мотором, а впереди сверкает металлическим отблеском решетка радиатора.
- Сильна машина! – прокомментировал Шумин, застыв с сигаретой, зажатой в кулаке.
- Часто что-то она стала ездить у нас, - цинично заметил плотный парень, по кличке Гусь.
Фура въехала на мост, и с урчанием мотора, на скорости шестьдесят километров в час, пронесла мимо молодежи двадцать тонн. Чувствовалось, как вибрирует конструкция, принимая на себя груз.
- Завод у нас в городе построили, теперь они постоянно тут катаются, - сказал Коля и протянул сигарету Митяю, - На, принес тебе!
- Че, у вас заводы строят, а мы нюхать газ фур должны, - встрял снова Гусь.
Злой задумчиво смотрел вслед фуре, взял аккуратно двумя пальцами сигарету.
- Молодец, - кивнул он Шумину, - оперативно работаешь! Всегда буду у тебя сигареты стрелять, - вдруг выражение лица его изменилось. Он прищурил глаза, и скривил губы, шрам стал выразительней.
- Алка с мамой чешет!
Народ затих. Все знали, что Алка соседка Злого, про их вражду пора уже слагать легенды. Если Митяй заходил в магазин и видел Алку, он стоял у входа, пока она не покидала помещение. Если Алка купалась на местном пляже, то Митяй сторонился даже того места где она лежала. Удивителен тот факт, что эти люди жили через забор друг от друга много лет подряд.
Девушка катила перед собой коляску, а рядом, с видом солдата собирающего броситься на амбразуру, вышагивали Алкина мама – Зинаида Петровна. Уже издалека заметно, что концерт сейчас будет тот еще, Зинаида Петровна хмурилась, и бросала взгляды полные презрения на толпу.
Процессия поравнялась с мостом, Митяй неотрывно следил глазами за Алкой, а потом набрал полный рот слюны. На асфальт упал смачный плевок в сторону девушки и ее мамы. Видимо, Зинаида Петровна только и ждала этой начальной искры, потому что тут же она взорвалась
- Плюется еще! Хамло! Ни культуры, ни породы!
Митяй сквозь зубы прошипел
- Сами уж больно породистые наверно?!
- Ах, ты, паршивец! Да ты такой же, как и псина твоя! Вечерами лает и лает! Отравлю ее, как нибудь! Будешь знать! Еще и выкозюливает тут еще мне! Мать сколько помню твою пила-пила, отец пил, вот ты такой и уродился! Недаром тебя Злым назвали, в тебе ж, как в драконе! Огонь скоро идти будет! Ты хоть кого-нибудь любишь в жизни?! Кроме псины своей! Да никого ты не любишь, и никто тебя не любит! Посмотри на них, - тут Зинаида Петровна указала рукой на Шумина, - Терроризируешь их! То сигарету ищут тебе, то выпить! Я же все знаю! Ничего управу найдем на тебя, заявление напишем, милиции сдадим, поедешь туда, где тебе место! Весь в родителей!
Митяй вдруг сорвался с места и подошел к женщине, схватив ее за руку, сказал ей в лицо тихо, но невероятно отчетливо
- Слышь, родителей моих не тронь!
Зинаида Петровна от такого даже прекратила свой нескончаемый диалог и оторопела. Но шоковое состояние длилось недолго, потому что через две секунды она взвизгнула
- Отпусти меня! Я сейчас милицию вызову!
Митяй стоял и держал ее за руку, смотря в глаза
- Вызывай! Но родителей не тронь! Дом спалю!
В то же мгновенье на Злого обрушился удар, била Алка сверху, неумело. Но била от души, прыгая вокруг него, колотя кулаками по спине, лицу рукам, на пару с мамой, вопя
- Отпусти ее! Мам дай телефон! Дом он спалит! Звони в милицию! Сейчас упечем его!
Митяй отпустил Зинаиду Петровну, отпрыгнул в сторону и уже схватил за руки Алку
- Дура! – проговорил так же тихо, - какая же ты, дура!
Затем оттолкнул ее, встал рядом с бетонным ограждением. Как ни странно, слова его подействовали на девушку, она замолчала, взяла оглашающую воздух криками мать, и дернула ее за руку
- Пошли отсюда, что с ним разговаривать, надо через участкового решать, и Андрею сказать. Пусть по-мужски поговорит с этим.
Редко на мосту в пятницу стояла такая тишина, с десяток глаз неотрывно следили за удаляющимися женщинами, лишь Злой смотрел под ноги, своим постоянным прищуром.
- Поехал я домой, - неожиданно сказал он.
-Давай, Митяй, - кивнул Гусь, - и как ты с ними живешь? Когда-нибудь, кто-нибудь из вас трупом кого-нибудь сделает!
- Ты сам-то понял что сказал? – хмыкнул Злой, открывая дверь своей синей «десятки».
- Я всегда понимаю что говорю.
- Ну, давай, понятливый, - уже в окно помахал рукой Митяй, и нажал на газ.
На крыльце соседнего дома картина, которая могла бы умиротворить даже американского миротворца: дед Степаныч, обхватив сигарету, выпускал в сумерки порции дыма. Злой припарковал возле дерева машину, и пикнул сигнализацией.
- Здоров, Степаныч.
- Здорово, Митяй. Слышал на мосту опять с соседями нашими поцапался.
- А ты, Степаныч, меньше слушай. Врать люди умеют не хуже, чем ты курить.
- А я, Дим, уже давно людям не верю, и за свои годы научился правду от вранья отличать.
- Молодец, - сказал Злой и закрыл калитку. Степаныч усмехнулся и выпустил в его сторону клуб табачного тумана: «Ох, Злой-Злой».
Если любого человека в Барановке разбудить и спросить, что больше всего любит Митяй Злой, то любой тут же выпалит – свою собаку. «Дип» заменял Митяю и друга, и девушку, и родителей. Их часто видели вдвоем бегущими по берегу реки, в магазине Злой покупал псу еды чуть ли не больше чем себе. Лохматый азиат безудержно лаял и скулил, когда хозяин уезжал больше чем на сутки.
Сейчас Дип махал тем местом, где когда-то висел хвост и лизал руку Митяю.
- Привет, дружище, - потрепал парень спутанную шерсть, - как ты тут?
Дип встал на задние лапы и мордой ткнулся в шею хозяину.
- Хорош, - засмеялся Злой, - испачкаешь ведь, не тебе же стирать. Есть будешь?
Пес утвердительно тявкнул, и ткнулся носом в эмалированную чашку около будки. Его жест был настолько очевиден, что через пять минут в чашку упал приличный кусок мяса, Дип не спеша приступил к ужину. Митяй уселся рядом и задумался.
Совсем стемнело, вдалеке мост раздирали крики, и мотоцикл, судя по звуку, готовился взлететь.
- Слышь, Дип, - сказал Митяй, - нажрались опять, алкота.
Чавканье из миски на миг прервалось, пес поднял глаз, потом снова занялся мясом.
- Вот ты скажи мне, - продолжил Злой, - зачем человек пьет? Утром голова болит, похмелье, денег пропивает тьму. Становиться, как свинья. Сейчас драться начнут. О! Уже начали, и сто пудов Гусь. Ему лишь бы кого-нибудь пресануть. Слышь, Дип?
Философия не совсем сочетается с говядиной, поэтому пес даже не отвлекся и продолжил чавкать. Злой вздохнул, потрепал снова шерсть, и поднял голову вверх. Небо чистое от облаков, рассыпало светящиеся точки звезд. Митяй плохо учился в школе и кроме большой медведицы не смог найти ничего. Он махнул рукой и неожиданно раздраженно проговорил
- А знаешь, зачем человек пьет? Потому что нет в жизни ничего! Вообще ничего, Дип! Работа, козлы-люди, и бухло! Жена пилит дома, дети орут, постоянно не хватает денег. Вот из всего этого, Дип, человек выбирает бухло! Оно, Дип, заставляет забыть обо всем! Хоть на миг! Забыть!
Митяй так же резко замолк, как начал, пес, видимо, почувствовал состояние хозяина и проникновенно лизнул руку. Хозяин ничего не ответил, провел по косматой голове товарища, коротко бросил - Я спать, доедай мясо, - и пошел в дом. А пес поднял голову к небу, туда, где как ему, казалось, находиться собачий рай.
Утром Митяя разбудил стук в дверь. Даже скорее не стук, а громыханье. Кто-то видимо хотел сильно его увидеть. Этого кого-то звали Андрей, когда Злой распахнул дверь, он бесцеремонно ввалился внутрь, а вместе с ним ввалился и запах алкоголя.
- Привет, - буркнул Андрей, - спишь что ли?
- Че надо? – сказал Злой, преградив путь.
- Алку вчера обидел ты сильно, я поговорить пришел.
Митяй ощурился, как ощуривается волк собираясь бороться за место вожака
- Ну, давай поговорим.
- Ты вот, что… не фиг на нее наезжать… она девка, ты мужик…. Аккуратней с ней… - выдавливал из себя слова Андрей.
Митяй нахмурил брови – аккуратней?
- Да! Мы тоже не лыком шиты! Можем за себя постоять!
- За себя ты можешь постоять только в очереди за водкой, - хмыкнул Злой, - и вообще иди отсюда, приперся рано утром, скажи спасибо, что я с тобой еще вообще разговаривать стал.
Но последних слов Андрей не слышал, глаза налились кровью на оскорбление, он прохрипел в лицо сопернику
- Слышь…. За базаром следи… я не таких шкафов ломал. Не смотри, что я пьяный, чемпион округа по самбо свое дело сделает четко.
Митяй оскалился
- «Свое дело» - это штаны в желтый цвет перекрасить?
Следующий миг стал решающим. Андрей с размаху ткнул Митяю в лицо кулаком, и попал в нос. От неожиданности парень схватился за разбитый орган и почувствовал, как по руке течет, что-то теплое
-Нос разбил, падла! – подумал Злой.
То ли алкоголь, то ли ощущение легкой победы, заставили Андрея не ударить снова, а навалиться на противника всем телом. Но Злой уже оправился от потрясения, и резко отошел в сторону, протаскивая соперника по ходу его падения, а затем правой нанес удар по затылку. Тут же в связке тыкнул в почку левой, потом обеими руками схватил скукоженное туловище и толкнул на выход. Податливая дверь распахнулась, и нежданный гость вылетел на улицу, громко вопя ругательства. Злой напрыгнул на него, и два тела покатились по траве, собирая росу.
Надо отдать должное Андрею: крик сделал пользы намного больше, чем удары. Митяй краем глаза увидел, как из соседской калитки в халате несется Зинаида Петровна. На него одного это слишком!
Но не отступать же! Митяй поднялся с поверженного Андрея и ощупал нос, кровь уже размазалась по майке. «Стирать теперь» - подумал с горечью Митяй. В это же самое время Зинаида Петровна огласила воздух воплем и на Злого посыпался каскад брани. Несмотря на полную серьезность ситуации, у Митяя промелькнула мысль: «Как же она умудряется так ругаться ни разу не сматерившись?».
Соседская калитка вновь распахнулась и показалась Алка, нечесаная и растрепанная. «Все семейство в сборе» - подумал опять Злой. И тут же он почувствовал, словно ожгло щеку. Алкина пощечина звонко отозвалась в голове. Она с плотно сжатыми губами собиралась бить еще одну, но Митяй поймал руку. В нем клокотала ненависть. Лютая ненависть не только к Алке, а вообще ко всем людям на свете. Недаром его называли «Злой». Он, что есть силы, толкнул девушку, и она покатилась по траве. Родственники оторопели. Потом они, конечно же, кинулись поднимать ее, обещая Митяю всевозможные проклятия. Андрей сжал кулаки, но в драку не лез: хватило уже на сегодня, видимо. Он довольствовался словами: «Погоди, я с тобой еще разберусь». Алку взяли под руки, и повели в дом, Митяй смотрел вслед.
Вдруг процессия остановилась, и девушка повернулась к нему. На белых от эмоций щеках блестели слезинки, глаза щурились то ли от света, то ли еще шут знает от чего….
- Я тебе это никогда не прощу, - сказала Алка, сухо и отрывисто, - тебе вообще на все поровну, я знаю. Но вот Дип… Дип единственное существо, которое ты любишь! Отравлю!
Митяй, казалось, перестал дышать. Он подался вперед и посмотрел на девушку, в его глазах скользнула тень ужаса, но парень быстро совладал с собой, и через секунду презрительная гримаса вернулась.
- Дура! Какая же ты, дура! – протянул он.
- Отравлю, - повторила Алка, и процессия вновь тронулась к дому. Митяй медленно поднялся на крыльцо и скрылся за дверью.
«Ох, Злой-Злой» - проговорил Степаныч, выпуская на своем крыльце кольцо дыма.
Прошла неделя. Первые дни Митяй входил и подолгу осматривал Дипа, старался не задерживаться после работы. Но пес так, же махал хвостом, так, же напрыгивал на него, стараясь лизнуть, и так, же съедал полную чашку. Соседи, как ни странно, тоже молчали, даже Андрей разбираться не приходил. Митяй ожидал всего чего угодно, только не затишья. Вечерами он трепал Дипа, приговаривая
- Я жду наступления, а они молчат! А? Дип?!
Пес услужливо тыкался носом в ладонь и скулил, как щенок от радости.
В пятничный вечер Злой до темна провозился с машиной, и на улицу вышел поздно. Когда звезды мерцали на черном покрывале неба. На мосту слышались крики.
- Опять налакались! Дерутся! – четко определил Митяй. Что-что, а в этом он был специалист: вырос в этих краях.
Опыт не подвел его: толпа скучковалась кругом в центре которого, плясал уже изрядно пьяный Гусь, чувствуя «запах крови». Его противником был… Коля Шумин! Такой расклад сил заинтересовал Злого, он протиснулся в центр и встал в шаге от Гуся. Тот разогревался
- Ты вот приехал сюда, городской, и свои правила начинаешь нам качать?! Тебя нормально попросили: принеси сигарету! Трудно, что ли?! А ты типа не положняк сигареты таскать?! Сильно крутой, как яйцо!
Красное лицо Гуся очень резко выделялось на фоне Шуминского в свете единственного на мосту фонаря. Толпа улюлюкала, дождавшись, наконец, зрелища. Коля молчал, для него наступил момент проверки на вшивость. Никогда в жизни он не ожидал такого – думал: «Посмеются, потравят и забудут, но что бы в кругу, драться с Гусем!».
- Последний раз тебе говорю, иди, принеси сигарету, - сказал Гусь. Шумин насупился, и Митяй заметил, как у него дрожат руки.
« Интересно, он дрался когда-нибудь? Сейчас, пойдет за сигаретой», - и вдруг Злой почувствовал, что он сильно не хочет, что бы Коля принес сигарету. Он хотел увидеть, как парнишка откажет, не смотря на то, что Гусь закатает его в асфальт намного раньше, чем он успеет ударить хоть раз. Митяй даже удивился такой сострадательности, он сам не раз гонял Шумина за сигаретами и тот приносил. «Так в чем же дело?» - мелькнула мысль, и он услышал ответ
- Не принесу, - еле слышно мямлил Шумин. Митяй изумленно хмыкнул, а Гусь улыбнулся: все! Дичь теперь его! Он не спеша приблизился и посмотрел Коле в лицо, а затем ударил.
- Давай его, Гусь! Не сдавайся, Колян! Давай! - неслось со всех концов.
У Шумина потекла кровь из разбитой губы, он отшатнулся. Митяй вроде бы заметил, как глаза наполнились влагой. «Он что… плакать собрался?!» - с презрением подумал Злой, и понял, что никогда себе не простит, если храбрость Шумина закончится плачем на мосту под ударами Гуся.
- Отвали от него, Гусь, - сказал он, шагнув вперед. Тот опешил, вытянул вперед багровую шею, правда, как птица.
- Чего?!
- Отвали от него, че пристал?!
- Ты чего, Злой?! Тебе какое дело?! Иди там пса своего нянчай, у меня свой разговор с ним.
Гусь явно был пьян, потому что сказать такое Злому в трезвом состоянии вряд ли отважился. В стае волчьей, живут по волчьим законам, именно поэтому сейчас Гусь осмелился оскалиться на вожака. Митяй знал это, он знал, что за ним наблюдают десятки глаз, и от его действий зависит то, как к нему будут относиться. Наверно, физически Гусь был сильнее его. Но вожак потому и становиться вожаком, что глубоко в нем спрятана сталь. Несгибаемая, закаленная в тысячах сражений, переданная с генами. Злой вдруг превратился в зверя, в глазах вспыхнули искры, около носа прорезались две глубокие морщины – оскал.
- Значит так, слушай сюда, гусыня! Еще одна такая реплика в мой адрес, и твоим адресом станет больница. Два литра выпил, и храбрость из ушей повалила? Оставь его, и иди отсюда!
Говоря, Митяй шагал навстречу Гусю и тот заметно сник. Ему было неуютно от зеленых суженных глаз, впившихся в него, неуютно от того, что Злой говорит, чеканя слова, медленно и раздельно. Но все, же Гусь не спасовал, он претендовал на роль вожака, и сталь в нем тоже присутствовала, может ,ее было не так уж и много, может она не такой крепкой закалки, но она была.
- Больница! Злой, испугать меня хочешь, что ли?! Ты прям как гангстер говоришь! Ты боевики по вечерам переводишь? У нас с Шуминым свои терки, не лезь.
Митяй не обратил на слова его никакого внимания, подошел вплотую: лицо к лицу, и повторил
- Оставь его, я сказал, и иди отсюда! Да и вы все, - он поводил взглядом по лицам, - идите отсюда, допивайте вашу горючку, вон на бетоне! Шумина не трогать! Кто тронет, получит лично от меня!
- Влюбился ты, что ли в своего Шумина? – сказал кто-то из толпы, - оставь их Гусь, раз он ему так дорог, пойдем и, правда, бутылку добьем.
Гусь вздохнул, но отошел. Из-за спины Злого и Шумина доносились недовольные голоса. Коля посмотрел на Митяя, словно, спрашивал, что ему делать дальше. Митяй глянул на него искоса, скривив губы
- Че? Учись драться, а то Гусь хорошо прессует. Так и будешь получать.
- Я хотел на бокс записаться, - промямлил Шумин, - но не получилось….
- А! Ну тогда бывай. Я домой. Вон можешь к этим сходить, водку допить, - и Злой показал рукой на бетонное ограждение моста.
- Нет. Я не пью водку, - и тут Коля замялся, покраснел, и робко спросил - а можно я с тобой до дома доеду?
- Со мной? – задумчиво протянул Митяй, - ну, садись. И Шумин не замедлил себя ждать – водворился на сиденье рядом, постоянно щупая рукой разбитую губу. Злой высадил его у прогона, где он в темноте, побрел вдоль забора на ощупь. Митяй проводил взглядом, и поехал к себе.
- Вот так погулял, - сказал он Дипу, открывая калитку. Пес напрыгнул на него, пытаясь достать шершавым языком до лица.
- Настроения нет, уйди не до тебя, сейчас, - пробормотал парень, - сейчас поесть вынесу тебе и пойду спать.
Но заснуть у Митяя не получилось. Он ворочался с бока на бок, рассматривая то противоположную стену, то окна, из которых струился свет уличного фонаря.
- Шумин по темноте ходит, а они фонарь мне под окна повесили – выругался Злой, и вдруг увидел сквозь окно звезды. Как ни странно, даже свет фонаря не загораживал их, не делал ни чуточку темнее. Митяй подумал о большой медведице – где то она там. А больше он ничего не помнит. Но медведицы не видно сейчас, а видно лишь семь звезд. И если быть не таким уж и придирчивым, то можно представить, что звезды образуют крест. «Такого созвездия нет: крест» - подумал парень: «Крест на стене у меня висит только. Кстати, вот и он».
Потемневшая краска потрескалась от времени, но все, же различимы даже в темноте, неестественно раскинутые руки, склоненная голова, и почем-то Митяй различил камни у подножия. О кресте он знал лишь, то, что Бог пришел на Землю, сделать их лучше, а потом эти люди его же и распяли. Это ему рассказал священник на похоронах матери. Тогда Злой плохо соображал, но спросил
- И как? Получилось?
- Что получилось? - не понял высокий, с проседью в бороде, батюшка.
- Сделать лучше?!
- Некоторых да, все зависит от нас самих.
Митяй тогда промолчал, но не согласился с собеседником. Сейчас он неожиданно задумался: а согласился бы он умереть, если бы ему сказали, что процента три на Земле станет лучше. «Что за бред лезет в голову?» - усмехнулся Митяй, но рассуждать не перестал. Сначала он посчитал, сколько это – три процента. Как, оказалось, от всего шара – сто восемьдесят миллионов. «Много» - согласился Злой – «Больше народу, чем в России живет!». Сто восемьдесят миллионов добрых людей. И чего будет?! Прекратят войны, будут старушек через дорогу переводить?! Но ведь войны будут вести остальные пять миллиардов восемьсот двадцать миллионов не добрых людей, и Гусь так, же будет наезжать на кого-нибудь. Или может Гусь попадет в число добрых?! И чего?! Найдется другой такой же! Он и Гусю надает, и станет вечерами прессовать на мосту новичков. И придут не добрые люди к добрым, и те будут мямлить, как Шумин, что они на бокс хотели записаться! Кстати, Шумин относится к добрым людям? Он никого не бьет, не напрягает. Но и сам не может себя защитить! По сути, бить другого человека зло! Но если тот человек бьет тебя?
К определенному выводу Злой все-таки пришел. Решил, что никогда бы не отдал жизнь за сто восемьдесят миллионов добрых людей, не потому что жалко жизни, а потому что все равно бы этих людей либо убили бы, либо заставили жить по законам злых.
Через несколько минут Митяй вдруг посмотрел под ноги, и увидел черную зияющую бездну. Всю какую-то размытую, не понятную.
- Че, за…?! – вырвалось у него, и вдруг понял, что спит.
- А! Сон. Нормально, - сказал он, - давно уже не видел.
- Прыгать будешь? – неожиданно раздалось сзади. Митяй почувствовал на себе чей-то взгляд, пристальный и недобрый. Ему стало жутко, как иногда бывает во снах, когда капли холодного пота медленно стекают по спине. Злой уже давно не боялся ничего, даже отвык от этого чувства.
- Зачем? – спросил не он сам, а все его подсознание.
- А жизнь у тебя такая, - ответил собеседник, - прыгать надо. И тут же Митяй почувствовал, что падает. Причем по закону гравитации пейзаж должен удаляться вверх, но почему-то он плавал, вокруг него в хаотическом порядке, и потихоньку засасывал. Злому стало еще страшнее
- ААА! – кричал он, погружаясь и погружаясь в непонятный мир. Становилось темнее и темнее, вокруг стремительно мелькали непонятные пейзажи, видения, тени. И он вдруг почувствовал на себе цепкие пальцы рук. Причем сразу двух. Руки не давали ему погружаться, а тянули наверх. Медленно, но все, же тянули. Митяй вцепился в запястья и рванулся сам. Запястья были такие разные, словно, тот, кто его тянул, имел одну женскую и одну мужскую руку. Парень поднял глаза и увидел Шумина и Алку.
- Вы?! – произнес он удивленно. Но они не ответили, а лишь тянули и тянули вверх. Злой вздрогнул, выдохнул и проснулся.
Лежал он на кровати совершенно без всего: одеяло и подушки валялись на полу, простыня скомкалась у ног. В окно бил уже не фонарь, а яркий солнечный свет.
- Вот, так поспал, - сказал сам себе Митяй, - надо пойти Дипу попить дать, похлебка соленая вчера была, сейчас изнывает, наверно.
Парень поднялся с кровати, взял ведро и вышел на улицу. Пес спал, свернувшись калачиком, не обращая на него никакого внимания.
- Ну ты и соня! – сказал Митяй, плеснув воды в миску, - вставай, я пить принес.
И он легонько тыкнул тапочком в шерстяной бок. Дип не шелохнулся. Словно дотронулись до статуи.
- Эй, соня, вставай, - уже рукой толкнул снова Злой, и почувствовал что что-то не так. Не привычен для него шерстяной бок, он много тысяч раз трогал пса, и каждый раз чувствовал не то что сейчас. «Так он холодный!» - бешено ворвалась мысль, а за ней последовала и вторая: «Алка! Неужели!».
Митяй даже не успел придти в себя, словно во сне выбежал за калитку и рванул к соседям. Что есть мочи ударил в калитку, ногой, рукой, ногой…. Сбивая кожу в кровь, он ломился в дверь, молча и уперто.
- Ты чего, Митяй?! – спросил Степаныч из-за спины, - их же дома нет! Что с тобой?!
- Где они?! – резко развернулся в его сторону парень, и Степаныч отшатнулся от бледности его лица.
- Зинка поехала в город с утра, Алка гулять ушла с коляской. А что случилось?! Ты бледный, как покойник! Лучше остановись, сейчас натворишь чего-нибудь! Митяй! Стой! Хуже будет!
Но было поздно, оставленная перед домом «десятка» дико взревела непрогретым мотором, и рванулась с места. Митяй уже в машине пришел в себя.
- Дура! – орал он, - Дураааааааааааааааааааа! Отравила! Дура!
Стрелка тахометра приближалась к четверке, движок ревел, и подвизгивали тормоза. Алку он увидел скоро, она шла ему навстречу по мосту с коляской неторопливым шагом. Митяй влетел между бетонных ограждений, где еще стояли вчерашние бутылки. Краем глаза он вдруг увидел, как из-за поворота на мост тоже влетает что-то большое и красное.
Решетка радиатора играет на солнце, мост вздрагивает от двадцати тонн несущихся по нему со скоростью шестьдесят километров в час….
По бокам бетон, фура, и он летит прямо на Алку. Говорят в такие моменты вся жизнь проноситься перед глазами. Но Злой не видел своей жизни, только секунды стали минутами. Он видел до упора раскрытые глаза Алки, полные ужаса, и неожиданно он понял, самое главное. Никогда не сможет жить, если раскрытые глаза навсегда закроются, никогда себе не простит, если зло, которое свершиться будет из-за него. Митяй был готов на все. Ему вспомнился потемневший от времени крест, с тем, кто висел на нем. «Прав, тот батюшка» - подумал Митяй, просто тот, кто висит, не мог поступить иначе, поэтому и принял смерть. Не из расчета, не из корысти, а просто потому что не мог оставить все так как есть!
- Дурааааааааааа! – закричал вслух Злой,- какая же ты, дурра!
И крутанул руль прямо навстречу летящим, как стрела двадцати тоннам. Последнее, что увидел, блестящую зеркалом решетку радиатора, надвигавшуюся на него грозной громадой….

Ветер шевелит тимофеевку вокруг деревенского кладбища, откуда шла сейчас почти вся деревня. Не шло только трое: Алка, Андрей и Зинаида Петровна. Высокий, с проседью в бороде батюшка сказал последнюю речь о том, что нужно молиться за покойника и не поминать водкой. Позади слышался скрип лопат о песок, закапывающих могилу.
- Ох, Злой-Злой, - проговорил Степаныч, медленно ковыляя по колее.
- Вы хорошо знали его? – спросил Шумин, шедший рядом.
- С детства. Улыбчивый был мальчуган.
- Улыбчивый?! – переспросил Коля.
- Да. До тех пор пока не умер отец. А мать запила с горя-то, и через два года тоже в могилу. Вот и Димка стал угрюмый, как волк.
- Никогда бы не подумал, - удивился паренек.
- Это да, - согласился Степаныч, - потом, правда, пришло счастье в его жизнь, как думаешь откуда? От Алки, они же соседями были, вот и вспыхнула искра любви. Зинка против была, что только не делала, чтоб их разлучить. И слухи пускала, и парня из города Алке нашла. Ведь это она ж его «Злым» назвала. Да. Она.
Степаныч неожиданно замолчал.
- А дальше что? – дернул его за рукав Коля.
- Дальше…. Дальше Алка сама повелась на городского, Митяй поехал к нему, да и поговорил по мужски, потом этот городской привез с собой троих, и они тоже по мужски поговорили. Из окна в клубе со второго этажа Злого выкинули, он губу тогда сильно порезал. И понеслась у них общая нелюбовь. Алка потом Андрея себе нашла, городской ее бросил…. Злой и правда стал злым и угрюмым…. Вот так, в общем. Жизнь сложная штука.
- Точно, - поддержал Шумин.
А в это время, на диване дома сидела Алка и рыдала. Зинаида Петровна обняла ее, как мать обнимает дитя, приговаривая
- Доченька, все хорошо. Прошло уже все. Судьба правильно распорядилась, он ведь если не в могилу, так в тюрьму катился. Мало ли дураков на свете, нашел что искал. Все хорошо доченька, все хорошо.