По венам кровь взыграла воли раж,
дыханье захватив моим восторгом.
Вот он – Петровский градный Эрмитаж!
История эпох, миров его осколки!
Струящий свод кронованых светил,
хранит судьбину в канделябрах…
Слышны разливы стати во свети,
поющие в руках Владыки, храбрых.
Мозаикой ласкает взор велик витраж
Полтавской сечи, под свечным укосом.
Вмиг оживает образной души типаж,
а вместе с ней и автор, Ломоносов.
Видна спесива длань поводыря,
штормящий нрав науки Холмогора,
А также твердая Петровская заря,
дугою обрамляя век, его задора.

В мерцающих сияньях дремлет мир,
несущий жизнь художественной кисти.
Запечатлен в нем, всех веков, Кумир!
Петрова сажень, под короной чести,
Он создал храм искусств и широты,
храм помыслов души своей спесивой.
Оставив воле дум Великие следы
и путь речей, держав непостижимых,
В век иноверов, он сокрыл талант.
Родил России детище, из слова.
Натешил эру, долей чуждых стран,
Вобрав в себя свет, бытие иное.
Раскрасил слогом сей чёрно-белый быт,
Внес искру в жизнь ядра смурного,
Разбил оскальных дней стереотип
О брег завета и валунов чертога.

Крестьянский люд, лаптями мерил век,
не зная света, за волнами страха,
Но Петр рубил словестностью завет,
открыв врата к учености монарха.
Он превоздал величье ведомых миров.
Внес истину, казнь обрамляя кровью.
Но груз стремлений видно был таков,
каким мы видим в стенах изголовья.
Жесток в опале, ярый Государь,
не терпя чернь на пустоте забвенной,
Секирой рубит в месиво, утопну старь,
вдыхая в лёгкие России, дух Вселенной!
Он рыщет каверзой, скалит их оговор,
искореняет предрассудство оных павших,
Внося измены в оголтелый разговор,
словами стран, богатством слов игравших!

Власть не обузданного, бьющего ума,
застыла в письменах лет современных,
Нектаром мук, глотком кагорного вина,
желанием, чертовски вожделенным.
Сам Петр, есть водопад разящих дум,
стремглав воюющих с горнилом не покоя.
Он – волны моря в непогодный шторм.
Он – путь морщины, под палящим зноем.
Тверда рука Российский скипетр держать,
как удила "Рысца", с судьбою ветра,
Как мякиш хлеба, кабы веру испытать,
черпая истину у мира в жадных недрах.
Не иссякает речь в пылающих устах,
о сотвореньи воли естества мирского
В смутных суетах, где казенный страх
Гнобит общину, не пуская за пороги.

И пусть с холста на нас глядят
глаза Великого Петра – Первопроходца.
Они вселяют веру, истину в сердца.
В жизнь, всплывшую со дна колодца.
Горда святыня, по сей день в стенах
и душах, историчным служит стражем.
Россию, дух Петра вперед ведет,
через застенки сводов Эрмитажа.
Врата Царьграда, сторожат покои вех,
в писаниях его сургучностей учтивых.
Они сильны в устоях, ну а в них,
Рвет истина года рядов пером ретивым.
Зовется эхом знать былых годов,
И на весы кладет запасы воли,
Но мир изменчив, мир принять готов
Лишь то, что сладко, где не нужно боли…

Могучий нрав хранит в стенах навет,
его шаги в тропе далеких судеб.
Тревожат прошлое, взрывая их ответ
на непотребность, в коих скоро позабудем
Свет времени, свет слова, свет ума,
обряды, таинства их невоззримых глазу.
Он нам кричит, что мир сошел с ума,
мир допустил в Россию страшную заразу.
Искоренить сей оборот нельзя,
так как забыли люди меру правил.
Петр дал державу, во Христи, князьям,
а те, всю величь, за гроши продали.
Ну, слава Богу, сохранился страж
культуры Русской, все их достоянья.
В нем честь Петра, его холеный эрмитаж
в пейзажах и портретах Русского ваянья.

Наедине с дыханьем писаных страстей,
внутри горниц кипит отвар деяний,
Из исторических, монументальных дней,
в пору гордыни Царской, ожиданий.
Он там, в стенах живого Петербурга,
в его воссозданных ваятельных столпах,
У Эрмитажного творителя – хирурга,
который вырезает староверный страх.
Под расписными аркаладами взрослеют
Петра восходные, святые семена.
Они сегодня от стыда краснеют.
Чужая Русь за тенью века, скрыла имена.
Свет огонька, старинной, храмной свечи
сменил струящийся неоновый прожект,
А песней дивной Русской, гласной речи,
владеет отречённый образу аспект.

Но в уголке далёкой, хладной залы,
я вижу глас речей Великого Петра.
Его покой колышет гордо покрывало,
которым голосят обеспокоенно ветра.
Они несут летящий, мощный образ
могучей стати, ясных, зорких глаз,
И ворошат в летах, словесный хворост
наречий Русских, в дальних голосах.
Идёт борьба никчёмности с гордыней,
ума сиянья с перерожденьем слов,
С веленьем духа, сердца, за идеи
рожденных в муках, Русских городов.
Мощь стража знать оберегает всходы,
в кольчуге света и в кирасе дня,
От злого проявления чужой породы,
измены, бунта в сердце Главаря!

Ведь в усыпальнице, в мощах России,
под пеленой шальных, витых годов,
Страж чтит обычаи, традиции лихие
На свитках летописи жизненных трудов.
В картинах кисть твореньем красит души
Его бунтарской и настойчивой Страды.
Пожар азарта тишиною гасят лужи,
незнаньем, рвет в ошметки все холсты.
В них жизнь веков с неисчислимым стажем,
В раздолье Русской буйной красоты,
И это всё в объятьях Эрмитажа.
В дыханьи прошлой, бытной суеты.
Ведь ветвь Петровской ипостаси,
рукой крепит замасленность оков.
Он как всегда, стоит у своей власти
– Родоначальником наук и правных слов!

Ревнивцем юной молодости глупой,
безнравственной потерей, у часин,
Потраченных на кутежи, с младой зазнобой,
на тысячи упрятанных причин.
Под камнем остова заложен лик историй,
в сплетенье дуг, венком горит светец,
Который каплями стекает, тихо в вторя
о бытии хрустальной чаши, для сердец,
В злачёном камне повелительного замка
Дух заключен на троне во главе,
В картинном блике, в драгоценной рамке,
с короной Божию, с державою в руке.
По истеченью лет в очах огонь всё ярче,
Так жадно, жарко, яростно горит,
И по утраченной эпохе горько плачет,
по вековым песчинкам, заклейменных в быт.

Ваятель жизни, собиратель дела
поклажи истины бродящей по ночам.
Ценитель красоты, застывшей в Эрмитаже
и критик во сравнительных его речах.
Провидец Петр, писал пером законы,
в коих горел путь множества дорог,
И его мудрость до сих пор в канонах
читается, сливаясь в Многоликий слог.
Идешь следами Царского устоя мысли,
его дыханьем окропляешь сонный небосвод.
И пред глазами вид открывается лучистый,
на вдаль манящий, арка ладный свод.
В витые свечи в канделябрах хрома,
готов отдать душевную, холодную судьбу,
Чтоб заблудиться в залах, сего храма
и искупить боль в страстную мольбу.

Желанье сердца, стать стеклом витража,
В картинах раствориться бренным маслом.
Впустить, объять Величье Эрмитажа,
Чтобы осталась счастье не напрасным.
И вот тогда вдохнёт душа годины,
колокола заутреннюю отобьют перстами.
И золото искусства ляжет густо тиной
словесной брани, а душа взойдет Стихами.
Тогда сознание вернёт былой окрас,
да остановит время Таинством степенным,
и в ярких красках Петр проснётся в нас,
Да наделит дыханье званым племя.
В мозаике выиграется время у постов
в мгновеньях блеска, в золоте отрады.
Петровский след идти с душой готов
по залам Эрмитажной тайной аркаллады!

Как тень Величия, за бытием следит
блуждающий простор, на нас с картины,
И где-то там, моргает глазом оный вид
в завъюженной судьбой, святой долине.
Искрится магией, Руси Императрица,
мерцая в бликах драгоценных страз,
А также любознатны иноверны лица,
Вертают жизнь на троне подле нас.
Лишь чуть коснется край души десницы,
Уверенного образа, бег быстротечных лет,
наитием судьбы вдруг задрожат ресницы,
Втолкнув сей образ в упоительный рассвет
В котором солнце одевает дней корону,
и на лучах державие людских хранит,
Себя вмещая разом в оном троне,
Бросая наземь токма жаркий вид.

Где в капле воска Эрмитажной страсти,
любовь запечатлела, веком гордым небеса!
Где Бог с Петром стоят у одной власти,
но говорят, увы,на разных голосах.
Там в оной пустоши души славянской,
слышны раскаты эха изможденных лет.
Там теплится лик воли Иоанской,
её так быстро умирающий портрет.
Тепло свечи жжет угленную наглость.
Тех, кто приходит просто прозябать.
Кто слеп и глух, кому сей мир не в радость,
кто и не хочет тайну Эрмитажа знать.
Но счет годов бежит, увы, на убыль
и очень быстро старятся радушные века,
Что раньше знаком был Петровский рубль,
сейчас лишь мусор, он ничто, и он никак.

Устал мой страж нести бренные муки,
устал быть дворником у светской голытьбы,
Ведь только Петр с картины, греет руки
и не даёт сойти с холщеного пути.
Не верит страж в сердечную повинность,
под гнетом самодурной, буйственной реки
Мой Эрмитаж хранит святую вожделенность
и преданность Петровское, Державное руки!
Есть только доля православной силы,
в великом невозделанном союзе,
Их вера в Русь несколько не остыла…
Они в душе Петра, аж до небес возносят.
Нельзя забыть мгновенья бранной сечи,
в коей маяк Петровский, бьёт лучом века.
Где Русь, народ слогами вмиг увековечит,
оставив в тайном Эрмитаже, сей трактат.

Пусть песнь Петрова по стране клубится,
пусть красоту возьмет художник в рамы,
Чтоб в Эрмитаже счастьем возродится,
для тех, кто слышит ритм сердечной гаммы.
Для тех, кому судьба не безразлична,
кто чувствует дыхание увенчанных мирой,
И верит в жизнь судьбы своей вторичной,
Оберегая жизнь Петровской верой!
Пусть стены дорогого Эрмитажа
Ещё хранят на долго вдохи славы,
И пусть покамест память в экипаже
Чуть дремлет в дорогой оправе!
А мы за должно будем чтить свободу,
И восхищаться оными его браздами,
Вмещая в жизнь строптивости породы,
И ветер, за Великими гранитными стенами!

Е. В. Матузова / Полина / 2013 г.