61

Что ж, любовь –это лишь слова,
Слова тех, кто остался в долине,
Кто не думал о перевалах.
В подвалах
Души
Сплетаем чудные сказки.
Мы и сами, скажу вам, чудные.
Что мне стоило просто уйти?
Исчезнуть?
Стать тенью?
Но я в тенях своей жизни забвенья
Боялась,
Пусть и искала его.
Голос течёт через трубку
Мне в ухо,
Журчит:
Не спит
Его обладатель.
В нём столько таких интонаций
Было,
А я вдруг забыла,
Любил он меня или нет…
Нет,
Не любил.

62

Дальше в путь в высокие горы
Отправлялась я налегке –
В теле,
Не в сердце.
В сердце, в целом, уже бесплотном,
Ощущала я тяжесть веса
Тех печалей, что я пока
Не смогла позабыть.
И не быть
Тем, чем я была прежде,
Было тяжко.
С натяжкой
Можно поставить тройку
За это умение плыть
По небу.
«Ты плывёшь лишь до гор.
Перевал перейдёшь ты ногами,
А потом…»
«А потом что-то будет».
Он мне отвечал с лёгкой дрожью:
«Можем
Почувствовать мы момент, когда сон
Объял сердце?»

63

Белых стен жёлто-кремовый свет
Отражается от моей кожи.
Ложью
Умыла я сердце себе
И поместила
Туда финский нож.
Если вдруг ощутить соберусь
В себе силы жить,
Чувствовать, верить, брезжить
Светом,
То обязательно
Выпущу лезвие.
Так
Думала я в тот момент,
Когда умывала лицо
Я холодной водой,
А свою чуть побитую душу
Я пыталась отдраить, отмыть,
Кипятить, если надо,
Выбить топотом стада
Моих разумных реплик
То, что меня поглотило.
Что-то жёлтое стелется в небе,
Ведь пришёл человек.

64

А куда утекает время?
И какой песок поглощает
Мою юную кожу? Взамен
Прожилки вен,
Морщинки
Отдаёт мне оно.
И куда исчезает вера?
Тушат веры огонь
Тоже этим рассыпчатым,
В который можно запрятать
Или похоронить –
Той же крупинкой из чайного
Золота –
Ею ли тушат огонь?
Он пробегает по талии
Тонкой – часов,
Оголяя линии плавно
Груди и бедра.
Так же и жизнь оголяет. Была
Я когда-то бедром или грудью
И талией тонкой с изломом.
Но фальши патроном
Вышибла из головы
Волны извилин.

65

На горе наступил рассвет.
«Он последний», -
Печально сказал человек.
Из моей прогоревшей души
Отделялся ещё фрагмент любопытства:
Человек вдруг уменьшился в росте,
Просто
Было лицо его,
А голос надгробен.
«Где же твой смех,
Искорёженный желчью?
Мелочность,
Что же, смертью излечена?»
«Нечему
Больше тебе удивляться.
Смерть лечит всё.
Излечила упрямство великих.
И лишила предательскиех черт
Тоже смерть.
И она очертила углы
И набросила тени.
И излечит любое сомненье.
От любви и от веры излечит».
«Да, ведь смертью калечат».

66

«Не спеши расставаться с надеждой
На вечную жизнь», -
Так говорим в те минуты,
Когда смерть накинула путы.
Для нас всё сразу обретает смысл:
Отдельные слова и секундные чувства,
Блестящие глаза и мягкие губы,
Перелив реки и течение мелодий,
Как будто они нас от смерти уводят.
Мы проникаемся,
Мы причащаемся
Солнечным шаром,
Тонущим в море,
И шаром луны –
Круглым солнцем блестящим
В чёрно-бархатной тьме.
И нам кажется, будто способны
Спрятать себя в каждом шорохе ветра
И излучать красоту и тепло.
Назло
Опровергну это!
Если ты умер, тебе не ожить,
Зря ты не верил, что жизнь быстротечна!
Зря ты не верил, что чувства конечны…

67

Как понять, что есть важное в жизни?
Смысл качается и уплывает.
Бывает,
Ты вроде наполнен сомненьем,
Что ты прикоснулся
Или проснулся –
Что вот оно, важное.
Страшное
Чувство, что я упустила,
Что не ловила лучистость момента –
Кем-то
Жить не хотела, пока жила.
А как умерла,
Пожалела.
Белым
Покровом из пепла и соли
Кроется память, жалкая память…
И белый свет рождается вдруг –
Он поглощает цветов полукруг.
Красные, синие, зелень и золото –
Белой размолоты молнии молотом.
И почему тогда чёрное – зло?
Белый проглотит всю радугу цвета
Так, как ничто никогда не могло.

68

Я отпускаю всё то, что ушло.
Я отпускаю всех тех, кто ушёл.
Хорошо,
Я согласна даже на это,
Вопрос ведь в другом.
Меня пожирает беззвучность момента,
И я отпускаю. Причина другая:
Внутри пустота
Пожирает.
И тают родные глаза.
А я закрываю свои – и там космос,
Он отпечатан на тёмной изнанке
Века.
Побега
Из космоса не совершить.
И ты удаляешься точкой,
Уносишь не только причины,
Но и радость секунды.
И пустота разрастается вдруг
До крика момента…
Чем-то
Запутанным станет прошлое,
А потом исчезнет,
Как видение осторожное.

69

Через какой-нибудь месяц
Месяц луной обернётся.
Станет неважным, нечётким
Ушедшее.
Разве меня удручит
То, чего я не помню?
Разве меня извинит
Перечень лет в документах?
Фрагменты
Остались.
Старость
Вроде ещё неблизко,
А в голове перепутаны даты,
Имена, города становятся
Выборочным пожеланием.
Главное – выспаться, сдать норматив,
Указующий, что ты жив;
Растрепать себе нервы,
А если возможно,
Гневом и ложью
Других тоже ранить.
Потом пять капель, пять грамм,
А в ушах застучит барабан.
… Разве многое нужно оставить?

70

Бывали когда-то дни,
Когда я осознавала,
Что поставить точку устало
Мало.
Перебрав череду своих дней,
Я выбирала парочку свежих
В памяти.
И вчера, и неделю назад воскресенье
Все подверглись и смерти, и тлению.
Но я, например, помню чётко январь.
Или март – самый кончик его.
Или август в огне и пожаре.
А октябрь потерялся опять
В лабиринте времени.
И вот мне предлагают закончить
Глупые метания,
Поставить точку и принять
Тот факт, что нет во мне призвания,
Свечения.
А лечение
Не так-то уж дорого –
Жизнь отдать.
Такие приключения
Пережить и позиции сдать…

71

Я помню те первые дни,
Когда мне тот человек наступил на след.
Бред
Наполнял мою голову.
А потом мне отчаянным криком
Захотелось жить.
И я помню тот острый момент бытия,
Который топила в стаканах,
Вдыхала в табачном дыме –
Отныне
Свободна, мол, я!
И я помню, как я поглощалась
Просто глазами напротив,
Которые вроде бы тоже
С ума сходили.
Уплыли
Сакуры лепестки.
И я помню,
Как в тёмный вечер
Я глотала мерцанье звёзд,
И как верила я всерьёз,
Что начну всё опять сначала.
Если так же сначала, то и тот же конец!
Просто пей тишину, не надеясь на большее…

72

Караваном из серого цвета
По расшитому звёздами небу
Облака плывут.
Я лежу на чужом плече,
И я верю, что эти звёзды
Мне ответят на мой вопрос.
Из звёзд
Льётся жёстким укором света
Ярко-терпкая, острая боль.
Исподволь,
Из-под дрожи момента,
Экспонентой
Пенится жажда
Забыть о печали.
И глупые песни устали
Быть петыми ломким голосом.
Плачет свет на те взлётные полосы,
С которых в последний путь
Отправится наша нежность.
Небрежность
Прощания станет предвестником
Того, что признать я могла только мыслью.
А сердце не может – оно не железное:
Из плоти и крови – кровавое, нежное.

73

В сером-пресером, как пепел древесный,
Что не оделся ещё сединой,
В чём-то прозрачной во мгле тишиной
День одевается.
Мне не прощается
Яркость извилистых, броских, чудесных
Добрых дождей,
Переливы камней,
Бисер, что выложен лентой из влаги,
Что образован узором росы.
А сейчас – тишь.
И ещё много пепла –
Он расторился, он воздухом стал.
Смогом залиты кладовки, что раньше
Светом заполнены были. Чуть старше
Свет если станет, то гаснет под вечер…
Рифма и слог отказались служить.
Даже по дружбе по старой постыло.
Небо плыло и куда-то уплыло.
Гулкость шагов, фонарей и свет ламп,
Что гасят истинный свет.
Темень меня обняла и дрожит.
Что-то кричит, поываясь на «нет!»,
Что-то убило мой внутренний свет.

74

Мой внутренний свет
Загасить нелегко
Было когда-то.
Разве когда-то кто-то бы смог вдруг решить,
Что этот светильник прощально
И жалко
Мигать начнёт?
Но приходит черёд
Мне устало сипеть через ноты.
Уверяю, себя я ещё, что нестрашно,
Что найдутся ещё идиоты,
Что не сразу почувствуют эту
Пустоту с мелкой крупкой конечных
Гласных, произнесённых на всхлипе.
Нити
Оборваны вдруг. Кукла мягко упала.
Оказалось, я кукла своих буйных чувств.
Ра ньше думала: я сочиняю.
Оказалось: меня сочиняют –
От разумности и до безумств.
Смяв листки, их хочу тоже сжечь,
Но погас тот во мне огонёк,
Что в ответе за уничтожение
Рукописей и идей.

75

Смерть очищает
Нас от тех мыслей,
Чувств, состояний, которые нам
Связь обеспечат с землёй под ногами?
Или напротив, она замутняет
И повергает и в ужас, и в панику?
Не очищает, а лишь ввергает
В ужас, что всё то земное окончено,
Ради чего и стоило жить?
Мне испить
Ни вина, ни воды не хотелось.
Иногда ощущала я страх,
Что по коже гулял тем ознобом,
Что на спинке пушистых котят
Шерсть поднимет.
Иногда ощущала спокойствие –
То спокойствие, что
Означало принятие смерти.
А подчас я до ужаса крика
Продолжала бежать в темноте,
Ожидая, что тот коридор
Завершится,
Что снится
Мне смерть.

76

А оказалось, что вовсе не снится.
Я так жалею, о многом жалею!
Что никогда не сумею
Лёгкостью снова наполниться;
Что никогда не смотреть
С нежностью, взглядом с искринкой;
Что никогда не мечтать
Так и о том, как мечтала.
Стала
Усталой
Слишком, чтобы всё продолжать.
Если раньше я смерти боялась,
То теперь я её ожидала
То с истерикой, то со спокойствием.
Просто, честно, я слишком устала
Быть больной и разбитой.
А еще улыбайся!..
Надейся, что ты притворилась
Достаточно верно.
Не плачь!
Что уж плакать? Жалеющих нет.
Это раньше всё было как будто иначе.
В этом «раньше» ты явно ошиблась,
Так теперь чего ждать?

77

Если раньше весь ужас казался мне выдумкой,
Просто расстройством шального ума,
Слабых нервов,
Фантазии гипертрофированной,
То теперь уж я знала,
Что это пришло неотвратно и неизбежно.
НЕ-ОТ-ВРА-ТИ-МО:
Не отвернуться, не найти врат к спасению.
Мне пропишут от смерти лечение:
По две столовых внутрь – в три приёма.
А я бы лечилась сама радикально:
Не встала бы больше с дивана;
Или в разгар самых первых морозов –
Окно нараспашку;
Под водой бы училась дышать.
Всё равно теперь не убежать.
Так уж лучше рывком и – прощайте!
Но знаю,
Что просто не выйдет.
Я буду ходить, улыбаясь, как робот,
Подстрою свой шаг под общественный топот,
Не буду о бедах своих говорить
И помнить о том, о чём впредь не положено.
И это так сложно.

78

Ко мне мой вернулся облик,
Когда человек тот ослеп.
«Он вернулся в последний раз:
Можешь чувствовать мир вокруг,
Наслаждаться проворством рук,
Танцевать и ходить кругами
И подмигивать ветру глазами.
А потом - ослепнешь», -
Прошептал человек.
Я смотрела вокруг словно сквозь толстый слой
Печали, забот и запёкшихся слёз.
«Ослепну?» -
Голос мой прозвучал странной дрожью,
И всхлип сотрясал моё горло.
Кивок.
Человек так задумчиво, как-то по-детски
Дружественно мне кивнул,
Что мне ужаса гул
Сдавил голову.
«Да, ты ослепнешь. И больше не видеть
Ярких небес и прохладные тени.
Я не хотел тебе больно обидеть,
Но ты подвергнешься серому тлению.
Так что смотри, пока есть ещё зрение».

79

Усталость нас лечит от страха потери,
От факта утраты. Ладонью холодной
Мне жар прижигает.
И кажется, важное мы не успели.
А важное – что? Разве кто-нибудь знает?
Теряет
Парк свои листья.
Теперь уж все голые ветви.
Только им тоже небольно –
Тоже усталость сдавила.
Милый
Образ воздушной мечты
Стал уродливым, грязным, убогим –
Потеряла в далёкой дороге
Важное самое.
За ошибки свои заплатим
Мы не только трудом и потом,
И не только душой, что в клочья –
Мы и телом своим заплатим.
Что-то тает в моём отраженьи.
Потеряла давно свою душу,
Разменяла на глупости совесть,
А теперь и добротное тело
Будет чёрной закрашено тушью.

80

Я с утра подводила глаза –
Только чёрным, чтоб слиться с тьмою.
Чисто внешне – была собою,
А внутри – только боль и руины,
Осознание страшных ошибок –
Их исправить уже не удастся.
Близок
Тот момент, что сотрёт мою личность.
Я куплю себе жизнь за наличность.
Приличность –
Довольно забавное слово.
Я всегда так стремилась жить,
Что сломала все стержни принципов
(Это рёбра себе изломать).
Только гении и идиоты
Убивают мечту и свободу,
Прорывают ребром своё сердце
Ради секундного ощущения
Новизны.
Я сны
Отпущу свои: «Вы свободны!»
Утопилась я жизнью, дура –
Кто ж с разбегу во время бури
Бросается в пену и волны?

81

Что ты видишь в своём отраженьи,
В этих чуждых и близких глазах?
Страх?
Я вот холодность вижу.
Хоть мне жаль себя,
Но я жалею
Отражаемое лишь тогда,
Когда я не вижу тех глаз.
Они знают гораздо больше,
Чем надеялась я узнать.
Им пора умирать,
Уходить, угасать,
И они не боятся забвения.
А я не достигла умения
Избавляться от страхов с усмешкой.
Пешкой
Злодейки судьбы я стала.
Но отражение знало,
Что останется скоро
Лишь в зеркалах.
Будда, или Аллах,
Или Бог –
Мне никто не помог.
И не то, что не мог.

82

Когда мы уходим из жизни,
В жизни ещё пребывая,
Листая
Книги не только прошлого,
Но и смотря из окна
На жизнь, что ещё существует –
Нас губит
Обманчивое ощущение,
Что мы на порог не ступали пока,
На порог действительности,
Что делит рубеж
Между «быть» и «казаться»,
Между «быть» и «исчезнуть».
В бездну
Мы глядим, как в тарелку с обедом,
Когда обед съеден.
По инерции мы ещё ждём,
Что появится снова источник живого –
Той силы, чо вроде должны пробудить.
Укрыт
Мой печальный и сжавшийся остов.
Поворачиваюсь к стене
И во сне
Вижу облачный остров.

83

То, что меня смешит
(Когда я ещё ощущаю
Потребность смеяться),
Так это уверенность
Всех окружающих,
Ненамеренно провожающих
Меня – туда:
Им кажется, что всё возможно,
Что счастье добыть пусть и сложно,
Но счастье, оно, без сомнения,
Есть.
Не счесть
Таких, кто уверен в этом.
И хлопнув меня по плечу,
Подбодрят. И я вниз полечу,
Поползу, повалюсь и сорвусь.
Пусть!
Вы не думайте! Хлопайте смело!
Я плачу за свершённое дело!
Моя молодость так пролетела…
Но огонь уступает воде –
Везде
Это правило впредь неизменно.
И нетленное тоже – впредь тленно.

84

И я вдруг ощутила гнев.
Такой ненависти, до глубины,
По глаза затопившей разум,
Не сумею припомнить я.
Я обетов своих не нарушу.
Их нарушив, я смертною стала.
Это раньше не знала
Ни отчаянной ярости, ни пустоты.
Просты
Были дни под искрящимся чувством
Желаемого.
Главное
Было простым и понятным,
Внятным и живым.
Не простим
Себе выходок детских и глупых.
И другим не простим. Слабость их –
Это повод и лишний штрих
К моей ослабевшей идее жить.
Отпустить я могу своё солнце.
Всё, лети.
И свети
Другим планетам, что в круге
Смыкают созвездия-руки.

85

Мне на выдохе с болью проститься
Удавалось в октавах и нотах.
И в пролётах
Сплетавшихся рифм
Я предчувствую скорый конец.
Замутняется взгляд. Запотелым
Занавесом бытия
Подёрнулась радость моя –
Прекрасная, яркая жизнь.
Ты уж прости, что решила
Решительной быть.
Раньше бы думать поглубже –
В глубокую пору
Моей юности.
Трудности
Я замечала тогда не всегда.
Где живая вода?
Я хочу сесть на скорый поезд,
И умчаться к далёким звёздам,
И сгореть в их холодном свете.
Плачут где-то чужие дети,
Стрелки мерно стучат по кругу
И сжимают стальную муку
Вкруг грудины трескучим стуком.

86

Если вдруг покрывает печаль:
И не только тебя, но город,
Пусть ты горд,
Ты не сдержишь слёз.
Ты, шатаясь, шагнёшь через буквы,
И прошлое
Подхватит шипящими,
Свистящими
Гудками и мерцающими вечерами.
Между прошлым и нами
Протянутся нити дрожащие струн.
Не умея играть смычком,
Я по струнам ногтями бряцать
Рискну.
Отдаётся течением плавным
Небурлящих, нетопящих рек.
На другом берегу человек.
Всё пастелью раскрашено. Горечь
Наполняет, когда пробьёт полночь.
И я в серых дождях завершаю свой путь.
Перевал перейдён. И стесняется грудь.
И я в призраках вижу былые мечты,
Искажаюся смехом и болью черты,
Провожая меня за черту пустоты.

87

Пустоты бывают недолго пусты:
Потеряла я душу – пришёл человек;
Потеряла мечту – захватило то серое,
Отупляющее чувство потери.
Я теряла любимых – обретала страх;
Постепенно горя, собирала свой прах
В коробочку из-под картинок
Светлого будущего, что рисовала по глупости.
Трудности,
Впрочем, пока не исчезли.
Исчезли песни,
Исчезли люди,
Исчезла радость –
Настали будни.
Я умираю в какой-то тяжкой
Посредственности.
Моя смерть не годится для фильмов,
Для красивых историй.
Красота тоже так отступает,
Как отступит тепло облаков,
Что пурпурно-сиреневым блеском
Мою душу ласкали.
Но ведь мир не приемлет пустот –
Вместо них смогом кашляет свод.

88

В подвальных кафе очень мало прохожих,
Зашедших на огонёк.
А в подвалах души и мышления
Крайне мало свечения памяти,
Огарками чадящих нещадно.
Там пустота и душная,
С ночью июльской дружная,
Одурманивающая тьма.
В тьме есть свои недостатки,
Но преимуществ не счесть:
Есть
В ней неочерченность граней,
Неопределенность предметов.
И я ненавижу приглушённость ламп,
Которые просто мне лживо стушуют
Углы моей жизни.
Они мне обманчиво сон обещают
Спокойный.
А это не так: у кошмаров свои
Законы.
Время так нестерпимо летит,
Полосуя лицо морщинами,
Наполняя стараданье причинами,
Называя стараданья опытом.

89

Отступает мой душащий страх.
Перевал перейдён, и я там.
И назад нет пути.
Здесь есть грусть, но не эта вечерняя грусть,
Что тебя щекотала закатом пурпурным.
Здесь есть горечь, но горечь,
Поперченная
Воспоминаниями.
В душе всё сливается в образ мгновения:
Те дни, где ты жил и где умер однажды,
Где в поиске шёл, спотыкаясь от жажды,
Где жаждал дождей, ждал, что схлынет сомнение.
Мнение,
Что смерть – это нестрашно,
Ложно.
Сложно
Теперь судить, ведь я в городе пепла.
Утро варевом серым из облачных трупов
Зальёт крышку неба.
Побега
Не совершить.
Нестрашно уже потому,
Что это случилось:
Я по склону в долину спустилась.

90

Где же горы? Равнина пуста
И плоска, словно мир стал двухмерным.
Человек стал совсем безобразен,
И мне жаль было эти черты,
Искажённые горечью смерти.
Я привыкла, что он меня вёл,
Даже если пристанищем стала
Конечная точка миров.
«Ты ведь помнишь, как я появился?
Умирает тот, кто оступился.
Ты сама себя страхом казнила,
Поддалась уговорам,
Без спора
Рубеж перешла.
Ты нашла
Прощение себе?»
«Да, нашла. Оно здесь, в этом мире
Непрерывного умирания.
Заранее
Не знаешь, что сам ты палач».
«Прихожу я лишь к тем, кто готов
Попрощаться с лазурным небом,
Красный цвет окрестить пропащим,
Прогорая в костре искрящем».

91

Принцип ловушки несложен.
Он прост.
В полный рост
Встаёшь и вытягиваешься,
На табуретку встаёшь или лезешь на дерево,
Или в ванну ложишься, а может быть даже,
На последний этаж – и к окну, к подоконнику.
В сонниках
Начитавшись, какие вещие,
Пьёшь таблетки горстями-сотнями.
Но не видишь ты гор.
Ни верёвка, ни нож, ни снотворное
Не откроют тебе чудеса.
Чудеса – ушли.
Ты ступаешь ногой на ковёр
Из жухлой листвы и грязи,
А гора за твоей спиной
Превращается в дальнюю дымку.
По привычке ты путаешь всё
Смога завесь с упущенным светом.
При этом
Ты не просто лежишь в темноте.
Гроб огромен – гуляй, сколько хочешь
По ковру из дорожной грязи.

92

Я всё поражаюсь тому,
Как память недолговечна,
Как счастья глотки беспечны…
Как же хочется ухватиться
За ниточку этих мыслей,
Кокетливых, вёртких, цепких,
Которые манят в дали,
Оставшиеся впереди!
Но хитрость таких мечтаний
Потом станет слишком ясной.
Бросает тебя плутовка,
Когда ослеплён надеждой,
И ты снова в этой каше,
В которой уж нет направлений.
Есть «верх», «низ», «затем», «недавно»,
Но ты видишь весь мир нечётким:
Лишь хаос здесь сущетствует
И даже как будто логичен.
Рождаются здесь формы жизней
Такие, как сон и усталость,
Жалость
К себе и ушедшим мгновениям,
И сомнение:
Бывает ли что-то еще.

93

Топкость привычного здесь очевидна.
Это как будто тебя переваривает
Вечность.
Тот человек изменил свои формы
И лишился лица.
До конца
Не смогла я понять его роли
В меня постигнувшем.
Боли
Он не ощущал.
Под конец он стал серым и плоским,
Как стекло, на котором уже
Не станцует гармония света.
И однажды я вдруг ощутила,
Что он тенью стал серой извёстки
Или смога, а может, той грязи,
По которой когда-то ступал.
Час настал
Осознать, что тот хаос, в котором
Я тону, задыхаясь беззвучно,
Это то, что однажды меня
Тоже с хрустом, который не слышен,
Спишет
Со склада своих товаров.

94

Блестящее солнце!
И стены из гор. Под ногами
Поющие ночью и днём
Под шагами моими камни!
Этот траур – он не про вас.
Даже если мой день погас,
Он для вас пусть сияет вечно!
Меня знание это лечит
От безумия и от ясности,
Что мой хаос меня потопил.
Но зачем рассказала я
Вам о свете и смерти в боли?
Я пыталась сказать одно:
Жизнь прекрасна, и всё равно,
Чем наполнен пейзаж портрета –
Раз потрет, то важней лицо.
Приглядитесь все те, кто живы:
Уникален и ваш портрет –
Кисти штрих, глубина и мотивы,
И размер полотна, и цвет.
И глаза могут быть чужими,
Или гордыми, или родными.
Мой читатель! Ты жив, если ты
Разгадал на портрете черты!

P.S.

95

Наступает зима в городах,
И наполнены тёплым чаем
Кружки с пряно-цветным узором.
И раскрашено всё разговором,
Снежно-белым зовущим простором.
И все жмутся друг к дружке зимой.
Хорошо жить зимой, правда?
А весной все смеются подчас,
Не найдя даже верной причины.
И вода вдруг становится люстрой,
Отражая весь свет и осколками
Разбрасываясь на подоконники.
И влюблённость, схватив под руку,
Кружит голову, и по кругу
Движется вечность.
Хорошо жить весной, правда?
Или осень. Чуть мутным небом
Призывает нас пить какао,
Расписать свои планы на лето,
Стать другими и даже постричься
И жить так, как не жил до этого.
Хорошо ведь жить в ярком зное
И под песни суровой вьюги,
Расправляя в полёте руки?

96

Смерть не то, что нас делает лучше
И чище.
Кто пишет
Такие вдруг вещи
И гордо себе заявляет,
Что умирать – пустяки,
Тот меня не умнее.
Греет
Ли мёртвое солнце?
Мёртвые листья в букетах
Нежность таят в своей сухости?
Трудности
Перевода здесь не при чём.
Жизнь – это жизнь.
И когда умираешь,
Оставляешь
Ни много ни мало – её.
После смерти вообще всё неважно –
Только весточку тем передать,
Кто бежит, плачет, с кем-то ругается,
Кто покончить с собою пытается,
Кто мечтает, влюблён и отвержен,
Кто ошибся и этим повержен –
Не спешите пока умирать!

97

Тот, уто умер, уже не пишет,
Не умеет ни петь, ни слышать,
Не гуляет под звёздным небом,
Ароматом листвы не дышит.
Очнись!
Вот ты жив. Ты смеёшься, шутишь?
Улыбаешься
Или маешься
Мучительным чувством утраченного?
Если так, мы с тобой побратимы
И пути наши в чём-то едины.
Только мой путь увёл в пустоту…
Человек тот немного забрал –
Я сама, что смогла, изничтожила
До прихода того человека.
Калекой
Нравственно-моральной
Я сама себя сделала.
А потом перешла перевал,
Потому что уже не сумела
Ни простить я себя, ни принять.
Понять
Жизнь непросто,
Впрочем.

98

Тот человек
Заслужил пару строк на прощание,
Ведь его теперь тоже нет.
Он похитил мой звук и цвет,
И я помню смертельный бред,
Обхвативший мою голову.
Это было в те пять утра,
Когда я в своём ужасе смерти
Заглянула в одно из зеркал.
А потом он пришёл. Так приходят –
Запросто, по-свойски –
Лишь те наглецы, которые знают, что их
Не выгонят за порог.
Ни чуя ни рук, ни ног,
Открыла ему я дверь,
И он тогда смог
Убедить меня, что неизбежен
Будет теперь исход.
Когда б я умела любить,
Я, конечно, спаслась бы этим.
Но тот, кто готов разрушать,
Разве сможет создателем стать?
И, разрушив мосты и причалы,
Я пришла к завершенью начала.

99

Тот человек отсмеялся своё.
Я прохожу по могиле бесплотно.
Поочерёдно
Вспыхивают и погасают
Последние искры сознания.
Он обещал мне забвение дать –
Я поплатилась мечтами и страждущей
Чувства великого душой.
Хорошо.
Тот человек явно выиграл.
И стихи эти будут его
Эпитафией.
Взмахами
И росчерками чернил
Я рисую всех тех, кто был.
День уплыл.
И в потоках невнятного света
Разлетаюсь в никчёмные клочья.
Но ещё где-то
Я шагаю упрямо ночью;
И сижу и смотрю на волны,
Утопая в поющем море;
И в осенней прозрачности горы
Одеваются в красные клёны.

Июль-ноябрь2013 г.
Киото-Москва