Как же меня угораздило сюда попасть. Здесь сыро и темно, холодно и неуютно. Сердце замирает. «Тук, тук. Тук… тук». Развалился, как старая консервная банка, с мальчишками не справился. И ведь никто не поможет, так и пропаду здесь. Надо же мне было так оплошать. Всю войну прошёл. Только бок осколком поцарапало. А тут, разлёгся, не могу пошевелиться. И как так получилось, я же ещё не старик. В силе. Как говорит мой друг: «Моторчик в порядке!»
Нет, так дело не пойдёт, я так просто не сдамся. Я буду кричать. Пока меня не найдут. Не услышат! Вот, кто-то идёт. Я здесь! Помогите! Подайте руку.
Сгорбленный человек прошёл мимо, даже не обернулся.
Как же так, я же кричал. Он не мог не слышать. Вот раньше бы такого не случилось. Да… - вояка задумался, - раньше мне не надо было просить. Я сам помогал.
Холодно. Я замерзаю. Неужели я больше не увижу солнышко, не погреюсь в его ласковых лучах. Не поговорю с другом о былых временах. Не буду работать. Помогать людям.
Сердце останавливается. Я засыпаю. Прощай солнышко! Прощай друг!
Как же уютно лежать в канаве, под одеялом трав. Тишина тебя обволакивает, заставляет молчать. Ветра нет. Темно. На сердце становится легко. Холод больше тебя не тревожит. Хорошо.
«Кап, кап» - мокрое на лоб.
Дождь. Только этого не хватало. Теперь заболею. Ну вот, ворчу, значит ещё жив! Моторчик весело отвечает: «Тук, тук! тук, тук!» Мы ещё повоюем.
Вояка попробовал перевернуться на другой бок, но не смог. Тогда он попробовал позвать на помощь. Но и это у него не получилось, голос пропал. Ночные росы делали своё дело.
Заржавел, – пожалел себя вояка. Капелька росы скользнула по лицу.
Что это? Там на дороге! Детский смех.
Он собрал последние силы и крикнул, но вместо крика о помощи у него вырвался: музыкальный бой.
Приятный голос, быстрые шаги, тёплые руки.
Как же хорошо. Я спасён. Я буду жить!
- Мои! - кричит рыжий мальчишка, и поднимает над вихрастыми головами друзей большие карманные часы. И все соглашаются. Даже солнышко выглядывает из-за туч, чтобы погладить рыжую копну волос. А часы, ловя момент, подставляют золотые бока, ласковым лучам. Хорошо!
Да, это всего лишь часы, но какие: они видели войну, и победу, беду и счастье. Они жили и живут. Чего и вам желают.
- Теперь я буду командиром. Мы прогоним Сеньку из нашего штаба.
- Ура! - закричал во всё горло лупоглазый малыш.
- Тише, - зашипел на него Ваня, - нам нужен план.
Ребята облепили большой валун у дороги. На середину импровизированного стола положили Ванин трофей. Каждому хотелось потрогать часы, и тому, кто брал слово, давалось на это право. Первым заговорил Ваня:
- Нужно застать их врасплох.
- А как? - округлил и без того большие глаза малыш.
Ваня вытянулся и распрямил плечи.
- Утром спрячемся в штабе, и когда придёт Сенька с дружками, мы дадим ему бой. – Ваня погладил часы. - Мы их прогоним, это наш штаб и наш двор. Нечего им здесь делать.
- Да! – поднялся с колен малыш. - Мы им зададим!
Саша и Толик тоже подскочили и поклялись не давать спуску врагу. Так и решили. В пять утра, как только солнышко выглянет из-за леса, они наломают палок и спрячутся в шалаше. Берегись Сенька!
- А что это за буквы на крышке? – ткнул пальцем на часы малыш.
Ваня поднёс часы к глазам, сощурился и прочитал крохотную надпись: «сыну Ивану - от отца».
В маленьком тенистом сквере, сидит дедушка на лавочке, оперев руки на трость, и о чём-то думает. Ваня как раз шёл мимо и, завидев свободное место, поспешил его занять. Настроения не было. Да чего там, жить не хотелось. Ваня понурил голову: грязные ботинки не раздражали и не огорчали, ему было всё равно.
- Эй, солдат, чего голову повесил.
Ваня вздёрнул конопатый носик. И увидел широкую грудь усеянную золотыми и серебряными орденами и медалями.
- Да какой я солдат, – протяжный вздох вырвался из щупленькой груди. - Я проспал. Понадеялся на часы. А они остановились. Друзья подумали, что я струсил. И вступили в бой без меня. Ну Сенька, конечно надавал им тумаков и снова прогнал из штаба.
- А ты не струсил? – улыбнулся дедушка.
- Нет!
- И тебе не поверили.
- Нет. Не поверили.
- А ты не пробовал с ним поговорить?
- С кем, - Ваня испуганно посмотрел по сторонам.
- Ну с этим… - дедушка пощелкал пальцами, - с Сенькой.
- Скажете тоже, - Ваня замахал руками, - он выше меня на голову, а кулаки как гири.
Дедушка чуть не выронил трость.
- И что, ха-ха!
Ваня открыл рот.
- Мой отец говорил: «Верное слово сильнее пистолета».
- Как это верное? – Ваня пододвинулся к дедушке.
- Верно подобранное. Крепкое.
Ваня высмотрел простенькую серенькую медаль на груди у дедушки и прочитал незнакомые слова: «За отвагу». Над головой протяжно застонало мёртвое дерево: мальчишки ободрали догола, только на самой макушке качалась богатырская палица. Ване захотелось её отломать. Он уже представлял, как погонится за Сенькой... Но дедушкин кашель помешал мечтаниям.
- Я не знаю таких слов. Я только во втором классе учусь.
- Ты просто не пробовал. Тебе нужно поверить в себя и всё получится.
Ваня смотрел на дедушку, на его щупленькие плечи, болезненную худобу, тросточку и ему не верилось, что дедушка знает: верные, крепкие слова.
- Да… - дедушка встал оперевшись на трость. Он ещё и ростом невелик.
– Придётся идти одному на площадь. Нужно сказать верные слова.
Ваня вскочил с лавочки.
- А почему одному?
Дедушка снял кепку и потрепал её, придавая нужную форму.
- Друг не пришёл, наверное приболел.
Ване стало жалко этого сгорбленного старичка. Он хотел снять кепку, чтобы проверить правильной ли она формы, но не нашёл на голове, с Ваниной пышной шевелюрой кепки не уживались. Тогда он засунул руки в карманы брюк и принялся выковыривать ботинком травинку, она никак не хотела покидать трещину в асфальте. Дедушка заметил эту неловкость и улыбнулся.
- А тебя как зовут?
- Ваня.
- Тёзки значит. Дедушка надел кепку, приложил руку к переносице и сделал козырек ровнее. Потом похлопал себя по карманам. - А мне тебя и угостить нечем.
- Это ещё зачем? – Ваня выдернул руки из карманов.
- Положено.
Ваня рассмеялся.
- Может я лучше вам помогу, как тёзке.
Дедушка загадочно улыбнулся и посмотрел в большие Ванины глаза.
- Что же помоги. Ты говорил, у тебя часы есть, время не подскажешь?
Ваня дрогнул и отвёл глаза. Пушкин смотрел лучезарными глазами и улыбался. На мгновение показалось, что он хочет сойти с пьедестала. Ваня мотнул головой.
- Нет, они сломались. Я их дома оставил.
Часы чуть не выпрыгнули из кармана, от такой неправды.
- А я свои потерял, – закивал понимающе дедушка. – Они меня никогда не подводили.
Ваня не мог посмотреть в глаза дедушке. Он сделал вид, что ему не безразлична налипшая грязь на ботинках.
- Ну ладно я пойду, а то ещё опоздаю. Не вешай нос тёзка и помни, о чём я тебе говорил.
Ваня очистил об асфальт подошву и наконец, решился посмотреть в добрые глаза, но вместо дедушки, увидел злую старушку. Она ворчала, что ей не уступили место в автобусе, а теперь чуть не сбил бешеный старик с палкой.
«Опять струсил! Часы пожалел», – Ваня бросился за дедушкой, но его уже и след простыл. На минуту ему показалось, что в карман брюк забрался уголёк из печки и больно жжётся. Ваня достал часы и хотел разбить о дерево, но в последнюю секунду передумал: «Это же не мои часы!» Ветер одобряюще зашелестел в листве: «Не твои, не твои».
Ваня шёл по аллейке и думал о словах дедушки: «Вот если бы у меня был такой дедушка. Мы бы показали этому Сеньке, как чужие штабы занимать».
- Нет! – крикнул Ваня и даже испугался своего голоса, так он был похож на взрослый. - Я сам поговорю с Сенькой и если не найду верное слово. Тогда у меня найдётся два других, - он сжал кулаки и ускорил шаг. По пути попадались консервные банки и пустые бутылки, Ваня безжалостно их пинал, представляя, что это Сенька разлёгся на дорожке. И так бы он далеко зашёл, если бы не окликнули.
- Эй, командир!
Ваня обернулся и увидел жавшихся друг к другу мальчишек. Одежда на них была порвана, а лица как у индейцев, только вместо цветных красок грязь. Если бы не малыш с большими голубыми глазами. Он бы их не узнал.
- Что с вами? Почему вы такие… - Ваня не нашёл подходящее слово для того чтобы их описать.
Малыш вышел из кружка.
- Ты убежал, а мы опять пошли драться и завтра будем. Пока их не прогоним.
Теперь уголёк из кармана брюк перебрался в грудь и больно припекал. Но вместо того чтобы его затушить, Ваня схватил большой камень с земли и побежал в сад, ребята бросились следом. Ветер даже не пытался их остановить, а напротив подгонял в спину: «быстрее, быстрей!»
Когда ребята подошли к штабу в третий раз, Сенька рассмеялся и подавился кусочком яблока. Он пытался откашляться, ползал на четвереньках по штабу, судорожно хватался за ноги друзей, лицо из розового превратилось в синее. Но друзья вместо того чтобы помочь, один за другим оттолкнули его и испуганно выскочили из шалаша. Ваня вспомнил, как месяц назад он сам поперхнулся кусочком пирога, когда взахлёб рассказывал бабушке о дворовых приключениях, и она спасла его, постучав по спине. Ваня отбросил камень и подбежал к обезумевшему Сеньке: он стоя на четвереньках у входа в шалаш вертел красными глазами, хрипел и не понимал, что происходит. Ваня ударил его кулаком по спине, потом ещё и ещё. Со стороны можно было подумать, что Ваня лупит этого ненавистного захватчика, но на самом деле он его спасал.
На пятом хлопке, Сенька наконец откашлялся и глотнул свежего воздуха. Малыш где-то раздобыл бутылку чистой воды и щедро полил на Сенькино лицо. А Саша и Толик сняли кепки и не жалея сил обмахивали. Из синего лицо превратилось в розовое. Сенька уже не таращил глаза, подражая раку, а благодарно посматривал на спасителей.
Заиграла музыка. Ваня встрепенулся.
- Что это?
Малыш глотнул воды из бутылки и посмотрел в сторону, откуда доносилась музыка.
- Сегодня же праздник, Девятое мая.
- Это на площади играет, - прохрипел Сенька поднимаясь.
Малыш хотел что-то добавить, но увидев удаляющуюся спину Сеньки, передумал.
Ваня вспомнил про дедушку, как он сейчас, наверное, стоит посреди площади и не может подобрать верные слова. И во всём виноват он, Ванька. Если бы не смолчал и отдал дедушке часы, уж он тогда бы не стоял в замешательстве окружённый людьми. Он всем бы рассказал: как воевал, как защищал Родину.
Ребята засобирались по домам и договорились на следующий день, сразу после школы встретиться в штабе.
Теперь Ваню нельзя было остановить, даже ветер, дувший в лицо, скоро сдался и запутался в рыжей соломе. Его тревожила только одна мысль: «Успею или нет?!» Подбежав к переходу, он чуть не столкнулся с ворчливой старушкой из сквера, она возмущалась, что её не пропускают автомобили. Ваня смело перевёл старушку через дорогу, рыжая копна волос служила сигналом: «Берегись, впереди люди!» и как бы водителям не хотелось прошмыгнуть, пришлось ждать.
На другой стороне дороги бабушку как подменили: она улыбалась и протягивала слипшиеся карамельки. Ваня не стал огорчать бабушку и, взяв две карамельки, бросился навёрстывать упущенное время. Он не любил физкультуру, а тут приходилось бежать. Ноги не слушались, болели. Хотелось остановиться и посидеть на тёплом бордюре. Но только Ваня представлял как там, на площади, больно дедушке, у него открывалось второе дыхание и бежать было легко. Он бежал и нашёптывал заклинание: «Успею! Успею!» Улыбчивые прохожие провожали глазами: «Скорее! Скорее!» Им тоже хотелось в детство.
Ну вот наконец она: Красная площадь. Вернее сказать: площадь людей. Они словно Ванины волосы теснились друг к другу и не желали уступать своё место. Продравшись сквозь толпу, Ваня увидел дедушку, он был окружён детьми и цветами. Хоть и один, а в поле воин. Теперь он не казался жалким старичком: он оживился, расправил плечи, поднял высоко голову и улыбаясь, рассказывал истории военных лет. Дети незаметно трогали его костюм и старались запомнить таким величественным на долгие годы. Как жаль, что у них нет такого дедушки.
Когда дедушка начал рассказывать про свои часы, доставшиеся ему от отца. Ваня не выдержал и поднял руку.
- Вот они!
На минуту всё смолкло, даже шаловливый ветерок перестал трепать седые волосы дедушки.
Дедушка протянул руку к часам, и зрителям показалось, что часы сами прыгнули к нему на ладонь.
- Я соврал. Мне стало жалко часов. Простите. – Ваня не мог совладать с собой, что-то болючее подкралось к горлу и мешало дышать, он опустил голову.
- Не вешай нос, тёзка!
Ваня посмотрел в большие голубые глаза дедушки. Они улыбались, а левый даже подмигнул.
- Дай руку.
Ваня нерешительно протянул свою щупленькую руку и ощутил крепкое рукопожатие и ещё что-то: горячее, горячее. Дедушка повернул его руку к небу и отдёрнул свою. Ваня глазам не поверил: на его ладошке сверкало золотое солнышко. И если бы это была сказка, можно было подумать, что оно улыбается.
- Владей!
Ваня посмотрел по сторонам, как бы спрашивая совета: правильно ли он поступит, если возьмёт часы? Но рядом никого не оказалось, дети разбежались. Их можно понять. Благодаря празднику, на Красной площади маленького города устроили развлечения: самых маленьких детей катали на пони, постарше на верблюде, а тех, кто не хотел расставаться с родителями катали на тройке с бубенцами.
Ваня напросился проводить дедушку до дома, а по дороге рассказал о случившемся в саду.
- Ты нашёл верное слово.
- Но я же не говорил.
- Иногда хорошее дело, лучше тысячи верных слов.
Ваня улыбнулся, ему так хотелось хоть немного быть похожим на дедушку. А тут дедушка говорит, что он всё сделал правильно, даже лучше. Хорошо. Ваня уже придумывал, как завтра зазовёт дедушку в штаб и спросит совета как лучше его обустроить. Ведь дедушка знает военное дело не понаслышке. Может и Сенька придёт, но не как враг, а как друг. Ване показалось, что в кармане брюк что-то зашевелилось, он достал часы открыл крышку и посмотрел на циферблат: «двенадцать часов». Часы ожили и заиграли волшебную музыку. Вспомнилась мама, горячий борщ. Дедушка улыбнулся.
- Беги. Я завтра приду к вам в штаб.
Ваня удивился проницательности дедушки, но не стал спрашивать, как у него это получилось. Завтра сам всё расскажет.
