1

 

Серёга проснулся оттого, что к его плечу прикоснулись, ещё не успели как следует потрясти, как обычно будят спящего, а он уже проснулся. Резко оторвал голову от подушки, словно испугался за то, что проспал и, так как лежал на боку лицом к стенке, то спешно повернулся всем телом в сторону будившего его – возле кровати стояла мать.

- Серёжа, вставай, - тихо, почти шёпотом молвила она, словно боялась разбудить кого-то ещё спящего здесь, но сын спал один в своей комнате. – Пора на покос.

- Сейчас, мам, - ответил сын матери, но не стал подниматься из постели, а подождал когда та выйдет из его комнаты. Он, пятнадцатилетний юноша, окончивший нынче восемь классов и считавший себя почти взрослым мужчиной, стал стесняться показываться перед матерью неодетым. Встал, оделся и вышел на кухню, завтрак был готов и стоял на столе. Сергей не спешил скорее мыть руки и садиться за стол, а вышел во двор. Посетив обычные после ночи места, он вернулся на крыльцо, постоял с минуту, посмотрел на синее небо, солнце ещё не взошло, было прохладно. Юноша глубоко вдохнул свежий утренний воздух, чтобы выгнать изнутри себя сонную хмарь и леность, оглядел всё вокруг, до чего мог дотянуться взгляд, подумал про предстоящую поездку на сенокос. «Чёртова деревня, - подумал он, вспомнил своих сестёр, уехавших жить в город, - чёртов покос, целый день в тракторе мотаться на жаре. Уехать бы в город к Вере с Надей, поступить бы в Горный техникум, а то батя сгноит тут меня с этой скотиной…». Усилием воли он подавил в себе внезапно нахлынувшую кручинушку из-за унылой и тяжёлой деревенской жизни и неспешно вошёл в дом.

- А где батя? – поинтересовался Сергей у матери и принялся за умывание и причёсывание себя.

- А где «доброе утро»? – спросила мама, намекая на правила хорошего тона.

- Доброе утро, - машинально, без всякого энтузиазма поприветствовал юноша маму.

- Солярку в трактор заливает, - с некоторой досадой ответила мама сыну. – Маленько вот не успела доварить, так не стал ждать, а пошёл с трактором возиться, сейчас придёт и будет вонять на всю избу соляркой…

- Пора бы уже и привыкнуть, - резонно заметил ей Сергей.

- Да я и так привыкла. Садись за стол, не жди отца, - без тени обиды ответила мама.

Деревенский завтрак был нехитрым, но довольно обильным и состоял из щей сваренных из ранней капусты, но вместо свежего мяса полагающемуся для этого блюда было положена тушёнка домашнего приготовления, причём в довольно большом количестве, стояла миска с салатом из свежих огурцов, которые уже вовсю «пошли» на парниках, тут же стояла миска с просто вымытыми огурцами – их обожал отец, он всегда говорил, что вкус огурца понятен только «без ничего, даже без соли». Так же стояла поллитровая банка со сметаной и нарезан хлеб в большом количестве. Хлеб в деревне выпекали на местной деревенской пекарне. Это были большие килограммовые булки и стоила такая булка аж тридцать одну копейку, но в деревенском «сельпо» его расхватывали ещё только что привезённым, ещё горячим и объедков от него во всех сельских семьях не оставалось.

Вошёл отец и сразу же пахнул резкий запах солярки.

- О! Поднялся, помощничек?! – воскликнул он сыну вместо приветствия. – А я уже своего коня запряг.

- Доброе утро, - прожевав и проглотив пищу, поприветствовал Сергей отца.

- Здоров, здоров, - бодро ответил тот сыну.

После обмена приветствиями он привычно прошёл к рукомойнику и стал мыть руки, мама смотрела на его руки через его плечо и ворчала:

- Промывай, промывай руки-то. Вон какие чернущие…

- Ничего, зараза к заразе не пристанет, - с улыбкой ответил папа.

- Понятно, что не пристанет, а вот полотенце потом ничем не отстираешь, - напирала на него мама.

Сергей молча ел и в перепалку родителей не встревал. Надо было плотненько поесть, чтобы до обеда успеть «свалить» покос и вернуться домой, а то после обеда начнётся дневная жара и в тракторе находиться будет невмоготу.

- Чего это ты сегодня Тома, с утра пораньше «бухтишь»? – примирительным тоном, улыбаясь и стараясь загасить едва наметившийся скандальчик, продолжил отец, вытерев руки и вешая полотенце на место. Отец, когда находился в благодушном настроении, часто называл жену именно Томой, зная, что это жене очень нравилось.

- Ну а чего ты Петя всё как попало делаешь? – уже мягче стала ворчать Тамара. – Сперва позавтракай, а уж потом возись со своим трактором. А то придёшь после, развоняешься на весь дом своей соляркой…

- Ничего, - благодушно отвечал ей Пётр. – Это приятная вонь, можно сказать аромат, тракторные духи, - и при этом легонько рассмеялся от такого понравившегося ему самому умозаключения.

Тамара, зная непробиваемость и упрямство своего мужа не стала продолжать спор, а молча продолжила свои хлопоты по хозяйству.

Отец семейства расположился на своём, никем и никогда не занимаемом месте, и присоединился к завтракающему сыну. Подошёл кот к ногам хозяина и стал тереться об них и задирать голову к столу, выпрашивая чего-нибудь вкусненького. Самым вкусненьким у кота был кусочек хлеба обильно обвалянный в сметане или одна сметана в блюдечке. Хлебом со сметаной его всегда потчевал хозяин и поэтому всякий раз во время еды кот подходил только к нему.

- Тома, - обратился хозяин к своей супруге, - ты Мурзатого кормила?

- Ой, господи, мне ещё осталось только о твоём Мурзатом волноваться, - с напускной строгостью ответила жена мужу.

Пётр отломил мякиш от куска хлеба, умакнул его в банке со сметаной и, встав из-за стола, положил коту на блюдце его любимое лакомство.

- Ешь, ешь Мурзик, один я только тебя люблю, - подытожил хозяин и погладил  кота по спинке.

- Ну, вот, опять руки об кота замарал, - заворчала Тамара на мужа.

- Сейчас сполосну, - спокойно ответил ей Пётр. – Тома, ты чего сегодня такая? Не с той ноги встала, что ли? – спокойным голосом спросил муж жену, вымыв в очередной раз руки и усаживаясь за стол.

Тут Тамару словно прорвало:

- Вечно ты со своими дурацкими затеями. Пацана малолетнего за собой тащишь на покос…

- А чего тут дурацкого? Как будто в первый раз, - возразил Пётр.

- Ну, ладно в прошлые годы хоть на граблях был, а нынче – косить. Шутка ли?

- Мам, перестань уже, - встрял в разговор Сергей. – Я же должен отцу помогать по хозяйству…

- Да, должен же сын помогать отцу, - подхватил отец. – Это же мужик, будущий хозяин. Верка с Надькой, вон хвостами в городе вертели: «Папа, нам учиться надо». И что? Где ихняя учёба? Замуж повыскакивали по-быстрому и вся учёба. Так и остались дурами неграмотными. А дальше только в поломойки им дорога…- при этом Пётр не забывал прихлёбывать аппетитные щи из миски.

- Прям уж в поломойки, - возразила мать. – Сколько их из деревни поуезжало и никто не пропал в городе. Поустраивались все, квартир понаполучали на предприятиях. Вон и Серёжку бы пристроить в городе, Вера с Надей помогли бы…

- «Помогли бы», - передразнил Пётр жену, отложил от себя ложку, отодвинул миску с недоеденными щами и встал из-за стола. – Чему малолетний пацан в городе научится?! Пить, курить да по бабам «шляться»!

- Ну, хватит! – вскипела мать. – И что у тебя за словечки: «по бабам»? Вон и сын, глядя на тебя, таким же неотёсанным останется! Другие мужики своих сыновей стараются в люди выпихнуть, чтобы выучились в городе на хорошие профессии, да устроились на хорошие работы! А ты?

- Мам, ну хватит уже ругаться, - попытался успокоить мать Сергей. – Ни с того, ни с сего, начали с утра пораньше…

Но Тамара распалилась не на шутку и уже не внимала сыновьим замечаниям:

- Учатся же пацаны в Горном техникуме… на шахту устраиваются…

- Чего хорошего в этой окаянной земле ковыряться? – возразил Пётр жене, потом добавил, - успеем ещё належаться в земле сырой.

Тамара, видя невозмутимость мужа, только махнула безнадёжно рукой и занялась привычными кухонными хлопотами.

- Ты, сынок, ешь, ешь, - миролюбиво поучал отец сына. – Ты на нас не обращай особенного внимания, мы с твоей мамой всегда расходились во взглядах на жизнь…

- Ой, гляди-ка, взгляды, - с немалой долей сарказма возразила мама. – Чего бы они делали, останься в нашей захудалой Чвановке?

- Кто, «они»? – недоумённо переспросил её отец.

- Вера с Надей, - недовольным голосом уточнила та. – Мы же про дочерей говорим…

- Так они неучёные и остались…

- Ну и что, - не сдавалась мама. – Работают на производстве. Всё лучше, чем тут «коровам хвосты крутить»…

- Хех, уборщицы производственных помещений, - с сарказмом парировал отец. - Вот выучились бы на агронома или зоотехника, как я им советовал, глядишь и не «крутили бы хвосты», - раздражённо подытожил отец. – Ладно, пора ехать…

- Может собрать с собой обед? - спросила Тамара у мужа участливым голосом, хотя минуту назад была раздражена. – Покосите маленько да присядете, отдохнёте, да поедите маленько?

- Мне не надо, - равнодушно ответил Пётр жене. – Я на покосе не ем, жара выматывает, только воду пью. Поди, не помрём за три-четыре часа? – потом повернулся в сторону сына и снова спросил. -  Может Серёга будет есть?

- Нет, нет, я тоже на жаре не хочу есть, да и не умрём с голоду за четыре часа, - поспешил отказаться от обеда Сергей.

- Ну вот, Тома, видишь, сын весь в меня, - радостно резюмировал Пётр и, подхватив с собой большой пятилитровый термос с заблаговременно набранной холодной водой, направился к двери.- Пойду заводить. Ты тут, Серёга, «не рассусоливай», нам почти час по горам ехать, в объезд, да там четыре га покоса валить…

- Да я уже готов, - отозвался Сергей и засобирался вслед за отцом.

Они вместе вышли на улицу, отец водрузил термос на специальный кронштейн и принялся заводить трактор. Сергей в это время обошёл вокруг, всё, что можно было подёргать - подёргал, всё, что можно было попинать - попинал и с видом знатока подошёл к отцу.

- А почему ты роторную косилку не навесил? – спросил он.

- «Не повесил», - передразнил его отец и тут же несколько обиженно, но не понятно на кого. – Не дали мне нынче роторную косилку, сказали «хватит деньги лопатой грести», нынче, говорят, повозись с «серповой»…

- Роторную наверное Бачурин себе «захапал»? – деловито резюмировал Сергей.

- Хех, - ухмыльнулся неожиданной догадке сына Пётр и продолжил. – Да пусть зарабатывает, жалко что ли. Он её за один сенокос угробит. Да и наплевать. Я и на этой нормально покошу, да и нормы на неё поменьше, да и «эмтэзуха» моя уже старенькая, а у него почти новенький МТЗ – 82. На новом тракторе, да с роторной косилкой… Эх! Как даст ему «шестую»  передачу – ласточкой летать будет по покосу.

Серёга молчал и согласно кивал головой в ответ на отцову тираду. Он, хоть и юный ещё, но, как и всякий деревенский пацан, досконально знал все совхозные трактора и механизмы к ним и точно знал, что на этой сенокосилке шибко деньгу не зашибёшь.

Затарахтел «пускач» и уже через пару-тройку секунд двигатель трактора мерно гудел, из выхлопной трубы валил синий дым.

- Пап, смотри какой дым синий, - громко воскликнул Серёга, привлекая внимание отца и надеясь, что из-за этого они встанут на ремонт и не поедут на ставший вдруг ненавистным сенокос. – Поршневая, «того»…

- Я ж тебе говорю, умирает мой «белорусик», поршневая и топливная аппаратура «никакачие», - прокричал в ответ отец и в подтверждение махнул рукой от безнадёжности. Потом он достал сигареты из кармана, выдернул из пачки одну и закурил. Сделав несколько затяжек, полез в кабину трактора, Серёга, не дожидаясь особого приглашения, за ним. Уселись в не совсем просторной кабине, и Серёга хлопнул дверцей, но та вдруг отскочила и открылась настежь. Он сделал ещё несколько попыток, но тщетно – дверь не захлопывалась на замок.

- Во, дела! – громко сказал Сергей и повернувшись к отцу, обратился к нему. – Пап, что с дверью делать? Не закрывается на защёлку. Как ехать-то?

Отец поморщился в ответ, словно у него болел зуб и сам потянулся за дверцей, пытаясь закрыть её. После нескольких неудачных попыток закрыть её, он обратился к сыну:

- Серёж, сбегай в сарай за проволокой, да привяжи дверцу. Сегодня как-нибудь съездим, а завтра я её сниму и сделаю замок. Видно пружина соскочила с кронштейна или вообще сломалась.

Сергей неспешно пошёл в сарай, не то что спешить, даже ехать на сенокос ему вообще не хотелось, и он довольно долго искал подходящую проволоку. Наконец вернулся к трактору, залез в кабину и устроился рядом с отцом.

- Я уж думал, что ты там уснул, - недовольно буркнул ему отец и, взяв принесенную проволоку, сам притянул дверцу кабины так, чтобы она не шелохнулась даже при движении.

Наконец тронулись в путь. В кабине было не жарко, окна открыты и хоть от этого в кабину врывался гул тракторного двигателя, но отец распалённый нотациями супруги начал беседу с сыном, при этом иной раз разговор переходил на крик из-за этого шума.

- Ты, Серёга, мать не слушай, - поучал он сына. – Баба она и есть баба. Волос длинный, а ум короткий. Верка с Надькой - они тоже бабы, повыходили замуж понарожали ребятишек и ладно, их мужики обеспечивают. А вот тебе – будущему мужику и семьянину – надо основательную профессию приобретать, чтоб потом семью мог содержать. Вот взять меня: я – тракторист широкого профиля. Могу на всех тракторах работать, на всех комбайнах, к тому же у меня и права шофёра. Я в любом совхозе не пропаду и деньгу приличную зашибу. Я бы смог и в городе прилично устроиться, но к земле уже прикипел с малолетства. И тебе советую: иди в Кузедеевское «сэпэтэу» на тракториста-машиниста широкого профиля. Тут рядом, в соседней деревне, часа ходьбы пешком не будет, - отец посмотрел на всё время молчавшего сына. – Ты как на это глядишь?

Сергей, не глядя на отца, молча пожал плечами.

- Ну и зря, - констатировал Пётр, зная повадки своего сына и догодываясь о его несогласии с суждениями отца. – Пойми, сынок, в деревне самая жизнь. Скотины разводи – сколько силы хватит, земли паши - сколько сумеешь. Механизатор на селе – первейший человек,  а шахтёр – тьфу, не серьёзно. Всю жизнь в шахту пролазишь за деньгами, а в итоге - ни здоровья, ни денег. На пенсию выйдешь и «крякнешь», и внуков не понянчишь…

Сергей в ответ на отцовы слова широко усмехнулся.

- Зря смеёшься, - заметил ему отец. – Вон того же Бачурина спроси. Его сеструха за шахтёром замужем была. Так землёй в шахте завалило. Во-от. Откопали, а что толку-то? Так и остался на всю жизнь инвалидом. Баба – самый смак, а он «никакачий». Не-е-ет, мужик в семье должен быть здоровым. Тогда и жизнь будет хорошая и баба при муже и дети здоровы…

За отцовыми разговорами о селе и о будущем они довольно быстро добрались до своих сенокосных угодий.

- Так, сынок, - стал разрабатывать план дальнейших действий отец, после того как они остановились и вышли из кабины. – Уже почти семь часов. Плоховато, что роса сегодня обильная, и сенокос тянется с горы в лог. Давай сделаем так: сейчас половину, которая сверху, откосим и всю пройдём, а потом, когда роса в нижней части подсохнет, то и весь низ свалим.

При этом отец походил вдоль поляны и потрогал траву руками.

- Даже здесь, наверху, ещё роса. Будет комкаться на косилке и тащиться. Сейчас я сам закошусь, а потом уже ты сядешь за руль…

- Да ну, пап, - попробовал запротестовать Сергей на предстоящую перспективу стать трактористом на их сенокосе, - у меня не получиться…

- Получится, получится, - поспешил опровергнуть низкую самооценку сына Пётр. – Надо же когда-то начинать, вот сегодня и начнёшь. В училище придёшь умелым трактористом…

Сергей в ответ только хмыкнул.

- Ты не ухмыляйся, - весело крикнул отец сыну. – Давай опустим косилку в рабочее положение!

Сергей стал помогать отцу. Они открутили гайки на удерживающей тяге и убрали её. Потом Пётр залез в кабину, поработал рычагом гидрораспределителя и опустил косилку в рабочее положение.

- Нормально! – крикнул он сыну через открытое окно. – Садись, поехали!

Серёга без особого энтузиазма стал взбираться по ступенькам в чрево ненавистного механизма. Взревел мотор и процесс пошёл. Как и задумал Пётр, они сперва прошли по кругу верхнюю часть сенокоса. Откосились и уже гоняли по кругу, трава валилась из-под косилки ровно, даже ни разу не скомкавшись. Управились за час с небольшим с площадью чуть меньше половины сенокоса, но двигатель разогрелся больше чем на девяносто градусов, солнце поднялось высоко и уже прилично палило крышу кабины. Открытые окна кабины прохлады не прибавляли.

- Ну, что сынок, упрел? – с улыбкой спросил его отец и полез в карман за сигаретами.

- А мне-то с чего преть? – тоже с улыбочкой ответил Сергей, хотя и улыбаться ему не хотелось. Всю косьбу он только и делал, что сидел рядом, да держался крепко за дверь кабины, чтобы не так сильно подбрасывало на кочках. От такого болтания у него даже живот заболел и он в душе проклинал сенокос, всю деревенскую жизнь и твёрдо решил тихонько от отца взять документы из школы и поступить в городе в техникум, а потом пусть орёт сколько влезет.

- Ладно, - добродушно продолжил отец, - сейчас по-быстрому покурим и погоним дальше. А неплохо сегодня косится, даже быстрее, чем раньше. Часам к одиннадцати дома будем, - докурив сигарету, он выбросил окурок. -  Сейчас я сперва закошусь на оставшийся клин, а потом уже ты будешь помаленьку косить…

Сергей от таких отцовых планов поморщился как от зубной боли. Пётр увидел своеобразную реакцию сына и поспешил успокоить его:

- Ничего, ничего, сынок. Пора тебе уже привыкать к крестьянскому труду…

- Да «нафиг» он мне сдался, - довольно жёстко ответил сын и отвернулся к открытому окну, смачно сплюнул.

- Ну-ка, ну-ка, сынок, - отец тронул его за плечо, - перестань-ка хандрить. Если ты сейчас уже киснешь от покоса, то дальше что с тебя будет? А как в армии служить будешь? Как семью содержать будешь?

Он достал термос, налил воды, смачно выпил, налил второй раз, снова выпил, потом налил третий раз и предложил сыну. Сергей выпил воды и продолжал отмалчиваться от нападок отца, а тот продолжал:

- А мы с мамкой состаримся, кто о нас заботиться будет? Верка с Надькой хвост намыли и в город подались. На тебя только вся и надёга. Так что Серёга, впрягайся в крестьянское ярмо основательно и не хандри.

Пётр, дав газу двигателю, опустил косилку на прокос, потом включил её, посмотрел на сегменты серпа, включил скорость, хотел сказать «ну, с богом», но почувствовал жару в кабине. Посмотрев на измотавшегося от начинающейся жары юношу, ещё мальчика совсем, он задержал на какое-то время трогание с места.

- Серёж, ты открой дверь совсем, привяжи её снаружи за кронштейн бака, пусть открытая будет. Всё прохладней, - обратился он к сыну.

Сергей обрадовано выполнил поручение отца и снова сел на место. Тронулись. Вниз по склону, который, кстати, был намного положе того, что они уже скосили, надо было ехать метров двести, потом повернуть направо и снова ехать метров сто и, снова повернув направо, взбираться по некрутому склону. Травостой был намного выше и гуще. Пётр ехал и соображал: «Наверно я сам буду косить всю оставшуюся часть, а то он ещё неопытный, помнёт весь покос…»

Вдруг трактор подбросило и резко бросило направо, Пётр едва успел выжать сцепление и стал тормозить, глядя всё время направо сквозь открытое окно. Остановившись, он матерился, смотрел на косилку, которая была необычно задрана и позади он увидел торчащую автомобильную покрышку. Ярость его охватила до той степени, что он не замечая ничего вокруг себя, только и делал что матерился изо всех сил, проклиная того, кто бросил злосчастную покрышку. Это длилось не более минуты. Пётр, наконец, решил выйти из кабины всё тщательно осмотреть, глядь, а сына нет рядом. Он решил, что тот уже спрыгнул на землю и где-то внизу осматривает косилку и ему, отцу, его просто не видно. Вылез из кабины, прошёл к косилке. Стал осматривать её. Убедившись в полной непригодности механизма к дальнейшей работе, он смачно плюнул. Выругался матом и стал окликать исчезнувшего куда-то сына.

- Серёга! – кричал он громче гула тракторного двигателя. – Ты куда удрал-то?!

Думая, что мальчик отлучился по нужде, он обошёл вокруг трактора – сына не было поблизости. Пётр посмотрел на прокос, на примятую трактором траву. На торчащую окаянную покрышку, потом глаза выхватили нечто необычное для сенокосного пейзажа - тело…

В следующее мгновение глаза упёрлись в лежащее неподалёку тело – тело его сына.

Пётр опрометью бросился к нему, упал на колени, полагая, что мальчик выпал из кабины в открытую дверь из-за полуденной жары. Он даже подумывал о проведении искусственного дыхания, стал укладывать тело сына соответственно, но увидел, что грудь и шея мальчика были раздавлены, и это место являло собой мокрое от крови место обёрнутое рубахой. Мужчина понял, что случилось непоправимое. Страшный стон  отчаяния вырвался из груди отца. Его сознание отказывалось верить в то, что ещё минуту-другую  назад он сидел рядом с ним и слушал его нравоучения про сенокос и прочее. Пётр в порыве ярости и отчаяния стал молотить руками по земле, изо всех сил выкрикивая проклятия «этой гадской жизни», окаянной работе и покосу, досталось тому, кто оставил на его покосе проклятое колесо. Потом он подскочил в порыве отчаяния и стал изо всех сил молотить кулаками по трактору, словно эта железная, бездушная машина была единственной виновницей произошедшего. Однако трактору от гнева Петра никакого вреда, и тогда тот взобрался на ступеньку, проникнув в кабину, стал в исступлении газовать двигателем, давая ему максимальные обороты – уж очень ему хотелось в этот момент, чтобы эта окаянная железяка разлетелась на куски к чёртовой матери. Устав жать педаль регулятора, он вывернул его на минимальные обороты и двигатель заглох.

- Заглохни, сволочь! – заорал неистово Пётр. – Сейчас я тебе все мозги вышибу!

С этими словами он выдернул из-под сиденья монтировку и, спрыгнув на землю, с ещё большей прытью принялся бегать вокруг трактора и бить по фарам, подфарникам, по капоту и крыльям. Добрался до лобового стекла и одним ударом «осыпал» его на землю. Потом в ярости воткнул монтировку в землю, рванул с себя рубаху, решив броситься грудью на монтировку, и, как римлянин на мече, покончить собой. Упал неудачно, монтировка скользнула по рёбрам и свернулась в сторону, телом её придавило к земле. Пётр поднялся снова на ноги и стал проклинать уже себя, за всё, что сегодня произошло, и чего можно было избежать, будь он осмотрительней. Но постепенно силы его покидали, а ярость стала утихать. Он хотел расплакаться от бессилия повернуть всё вспять, но слёз не было. Кричать уже не было сил, и из груди вырывался лишь хриплый стон. Осталась только ненависть к себе и он стал почти шёпотом ругать себя самыми последними словами и проклинать себя, свою покойную мать, за то что она родила такого непутёвого сына-детоубицу. «Детоубийца!» - сверлила его мозг одна-единственная мысль. «Сдохни, мразь, отправляйся вслед за сыном, проси у него прощения на том свете!» - таков был его приговор самому себе. Не допуская никакой другой мысли, Пётр замолчал и крепко сжал зубы, глаза его не моргали. В это мгновение его переполняла ненависть к убийце его сына – к самому себе. Он просто горел желанием расправиться с собой немедленно, пока его никто не видит и не сможет помешать. Он встал на ноги, и глаза его упёрлись в злосчастную дверь. Решительным шагом он подошёл, отвязал её, та качнулась вниз и, помотавшись несколько раз из стороны в сторону, осталась полуоткрытой. Тогда Пётр нащупал на своих рабочих брюках ремень и выдернул его из них, ремень был влажным от пота. Он соорудил подобие петли, привязал её за ручку дверцы. Потом, не колеблясь ни мгновения, накинул петлю себе на шею и, не раздумывая, поджал к животу ноги и, руками придерживая колени. Петля мгновенно затянулась на шее, Петру стало невозможно дышать, но он не дрогнул, им овладело желание, некая самоцель – свершить праведный суд, хотя и над самим собой. В глазах его потемнело, и в следующий миг кадык затрещал…сознание провалилось в пустоту.

 

                                                                      2

 

Проводив своих мужчин на сельхозработы, Тамара управилась с многочисленным хозяйством и сама отправилась на работу. Работала она в школе уборщицей и летом, когда  были летние каникулы, она с другими уборщицами и присланными совхозной администрацией строителями, занималась ремонтом в классах.

- Ты чего это сегодня такая смурная, Тома? – спросила её напарница Татьяна, потому, что они были очень дружны и поддерживали друг друга в неприятные моменты.

- Ой, Таня, - как-то отрешённо махнув рукой, начала Тамара, - с утра мой мне всё настроение испортил…

- Опять из-за Серёжки? – догадалась Татьяна.

- Да он совсем сдурел на старости лет, - продолжала Тамара, - каждый божий день зудит одно и то же: «Серёга, давай в трактористы, в нашем роду все хлеборобы»…

- Ну а чего тут плохого Тамара? – слабо возразила Таня. - Мои мужички все в совхозе работают. Ну, правда они у меня все технику любят. Младшенький, Боря, и тот с мотоцикла не слазит. Все, до одного, с малолетства с отцом в гараже с моторами по локти в мазуте…

- Ой, Тань, твои без тракторов может и не могут жить, может им это всё в радость, а вот я-то вижу, как Серёжа мается от этих чёртовых тракторов, только виду не подаёт перед отцом, - Тамара вдруг замолчала, устремив взгляд в окно.

- Тома, ты чего, обиделась что ли? – отвлекла её Таня, видя отсутствующий взгляд подруги и заподозрив некое подобие обиды на её возражения.

- Ой, Тань, - ответила Тамара, продолжая глядеть в окно, - что-то мне неспокойно на душе… Снилось что-то нехорошее сегодня…

- А что именно? – заинтересовалась Татьяна.

- Не запомнила, но что-то нехорошее. Да и запомнишь разве? Встаёшь чуть свет и сразу все мысли о хозяйстве, о скотине. Я уж за эти двадцать с лишним лет и сама устала от этой деревни, от этих коров. Зимой ездила к дочерям в город – вот жизнь. Восемь часов отработали и вечером отдыхают как все люди. Ни коров, ни свиней, поужинали, телевизор посмотрели и спать. Печку топить не надо – в квартирах живут. С работы придут в доме тепло, вода в кране и горячая и холодная. Баню топить не надо зимой по три часа – открыл кран в ванной и мойся сколько хочешь. Я бы и сама хоть сегодня бросила эту Чвановку, да махнула в город. Хочу Серёжу нынче в Горный техникум определить – нечего ему в деревне маяться. Сегодня утром на него смотрела, пока он ел – бедный ребёнок, так жалко его стало. Всё утро сердце болит за него. Были бы крылья – полетела бы к ним…

- Так ты съезди к ним, успокой сердце, - участливо поддержала её подруга. – Посмотришь на сенокос, какая нынче трава…

- Господи, ты боже мой, - взмолилась Тамара, - кто ж меня повезёт-то?

- А я сейчас Борьке скажу, он тебя на мотоцикле быстро довезёт, - заверила её подруга. – Туда и обратно свозит. Чего ему весь день делать-то?

- Ну прям, - возразила Тамара, - ваш Борька сам-то, - она вдруг замолчала, видя какими округлёнными глазами смотрит на неё подруга, слушая отзыв о её сыне в уничижительно-ироничном тоне, и, желая исправить недопонимание, продолжила сбивчиво через мгновение, - ваш Борька… ещё мал… на мотоцикле ездить…

- Ну, зря ты это так говоришь, Тамара, - покачивая головой, стала усовещать свою подругу Татьяна. – Он нынче уже в восьмой класс у нас пойдёт…

- Да я ж не о том, Таня, - стала оправдываться Тамара. – Я в том смысле, что рано ему пассажиров возить…

- Да брось ты, - отмахнулась подруга, - пошли. Они сходили к завхозу, обговорили с ним свои планы и, получив разрешение уйти с работы пораньше, поспешили к дому Татьяны. Подойдя к дому, они увидели, что гараж открыт настежь, мотоцикл выкачен, а рядом никого нет.

- Вот хозяин, гараж настежь, мотоцикл почти на дороге, а самого нет нигде, - заворчала нарочито недовольно Таня. – Наверно дома «телек» смотрит, ты постой здесь, я сейчас переговорю с ним, - она решительно двинулась в дом.

Тамара хотела было отказаться от поездки с малолетним мотоциклистом, но подруга скрылась уже в дверях. Через пару минут отсутствия её сердобольная подруга вышла на крыльцо и крикнула ожидавшей подруге:

- Тома! Ты иди домой и приготовь всё! Бориска через минут двадцать к тебе подъедет и вы поедете! Хорошо?!

- Ладно, - без удовольствия согласилась та и отправилась готовиться к предстоящей поездке.

Собрав приличную сумку с провизией, она посмотрела на часы – они показывали около полудни. «Что же там у них случилось? Уже пора бы и дома быть, – стала думать она про своих мужчин. – Да что там могло случиться? Сломался этот чёртов драндулет! – в сердцах подумала она. – Петька только дома на всех может давить своим «я», а на работе перед начальством язык в задницу засасывает. Сколько живём, ни разу ничего у начальства не потребовал. Вон, Бачурин – каждые пять лет новый трактор получает, а этому всю жизнь старьё спихивают, дескать «чини Петя, у тебя руки золотые», а Петя и рад стараться». Так за рассуждениями  время прошло незаметно, Тамара даже и не знала точно, сколько она ожидала сына подруги и даже слегка удивилась, услышав треск мотоциклетного мотора. Она схватила сумку с провиантом, вышла из дома, закрыла дверь на замок, спрятала ключ под висевшую на стене телогрейку – это условленное место на случай если приедут муж с сыном в её отсутствие -  и поспешила к ожидавшему её Бориске. Подойдя поближе, Тамара увидела восседавшего на мотоцикле Бориску и отметила в нём довольно таки повзрослевшего парня. «Надо же, - подумала она, глядя на парня, - чужие дети так быстро растут».

- Здрасьте, тёть Том! – прокричал ей Боря, при этом он усердно крутил ручку «газа». Не давая мотору заглохнуть.

- Здравствуй Боря! – ответила та так же громко, стараясь перекричать рёв мотора. – Сто лет тебя не видела, ты здорово подрос! А я всё думала - маленький Бориска! А смотрю – такой парень взрослый сидит за рулём!

От слов Тамары парень засмущался, но в то же время ему было приятно слышать такой комплимент от взрослой женщины к тому же подруги его матери.

Тамара стала ему объяснять ситуацию, в которой она оказалась, но парню это было не особенно интересно, даже скорее всего он посчитал сказанное простой бабьей блажью. «Охота по жаре мотаться туда-сюда из-за пустых переживаний и подозрений» - подумал Боря, но высказывать вслух ничего не стал. Тамара, видя, что парень не особенно внимателен в прослушивании её речей, не стала продолжать дальше, а забралась в мотоциклетную коляску и, водрузив себе на коленки сумку с провиантом, крикнула, перекрикивая рёв мотора:

- Поехали Боря!

Желая поскорее обернуться, он ехал быстро, и иной раз на просёлочной дороге коляску с пассажиркой подбрасывало совсем даже не слабо, но та не обращала на это внимания – ей тоже хотелось скорей увидеть своих мужчин, особенно сына.

Вот, наконец, и их покос. Боря остановил мотоцикл и стал рассматривать окрестности. Трактор был виден далеко внизу – он стоял на месте с заглушенным двигателем, и никакого движения вокруг него не было.

- Чего-то никакого движения, - высказал свои подозрения парень.

- Да, поди, чинят свой «драндулет», - предположила Тамара.

- Сейчас подъедем поближе, - сказал Боря и, погазовав двигателем, включил скорость, намереваясь спускаться вниз к стоящему трактору.

- Не надо, не надо, Боря, - запротестовала Тамара. – Петя шибко ругается, когда по покосу не то что ездят, а даже ходят без надобности. Увидит нас с тобой на мотоцикле – сожрёт!

После сказанного она стала выбираться из коляски – это было не так уж и просто. Борис заглушил мотор и слез с мотоцикла. Наконец, выбравшись и подхватив свою поклажу, Тамара стала благодарить парня:

- Спасибо Боря. Дай Бог тебе здоровья и хорошую невесту.

Тот засмущался и, потупив взгляд, ответил:

- Да не за что, тёть Том. Обратно-то поедете?

- Поеду, Боренька, поеду. Ты подожди меня пять-десять минуток. Я мужикам обед отдам, мораль им начитаю и вернусь…

С этими словами она довольно прытко пошла вниз к трактору.

Боря потрогал двигатель мотоцикла – он был раскалён. Не заводя двигателя, молодой человек, толкая, закатил мотоцикл в тень от небольшой берёзки и стал расхаживать вокруг своего железного коня.

- Мужики-и! Петя-а, Серёжа-а! –  ещё не доходя до трактора, стала звать Тамара. – Вы где-э?

Никто не отозвался. «Куда они подевались?» - недоумевала Тамара и продолжала приближаться. Она всё смотрела на трактор, пытаясь увидеть рядом своих мужичков, но увидела только искорёженную косилку. «Точно, сломались», - подумала она и даже чуточку обрадовалась, что приехала не напрасно, что обед привезённый ею будет им в аккурат. Однако возле косилки никакого движения не было и она стала тщательно смотреть на землю – может спят… В следующий миг она увидела в нескольких шагах от себя распластанное тело сына, заподозрив неладное, бросилась к нему. Тут ей окончательно открылась вся картина произошедшей трагедии: мальчик лежал на спине бездыханный, грудь и горло у него были раздавлены и проступившая кровь уже запеклась. Мухи роились над ним в огромном количестве. Кровь зашумела в ушах женщины при виде всего этого. В голове проскочила мысль: «куда Петька подевался?». Сердце в груди колотилось словно кувалда. Боль в голове усиливалась с каждым ударом сердца, ноги становились ватными, воздуха не хватало и руки слабели. В следующий миг глаза упёрлись в дверцу кабины, а там… В какой-то миг Тамара увидела переворачивающееся небо над собой и ей захотелось громко закричать, но к её лицу стремительно приближалась кошенная трава. Собственного падения она уже не почувствовала…

Боря ходил вокруг своего мотоцикла и вдруг услышал вскрик. Он оглянулся в направлении трактора, но издалека ничего такого не было видно, да и стоявшая некошеная трава мешала рассматривать всё происходившее внизу. «Вроде тётя Тома кричала» - подумал он и продолжал всматриваться в то место, где стоял трактор. Движения по-прежнему никакого не было. «Странно. Куда они все там подевались?» - недоумённо подумал парень, решая на всякий случай завести мотоцикл и съездить посмотреть самому. Он спустился по кошеной траве вниз, и уже с расстояния  десяти метров ему стало видна вся ужасная картина разыгравшейся трагедии. На какое-то время он встал как вкопанный поодаль и рассматривал бездыханные тела своих знакомых. Приблизиться или броситься им на помощь – такой мысли не мелькнуло в голове парня, лишь сердце его от волнения колотилось со скоростью мотора в его мотоцикле. Страх заставил лихорадочно искать решения навалившейся проблемы и Боря не нашёл ничего другого, кроме как рвануть во всю прыть своего моторизованного коня в деревню, чтобы поднять взрослых людей на помощь…

                                                                 *   *   *

Хоронили Петра, Тамару и их сына всем селом. Возле дома к выносу столпились все, кто мог ходить. Женщины тихонько переговаривались меж собой, а мужики находились  чуть поодаль от дома и в основном перекуривали в ожидании выноса. Все односельчане сочувствовали дочерям и выражали озабоченность дальнейшей судьбой дома, хозяйства.

- Это надо же, такое горе…

- Не говори, будто чёрт за спиной стоял…

- Как мальчишечка-то под колёса попал?

- Кабина на ходу открылась…

- Как же она могла открыться?

- Говорю же: чёрт за спиной тешился…

- Ой, ой…

- Как же теперь дальше-то?

- Да никак, Верка с Надькой распродадут всё. Вот тебе и «как»…

- Да-а-а-а, надо же, а. Была семья и в одночасье не стало. Один удавился, а другую инсульт шарахнул, парнишечку жалко-то как…

Когда речь заходила о малолетнем покойнике, все женщины всхлипывали и промакивали слёзы на глазах – кто кончиками тёмных платков повязанных на головы по случаю траура, а у некоторых были с собой носовые платочки.

Мужики были более хладнокровны, и большая часть разговоров была о политике, об открывающихся через неделю Олимпийских играх в Москве, о бойкоте этой самой Олимпиаде и всему Советскому Союзу. Происшествие их занимало «постольку-поскольку». Причина произошедшего была ясна как белый день и почти не обсуждалась. Все разговоры сводились к заключениям типа:

- Кто мог знать, что всё так случится?

- Не говори… Сроду эти двери никто не закрывал…

- Ага, привяжу, бывало её открытую за кронштейн топливного бака чтобы не болталась туда-сюда и весь день на сенокосе…

- Так, оно конечно, жара такая, что в кабине не продохнёшь…

- Откуда там это окаянное колесо взялось? Из наших туда никто вроде не ездил… Во всяком случае, я не слыхал…

- Городские, может быть, приезжали по осени за грибами, вот они и оставили колесо. Трава поднялась и его не стало видно. Петька, видать наехал на него правым скатом, трактор и подбросило. Дверь, была открыта как обычно, а Серёжку, видать, от жары распарило, он сидел как варёный, не держался ни за что. Трактор мотануло, он и выпал прямо под колесо…

- Да, да, скорее всего так и было…

- Что тут поделаешь? Судьба…

- Да, да, судьба. От судьбы, говорят, не уйдёшь…

- Верка с Надькой теперь озолотятся…

- Типун тебе на язык. Не приведи господи такого золочения…

Вот так, за один день сельское кладбище пополнилось сразу тремя могильными холмиками: отец, мать и сын. Жили вместе и умерли тоже вместе и лежат рядышком – навеки вместе.