Голубоватый дневной свет струился сквозь полупрозрачный, украшенный мерцающими лунами купол лаборатории, больше похожей не то на оранжерею, лишённую растений, не то на какой-то величественный древний зал. Он поблескивал на сложных, причудливых металлических инструментах, бликами отражался в огромных, в полтора человеческих роста, стеклянных цилиндрах, внутри которых в прозрачной жидкости покачивались странные тела. Не сказать, что они были полностью человеческими - у каких-то на спине росли крылья, у кого-то были хвосты, у кого-то - причудливо изменены головы, кто-то вообще был изменён настолько, что сходство с человеком полностью терялось. Впрочем, производили они довольно жизнеспособное впечатление, являясь весьма гармоничными, красивыми и законченными образчиками мастерства генной инженерии.
Фаскнар тяжело разогнулся и отошёл от стола - его слух и шестое, энергетическое чувство, сильно развившиеся за годы и годы пребывания здесь, уловили чужое присутствие за дверью. Черты худого, белого, несколько иссохшего лица его еле заметно напряглись, чтобы потом вновь расслабиться, вернув лицу Фаскнара его обычное, абсолютно безэмоциональное выражение.
Вошедший в раздвижную дверь с иллюминатором на человека также был похож слабо - больше всего он напоминал безупречно сложенную помесь ящерицы, богомола и небезызвестного Чужого, вставшую на задние ноги. Во многих местах, там, где его абсолютно чёрное тело не покрывала чешуя, он был покрыт естественной бронёй, похожей на хитиновую, со множеством плавных линий и острых выступов, кое-где переходящих в шипы. Ящероподобная голова на длинной изогнутой шее продолжалась назад блестящей панцирной пластиной, а пальцы заканчивались весьма внушительными на вид бритвенно-острыми когтями. Огромные, кошачьего разреза жёлтые глаза с вертикальными зрачками смотрели ровно с тем же выражением, что и у Фаскнара - с выражением ничего, с одним лишь отличием: у ящероподобного это "ничего" таило в себе ежесекундную готовность напасть, разорвать, откусить голову - мгновенно перейдя из ледяного спокойствия в столь же ледяное, но стремительное и точное состояние действия.
- Хайм, Фаскнар. - Ящер небрежно приподнял один из инструментов и столь же небрежно уронил его обратно. - Всё занимаешься своей наукой?
- Хаймлот, Галок. - Фаскнар склонил голову, покрытую тёмным капюшоном - приветствие по форме, как должно младшему по положению приветствовать старшего. - Работаю над проектом "ангел" - пока ещё слабовата, нужно ввести соответствующие корректировки в код - но, думаю, недели через две она...
- Вот эта? - с задумчивым, еле выражаемым любопытством постучал Галок когтем по стеклу. В прозрачной жидкости за стеклом покачивалось женское тело с двумя большими, белыми, густо оперёнными крыльями - действительно, было в ней что-то даже чересчур "ангельское", гротескно-ангельское, в том ровно смысле, в каком изображают ангелов на рождественских открытках и сувенирных изделиях. - Ну и что она может?
- Пока немногое. Но, возможно, я стою на пороге великого прорыва...
- Чепуха, Фаскнар. - Если бы Галоку позволяло строение лица, он бы поморщился. - У этого твоего изобретения нет практического значения, значит, оно абсолютно бессмысленно. Мы даём тебе простор для экспериментов, пока ты приносишь нам пользу, но не забывай, что ты не должен ставить свои исследования выше нашего главного дела. - Ящер усмехнулся краем пасти, полной бритвенно-острых зубов, и у Фаскнара отлегло от сердца. - Иногда ты даже для меня остаёшься загадкой, Фаскнар. Странное у вашей расы мировосприятие.
- Наука не всегда имеет практическое значение, - отвечал Фаскнар. - Главное здесь - поиск, попытка прорваться за горизонт... Может быть, я провалю четыреста экспериментов. Но четыреста первый может вдруг показать мне истину, ввести в новую, неизведанную область...
- Не там ты ищешь истину, Фаскнар, - Галок вдруг стал смертельно серьёзен. - Ты пытаешься разложить мир на множество частиц, анализировать его мёртвые останки. Тогда как живое - вот оно, рядом, только протяни руку... - Когтистая рука внезапно, одним ужасающим, смертельным броском вытянулась в сторону цилиндра с ангелом, пробила толстое стекло и впилась бело-розовому, в пушистых перьях, мутанту в шею, разом раздавив её и отделив голову от туловища. Фаскнар с тоской смотрел, как результат его многомесячной работы превращается в бесполезный кусок мяса, как медленно, будто нехотя, светловолосая голова всплывает вверх, оставляя за собой в воде густой красный шлейф крови и крошечных ошмётков плоти. Галок выдернул руку, и питательный раствор ленивой пульсирующей струйкой полился на пол.
- Вот цена твоей науке, - жёлтые глаза рептилии впились Фаскнару в самую душу. - Лучше расскажи мне, как продвигается работа над нашими проектами.
Фаскнар невольно выпрямился, почти встав в стойку "смирно".
- Объект девять тысяч пятьсот тридцать шесть по нынешнему счислению - поселен в установленное место. Охрана круглосуточная, замаскированы под сельских жителей. Объект развивается нормально. Одна мать...
- Это деревня? - перебил его Галок.
- Не совсем, - Фаскнар поморщился, пытаясь подобрать определение, - скорее, отдельно стоящий дом с хозяйством. Я точно не могу вспомнить, как это называется.
- Хорошо, - голос Галока был неожиданно тих и мягок, словно ящер ушёл глубоко в себя, баюкая где-то внутри маленького ребёнка. - Некоторые сразу попадают в города - о, эти концлагеря... Что ж. Такова судьба, лучшие из нас через всё это прошли. Будем только надеяться, что объект выдержит и разовьёт в себе все нужные качества. Каждый раз меня это ранит, каждый раз я делаю это с болью в сердце, но без этого нельзя...
Фаскнар с удивлением смотрел на Галока. Эти рептилоиды, столь безэмоциональные обычно, становятся такими сентиментальными, когда дело доходит до их сокровенного... ...Фаскнар вздрогнул и очнулся от холодного оцепенения, куда он опустился неясно сколько минут, часов, секунд или миллисекунд назад - время исчезло, провалив его в безвременье, где не осталось вообще ничего, кроме ледяных стен и вездесущего ничто - поняв, что два жёлтых глаза пронизывают его в упор, до самой глубины души, заставляя и физическое, и энергетическое тело трястись в мелком ознобе.
- Твои мысли нечисты, Фаскнар, - медленный, тяжёлый тон Галока не предвещал ничего хорошего. - Ты знаешь, что ты заменим. Ты знаешь, что я могу отправить тебя на корм сам знаешь кому - и тогда, может быть, каждая твоя крохотная частичка станет частичкой плоти и крови каждого из сотен таких, как я. Вот тебе и польза для мира, шаг за грань. - Галок расхохотался. - И ты прекрасно знаешь, что устроить это - в моих силах.
Фаскнара словно пронзило электрическим током, он почувствовал, как на ладонях выступил липкий пот. Живо представился виденный лишь один раз в жизни конвейер - длинная лента, медленно заезжающая в наглухо закрытое помещение под тройной защитой и четверной охраной, на которой, словно цыплята со свёрнутыми шеями, были распластаны белые парализованные тела. Он знал, что где-то там, с другой стороны помещения, есть другая конвейерная лента, выносящая наружу янтарно-оранжевые, полупрозрачные, словно светящиеся изнутри, тридцатисантиметровые яйца... Его тряхнуло ещё раз, возвращая в реальность. Нет, он не хотел туда...
- Расслабься, - всё ещё ухмыляясь, ящер отвернул лицо и похлопал Фаскнара по плечу. - И хорошенько запомни: мыслепреступление - тоже преступление. Во второй раз могу тебя и не помиловать.
Фаскнар выдохнул. Его немилосердно трясло крупной дрожью.
- Б-больше такого не повторится, - каким-то чудом сумел выдавить он.
- Всё зависит от тебя, - Галок повернулся и пошёл к двери. - И смотри, не напортачь с проектом. Этот объект - один из самых важных...

Сны, опять и опять эти сны... Было в них что-то пугающее, но вместе с тем и странно завораживающее, зачаровывающее, увлекающее в пространства, где ноюще щемило сердце от ощущения рядом чего-то нестерпимо родного и ужасающе величественного. Угольно-чёрная ночь. Поезд - с невероятной скоростью несётся через пространство, и серебристые огни сливаются и вытягиваются в полосы. А вот уже другая картинка - день, картофельные и кукурузные поля, голубое небо, безмятежность... Где-то сбоку притулился сломанный комбайн, забытый и заржавевший от долгого пребывания под солнцем и дождями. Серебристый самолёт, пролетающий меж кучевыми облаками. Покой...
Но не эти картины были самыми странными. Был один сон, повторяющийся вновь и вновь, где то самое чувство нестерпимо родного усиливалось настолько, что просыпаться не хотелось уже никогда. Странный ландшафт, похожий на горный, но никогда не виденный здесь, на земле - залитые голубоватым светом скалы, то похожие на воск от оплывающей свечки, с отверстиями, отдалённо напоминающими сырные дырки, то больше схожие с чем-то гофрированным. Яркие, жёсткие, лимонно-жёлтые солнечные лучи, кое-где вертикально пробивающиеся сквозь неестественно тёмные рваные облака. Высь. Тонкие мосты над пропастью... Всё это напоминало нечто инопланетное, настолько разительно тот ландшафт отличался от земного.
- Пора вставать.
Она вздрогнула и открыла глаза, как всегда, нехотя выплывая из зовущих её пространств. Над ней склонилось ласковое лицо Катрины - её приёмной матери. Будучи доброй и честной женщиной по природе своей, Катрина не скрывала от девочки правды, зная, что это ранит её намного больше, будучи узнанным в более старшем возрасте. И Алиса - так звали девочку - воспринимала это как должное, относясь к Катрине с теплотой понимания и благодарности за её материнскую любовь.
Десять лет назад какие-то странные люди пришли сюда, к порогу этого самого дома. Катрине тогда показалось необычным, что им так много о ней известно, однако, она не стала задавать лишних вопросов - слишком что-то пугающе-давящее исходило от ночных посетителей, старающихся не показывать лиц. Но их дар - ребёнка в колыбели - она приняла с благодарностью. Собственных детей у Катрины не было, овдовела она рано, настолько, что старые раны уже успели затянуться, покрывшись налётом забывания, поэтому принесённая теми людьми девочка, милое розовощёкое создание, стала для неё отрадой на прошедшие десять лет жизни. Сейчас Катрине было лет сорок, это была хрупкая женщина в соломенной шляпе, любящая собирать цветы на полях и любоваться закатом. И жили они относительно счастливо, вот только всё больше что-то настораживало Катрину, что-то непонятное, исходящее от её дочери. Что-то, улавливаемое лишь чутьём - или, может быть, какая-то незаметная странность в поведении...
Алиса росла здоровым ребёнком. В маленьком возрасте она любила бегать и резвиться, как любой нормальный ребёнок, только вот компании детей из окрестных сёл предпочитала одиночество и игры в лесу, на природе, с деревьями и животными, коих в округе водилось в изобилии. Каждый камень был интересным предметом для изучения, каждая палка и клочок мха. Став постарше, Алиса своей тяги к природе не утратила - только добавились ещё книги, которые по просьбе своей дочери Катрина всеми способами добывала в городе. Девочка проглатывала книгу за книгой, делая мало различий между детскими сказками, прикладной психологией и инструкцией по сборке радиоаппарата - ей было интересно решительно всё; и когда Катрина с лёгким удивлением спрашивала, наблюдая, как её дочь штудирует очередной учебник по мехмату: "Ну как, интересно?", Алиса неизменно отвечала: "Конечно. А ты знаешь, что..." В конце концов, Катрина привыкла к этой странности дочери - в конце концов, тяга к знаниям ещё никогда не считалась пороком.
Нет, не эта странная гениальность пугала Катрину. Скорее, тот одинаковый интерес, внимательный, цепкий интерес наблюдателя, который Алиса питала и к пушистой белочке, деловито заготавливающей грибы на зиму, и к поеданию выпавшего из гнезда птенчика маленьким юрким хищником - лаской. Алиса не делала эмоционального различия между этими явлениями, она не жалела птенчика, не вмешивалась в естественные процессы природы. Когда Катрина однажды спросила дочь: "Почему ты не положила этого птенчика обратно в гнездо?" - Алиса лишь пожала плечами и ответила: "А зачем? Тогда ласка осталась бы голодной". После этого Катрина больше не приставала к дочери с подобными расспросами. Но беспокойство осталось.
- Мама, я пойду погуляю в лес? - Алиса, как всегда, весёлая и непосредственная, стояла перед Катриной и улыбалась.
- Конечно. Только, смотри, осторожней там.
- Не впервой, - хмыкнула Алиса, и только её и след простыл. Лишь хлопнула дверь, ударив по ногам волной прохладного воздуха, а за ней - калитка.
...Алиса вступила под зелёный полог леса, и кроны деревьев сомкнулись над её головой. Сквозь плотную листву пробивались приглушённые солнечные лучи, пахло сырой землёй и мхом, и ещё чем-то непонятным, чем может пахнуть только здесь, в лесу, а где-то вдалеке - тр-р-р - раздавался стук дятла. Вот большой корявый пень, вот раскидистая ель с дуплом, веточка с красными ягодами. Алиса разбежалась и плашмя растянулась на траве, болтая ногами и глядя в синий клочок неба, проглядывающий сквозь древесные кроны. Она была абсолютно счастлива.
Но вот что-то странное привлекло её внимание. Алиса насторожилась. Тихий шорох в траве заставил напрячь её все органы чувств, и теперь девочка превратилась в безмолвное изваяние. Она не хотела спугнуть того, кто ползал сейчас в густой траве. Этот "кто-то" полз по своим делам, и не в Алисиных планах было этого "кого-то" отвлечь. Она подобралась и стала наблюдать.
Длинное, гибкое чёрное тело показалось меж травинок. Эта змейка была такая маленькая - но уж кто-кто, а Алиса знала, что стоит этой маленькой змейке вонзить в тебя зубы, как ты начнёшь мучиться страшной мукой, а при отсутствии квалифицированной медицинской помощи вообще можешь умереть. Но также она знала и то, что змеи не нападают первыми без веской на то причины. Конечно, если ты носишься по лесу, как известный слон по посудной лавке, наступая на что попало, ты можешь и не заметить, как наступишь на змею. Алиса на месте змеи тоже начала бы кусаться и всячески мстить обидчику. Ну или если слишком близко подберёшься к её яйцам - потомство они защищают старательно. Но по поведению этой змеи девочка понимала, что у неё нет поблизости кладки. Змея охотилась.
Вот движения змеи стали медленнее, осторожнее - она заметила кого-то, скрытого от глаз Алисы. Вот змея замерла, собравшись в петлю, напряглась и превратилась в застывший чёрный крюк, разом приглушив все следы своего присутствия в пространстве. И вот, решающий бросок - словно молния, гибкое тело выстрелило в траву, и тут же что-то зашуршало, быстро, почти кубарем кинулось прочь - может быть, мышь-полёвка, или ещё какой-нибудь грызун, отсюда было не разобрать.
Алиса знала, что далеко этой мыши не убежать. Знала это и змея - никуда больше не торопясь, она скользнула и скрылась чёрной лентой в направлении своей добычи. Девочка не стала её догонять - она не хотела тревожить умелого охотника, не хотела мешать ему наслаждаться пищей в одиночестве. Она и так знала - о, сколько много она читала об этом - что сейчас произойдёт за теми кустами, куда только что убежала мышь.
Она осторожно встала, и лишь отойдя на безопасное расстояние, сломя голову побежала домой.
- Мама, мама! Давай заведём змею! - висла Алиса на шее у Катрины, а та только разводила руками, и в глазах её читался ужас - Катрина до смерти боялась змей, пауков и разных букашек, от которых её приёмная дочь была в таком восторге.
- Нет, ни за что! - И потом, уже немного оправившись от шока, взглянула в глаза дочери. - Зачем тебе змея?
- Ну они такие классные. Она бы мышей ловила, вон у нас их в подполе сколько. - Алиса широким жестом обвела дом, словно желая продемонстрировать матери многомиллионную армию мышей, собравшуюся послушать их разговор.
- Нет, никаких змей! Давай лучше я куплю тебе котёнка. Он тоже может ловить мышей. И он милый, пушистый, не то, что твои змеи.
- Котё-ёнка... - разочарованно протянула Алиса. - Не хочу котёнка. Хочу змею.
- Нет. Это моё последнее слово. - Катрина несколько ссутулилась, будто этот отказ лёг на её плечи тяжёлым грузом.
Алиса фыркнула и убежала в дом. Ничего, пройдёт несколько дней - и она забудет, увлечётся чем-нибудь другим... Катрина тяжело вздохнула и опустилась на скамейку. Ей нужно было отдохнуть.

По пустынному ночному парку, местами освещённому редкими жёлтыми фонарями, создающими вокруг себя уютные безопасные зоны, а местами полностью погружённому во тьму, шагал человек. Это был мужчина - точного возраста было не разобрать, единственное, что можно было сказать - это был далеко не старик, но уже и не юноша. Вот он вступил в светлое пятно - чёрная тень легла на кирпичную стену забора, и в тот же самый момент сзади, во тьме, появилась ещё одна чёрная тень, густая, объёмная и жуткая. Старательно избегая света, тень бесшумно кралась за мужчиной, выжидая, когда тот снова вступит в неосвещённую зону. Человек вздрогнул, будто что-то заметив - и тут же окружающий энергетический фон разом поменялся, стал спокойным и убаюкивающим - всё хорошо, спи...
...Хаск видел, как жертва, чуть не уловившая его присутствие, снова успокоилась и продолжила движение по нужной траектории. Он слегка усмехнулся, облизывая пасть заострённым кончиком языка, но не потерял своей холодной охотничьей сосредоточенности, безупречного контроля над ситуацией, которым он так гордился. Ещё несколько шагов - и человек вновь погрузился в вязкую темноту, и тогда - сантиметр вправо для лучшего прицеливания - Хаск кинулся, проделав весь путь с такой молниеносной быстротой, что человеческий глаз вряд ли успел бы это заметить.
Для жертвы всё было кончено - руки с острыми когтями намертво удерживали её плечи, а голова уже исчезла в растянувшейся пасти. Теперь можно было расслабиться и не торопиться - ничто не нарушало тишину и покой пустынного парка, и добычу можно было заглатывать не спеша, сантиметров по десять за каждый толчок. Он, конечно, мог бы и быстрее. Но сейчас это было ни к чему.
- А-агрх. - Разделавшись с добычей, Хаск издал хриплый звук и откинулся на траву. "Что за ерунда творится в мире, - несколько зло подумал он. - У людей становится всё более грязное мясо и всё более грязная энергия. Эти мировые управители даже о своих не заботятся. И какого чёрта им нужно было заключать договорённости с тёмными силами - они там вообще все с дуба рухнули?"
С мировыми управителями он ни разу в жизни, конечно, не встречался - сам дошёл посредством хорошей логики и хорошей наблюдательности. В свои пятнадцать с небольшим он уже много успел повидать и довольно прилично освоил трансформации из человеческой в рептильную форму и обратно. В тринадцать лет он лишился родителей, и с тех пор жил сам, собственной жизнью, никому полностью не доверяя и никого ни о чём не прося, предпочитая действовать собственным умом и собственными способностями, поначалу ставшими для него открытием, а потом - даром. Имя "Хаск" было, конечно, не тем именем, что дали ему люди после рождения - человеческие имена он, само собой, использовал, но только среди людей, сам себя с ними не ассоциируя. А это имя пришло к нему интуитивно, вскоре после того, как он впервые увидел в зеркале ящера. Так и прижилось.
Его можно было отнести к тем, кого назывют "революционер по духу". Наблюдая за мировой ситуацией, куклами-президентами и бессмысленными поп-звёздами, за загрязнением и высасыванием человеческой расы, он всё более убеждался, что управители нынешней системы губят и людей, ценный мясоматериал, и собственных сородичей-ящеров, ради какой-то непонятной и ненужной силы, вероятно, магической, которую они получали в обмен на энергию людей. Хаска это возмущало и угнетало. Да будь даже его раса на грани уничтожения - лучше уж погибнуть чистыми, чем заниматься тем, чем они сейчас занимаются. Хаск в своё время подробно изучил такое явление, как сатанизм, и несколько презирал как его последователей, так и его идолов. Астральные психопаразиты, использующие, в основном, страх и жадность - так бы он их охарактеризовал. Ну а последователей - как используемые ими раболепные тела.
Порой такие мысли приводили к неконтролируемым вспышкам ярости, которые не могла сдержать даже его холодная кровь. Но сейчас он был сыт, поэтому и мысли его были относительно вязки и ленивы.
"А, на х... это всё". - Почувствовав, что уже может встать, он поднялся с травы и тяжеловатой походкой зашагал по направлению к дому. Нужно было успеть до рассвета, пока ночная тьма хорошо скрывала его. Утром, когда добыча полностью переварится, он вновь сможет обрести человеческую форму. Сейчас же стоило быть осторожнее...

Стояла глубокая ночь. Алиса не могла заснуть и ворочалась в собственной кровати. Где-то с полчаса назад она проснулась от особо волнующего сна, где видела всё тот же инопланетный ландшафт, но теперь уже она сама с какой-то невероятной скоростью и под странным углом восприятия мчалась по нему, и ностальгическое щемящее чувство было на сей раз настолько сильным, что переполнило её всю, заставив разом проснуться и даже соскочить с кровати. Она, конечно, снова легла и попыталась уснуть - но то волнение, что яростной птицей билось внутри, не давало ей сделать этого, подбивало вскочить с кровати - и мчаться неизвестно куда, неизвестно зачем...
Наконец, она не выдержала. Тихо встала, оделась - и бесшумно, чтобы не разбудить Катрину, отворив дверь, вышла во двор. Холодноватый ночной воздух сомкнулся вокруг неё, заставив поёжиться; мириады ярких, крупных звёзд раскинулись над головой велиественным небесным шатром. Осторожно притворив за собой калитку, Алиса направилась к лесу - шаг, другой - и вот она уже несётся в направлении виднеющихся невдалеке чёрных деревьев, дикая и свободная. Вот лесной полог сомкнулся над её головой, и зрение стало почти бесполезным, но она всё бежала, ориентируясь на безошибочные ощущения, и мир снова стал принимать странные очертания, воспринимаясь под тем же углом, что и во сне. Она поймала себя на мысли, что иногда бежит, используя руки. Она оскалилась в улыбке - и кубарем выкатилась на поляну, растянувшись на траве, залитой серебристым лунным светом.
Сердце билось возбуждённо и радостно, чуть не выпрыгивая из груди - но странное состояние, похожее то ли на бешеные скачки, то ли на охотничий азарт, стало успокаиваться, проходить. Алиса лежала с закрытыми глазами, и её слегка вращало влево - странно, она никогда не страдала головокружениями. Было тепло и хорошо. Она открыла глаза и, приподнявшись, огляделась.
Поляна была незнакомой, точно посередине неё торчал ровно спиленный пень с длинной острой щепкой, гордо и одиноко возвышающейся над высокой травой и своим хозяином-пнём. Впрочем, Алиса мало беспокоилась насчёт того, что может заблудиться - у неё, как и у столь любимых ею животных, был встроен безошибочный внутренний компас, помогающий найти дорогу домой. Катрина постоянно этого не понимала и со страшным скрипом отпускала дочь гулять в лес, сетуя на то, что та "обязательно заблудится". Алиса лишь внутренне посмеивалась и вечно убегала в самую чащу, зная, что всё равно найдёт дорогу домой.
Нет, Алису насторожило не это. Она определённо ощущала рядом чьё-то присутствие. Присутствие не зверя, не человека - кого-то непонятного, но показавшегося ей странно родным. Она вскочила с земли и вгляделась в гущу деревьев.
- Эй, - она не узнала своего голоса, настолько огрубевшим и хриплым он ей показался. - Кто бы ты ни был - выходи!
Из тьмы раздался странный звук - что-то, похожее на "хр", что Алиса интуитивно охарактеризовала бы, как удивлённую усмешку. Затем в вязкой черноте стало медленно проявляться белое лицо - и вот уже на поляну шагнул худой парень в чёрной одежде, несколько странного вида. Точно черт лица его было не разобрать, но Алиса сразу выделила неестественно высокий лоб, чем-то похожий на её собственный, чёрные волосы, впалые щёки и огромные глаза невероятной силы взгляда, скорее светлого цвета, чем тёмного.
Хаск был удивлён, пожалуй, не меньше Алисы. Не так часто он покидал город, чтобы развеяться и поохотиться на природе, на зазевавшихся сельских жителей, которые ему казались чище городских. В этом лесу он вообще не планировал никого встретить - и очень удивился, когда добыча сама пришла в руки. Но это его удивление было ничем по сравнению с тем потрясением, которое он испытал, когда девчонка оказалась вовсе не добычей, а...
- Ты тоже ящерица? - спросил он прямо в лоб, без обиняков.
- Чего? - от неожиданности Алиса совершенно растерялась.
- Ящерица, - со слегка злым нетерпением в голосе повторил Хаск - он не любил повторять дважды.
- В каком смысле "ящерица"? С тобой... всё в порядке? - Алиса начинала находить этот странный разговор всё более безумным, хотя и чувствовала внутренним чутьём, что какие-то крупицы правды здесь затаились, и что парню известно о ней несколько больше, чем ей самой.
- Понятно. Ты ещё никогда не превращалась. - Хаск усмехнулся. - Хотя сила у тебя уже на грани, ещё немного - и прорвётся. Ты извини, что я разговариваю так прямо, без человеческих условностей. По идее, ты должна понять.
- Хм... - Алиса задумалась. В её голове начинал увязываться сегодняшний зов, что толкал её без удержу мчаться в лес, и странные слова этого парня. Вот только при чём тут ящерицы?
- Я - Хаск, - он протянул руку.
- Алиса, - она осторожно её пожала. - Приятно познакомиться.
- Тебе сколько лет?
- Тринадцать.
- Значит, скоро узнаешь, - кивнул он. - Возможно, уже сталкивалась с предвестниками - почему иначе тогда ты сейчас тут одна, в лесу... Мне шестнадцать.
- Так всё-таки, о каких ящерицах идёт речь? - Алисе всё больше хотелось разобраться в ситуации.
Хаск пристально глянул на неё.
- Я могу показать, если обещаешь не удивляться и не бояться.
- Я не пугливая, - хмыкнула Алиса.
- Хорошо. - Хаск опустил голову, и тут же стал как-то больше, словно его плечи распухли изнутри, а затем появились острия - или они уже были? Возможно, ночная тьма обманула Алису - но когда странное существо, похожее на большого, на голову выше человека, двуногого насекомоподобного ящера, подняло голову и вступило в столб лунного света, она невольно попятилась.
Существо было красивым и страшным одновременно. Два светящихся жёлтых глаза смотрели холодно и разумно. Алисе не был свойственнен испуг, что не раз удивляло и без того несчастную от странностей девочки Катрину, но сейчас она явственно ощутила, как вдоль её позвоночного столба сползло что-то, похожее на волнообразные мурашки. Но нет, она не была уверена, что это страх. Возможно, это было ощущение чего-то до боли родственного - она не совсем отдавала себе отчёта в характере этого чувства.
- Вот мой настоящий облик, - голос видоизменившегося Хаска звучал как-то шипяще-суховато, стал медленнее и тяжелее, словно в таком облике было трудно выговаривать человеческие слова.
- Э-э... Впечатляет, - выдавила Алиса, как только к ней вернулся дар речи.
- И твой тоже, - кивнул Хаск. - Возможно, ты когда-то уже видела сны про другую планету. А теперь мне пора. Не знаю, свидимся ли вновь.
Планету... Что? Стоп!
- Погоди! - крикнула Алиса, но безуспешно - чёрная тень уже скрылась между деревьями, и в лесу вновь воцарилась тишина.
Откуда он знает про её сны?..
Сердце Алисы вновь бешено колотилось. Ей казалось, что она начинает сходить с ума. Слишком много. Слишком много новой информации. Но она взяла себя в руки, скомандовав своему внутреннему солдату - ать-два... Так. Чётко. Ей нужно двигаться к дому. И там - всё обдумать. Сориентировавшись по своему звериному компасу, она побежала к дому. Ей уже было всё равно, увидит ли её Катрина. Что Катрина по сравнению со всем узнанным...
...Дом казался холодным и пустым, окна не горели. Значит, Катрина всё ещё спит. Или?.. Что-то странное было в этой гробовой тишине. Поморщившись от неприятного предчувствия, девочка одним прыжком оказалось на крыльце; две секунды - и она уже была в комнате своей приёмной матери.
Катрина спала. Но лишь внешне - Алисе сразу бросилась в глаза белая мраморность кожи Катрины и какая-то кукольность её тела, словно оно было ненастоящей игрушкой. Она осторожно коснулась лица Катрины. Оно было холодно, как лёд. И тут же детали - сброшенное одеяло, маленькая белая подушка на полу...
- Мама? - Алиса не могла поверить в произошедшее, не могла постичь. - Мама!!!
Хаск?.. Нет. Следов его пребывания здесь не чувствовалось. Здесь пахло людьми. Алиса поняла, что каким-то образом уже ориентируется по запаху.
Ещё с секунду до неё не доходило. А потом стало накатывать жаркими волнами, одна за другой - и вот прорвалось.
И в эту секунду Алиса познала, что такое боль.
И она закричала.
Это был даже не крик - это был шипящий рёв, до глубины души пронзивший всё её существо, изменяющий саму суть её, саму форму...
Посреди пустой комнаты, над бледным трупом задушенной женщины, стоял чёрный насекомоподобный ящер и кричал в пустоту...