Бред

Бред.

Как темно, МАМА.
Как темно...
Ты здесь? Я не чувствую твоей руки, мама!
Мне так холодно...
Я знаю, ты здесь. Но здесь так темно! Так темно...
Это плохая темнота, мама. Чёрная, страшная. Она тянет, как будто жилы вынимают.
Это плохая темнота, мама...
Мама, я знаю, вот это горячее, липкое, что бьётся в груди слева, оно горит..
Оно не отдаёт меня темноте.
Но оно горит без огня.
Нет света. Мама, нет света!
Мне так больно, мама, так больно...
Они умеют делать больно.
Но я всё вынес. Я всё вынес, мама!
Но это так больно...

Так больно….
Дай мне руку, мама!
Дай мне руку...
Я не чувствую тебя.
Я тебя не вижу, мама!
Ты здесь?
Я знаю, ты здесь.
Я чувствую.
Это горячее слева в груди, оно бьётся, бьётся...
Ему тяжело. Очень тяжело, мама..
Так тяжело...
Они умеют делать больно, мама.
И эта девочка...
Помнишь?
Она махала нам букетом васильков.
Бежала, бежала... А машина быстрее.

Машины возят больших людей с ружьями.

А она была такая маленькая, мама, такая маленькая…
У неё слеза текла по щеке.
А волосы светлые и глаза голубые.
А потом мина.
Раз и всё.

Она негромко взорвалась, мина.

Маленькая такая ямка на асфальте.

И васильки рассыпанные на дороге.

Мама, мне так холодно, мама...
Дай мне руку.
Здесь так темно..
Это плохая темнота, мама...

Она тянет меня.
Мама.....

Мама!

Две женщины сильно в возрасте остановились и подозвали хирурга.
Откинули простыню.
Боже!- вздрогнул хирург.
Где это его так?!
С той стороны. Наши отбили. Они бросили его в придорожной канаве.

- За что ж они так его…

- Он плюнул в лицо офицеру.

Врач положил руку на шею парня.
Посветил фонариком в зрачки.
- Ну, я тут уже не нужен.

Он повернулся и, устало ссутулившись, пошёл принимать больных.

«Эк его раскромсали....» - мелькнуло на секунду в его голове…

Две уставшие женщины покатили тележку по страшному, облезлому коридору.

Она скрипела и подпрыгивала на выбитых из пола плитках.