Видать на роду у меня энто написано ( Деревенские посиделки)

  Видать, на роду у меня энто написано
                                                             (Из цикла рассказов «Деревенские посиделки»)

 

         Бабка Настасья проснулась ни свет ни заря, вся в холодном поту. Сон опять приснился до чё жуткий…

         После сна — душа болела пуще тела. Попыталась встать, да не смогла. Перекрестилась левой рукой, правая-то рука не слушалась. 
         Настасья молилась тихо, шевеля губами, чтобы, упаси бог, сын Григорий, спящий со снохой в соседней горнице, ненароком её не услыхал: 
         — Господи-и, прости ты меня, Настасью, дурынду старую-у! Согрешила я, шибко согрешила — своего сына родного обманула-а, да ещё и, грешным делом, твоей иконой поклялась, будто бы жена евоная, Тоська, ему верна была, покуда он в армии служил, а то, чё люди в деревне бают, так энто всё чушь несусветная, оговорили, мол, бабу ни за что ни про что... 
         Сынок-то мне поверил тогда да до сих пор живёт с Тоськой душа в душу. Хвост-то свой Тоська правда потом прижала, уж чё чё, а зазря-то я языком трепать не буду и напраслину наводить. Сам знашь: жизнь прожить — не поле перейти, всяко быват... 
         А я ведь всё тогда своими глазами видала: на ночь глядя, ни раньше ни позже — черти меня к колодцу в огород понесли. Жара стояла адская, дай, думаю, колодезной водицы испью, может, полегчает. К колодцу-то подошла, как ни в чём не бывало, тихохо, а вокруг те’меть така’, хоть глаз выколи, прям страсть, а из баньки-то в аккурат на меня прям ктой-то идёт крадче. Перепужалась я не на шутку — думала, воры каки’ ночью шастают, хотя каки’ у нас в деревне воры — их отродясь не бывало, а энто, оказывается, Тоська с Петро, ещё ни баще! 
         Меня ровно кто обухом по голове ударил, я так и плюхнулась в крапиву с перепугу, все голяшки как есть ужалила, дар речи потеряла, а Тоська-то меня как увидала, шары свои бесстыжие опустила и в рёв, струхнула шибко, в ноги мне упала, и давай базлать во всю-то моченьку: «Мамаша, прости, не губи, бес меня попутал...» 
Я ей говорю: «Ты чё орёшь-то на всю улку, срамота така, людей дивишь?..» Ну а Петро-то вмиг как корова языком слизала, до чё прыткий, варнак, моментально убёг задами — ровно его тут и не бывало никогда… 
Ну чё делать-то теперя? Я и так и энтак кумекала, всю головушку себе сломала, как быть. Сор-то из избы на люди не вынесешь, кому тако скажешь, с кем посоветуешься? Бяда-то кака… 
         Деревня — в одном конце через гашник бзднёшь ненароком — в другом нос зажимают... 
Знамо — знать бы, где упасть, так соломку бы подстелила — я, чай, не дурнее паровоза! У меня в мыслях не было, что Тоська тако отчебучит и, как бренёвая корова на сторону пойдёт?! 
Правду говорят люди добрые — в тихом омуте черти водятся! Тихоня тихоней, а вон ведь чё удумала… 
Опять же я сама виновата — проглядела девку. С евоной-то красотой и красоте не рад — кругом один соблазн… Да и Петро — кобель ещё тот! Из-за него сколь баб по деревне пострадало, а ему всё неймётся… 
         Ну чё теперя, думаю, сделаешь — дело сделано. Хочешь, не хочешь, а как-то с энтим дальше жить придётся. Не перегни палку, Настасья, потом же сама себе не простишь! Вот бяда-то на мою головушку, ни раньше ни позже... 
Ой, Господи, Господи-и, мать честна-а, вот ведь чё я наделала-то, грех-то какой на мне... Прости ты меня, окаянную! Ну так я же не со зла — мне внучка мово,’ Ванюшку, до чё жалко было — ему в ту-то пору всего два годочка от роду было’, малой совсем ещё...
         А что Гришка-то у меня пьяный дурной, так ты энто сам знашь, не мне тебе сказывать — убил бы Тоську сгоряча, и чё тогда делать? Остался бы Ванюшка сиротой — Боже упаси!
И Гришку мово забрали бы опосля под белы рученьки да посадили бы туда, куда Макар телят не гонял… И кому бы от энтого лучше было, сам посуди?! Вот, вот то-то и оно…
         Что грешна-то я и сама энто понимаю, но душу-то как облегчить теперя, Господи? Ведь душа-то моя кажный божий день кровью обливается, да ты и сам энто знашь, каково мне сыну родному после энтого в глаза смотреть — ведь врагу тако не пожелашь, а я с энтим грехом столь лет живу…
         Уж умирать мне, видать, пора, а смерть ходит около, круги наворачивает, словно заигрывает со мной. Давеча во сне ко мне пришла без косы – чудно! Через порог токмя переступила да пальцем пригрозила, а потом напоследок сказала: «Кайся, Настасья, исповедь слышит Бог! Вон в грехе-то вся завязла» 
Как глянула на меня, аж во сне мурашки по коже забегали, а, уходя, добавила таки’ слова жалеючи: «Посели ты в душе Христа — не майся!» 
         А я проснулась ни жива ни мертва. Встать хочу, а не могу, ноги-то, гликося, — меня не слушаются, как ровно деревянные стали, батюшки, думаю, чё со мной тако’? Неужто парализовало? И рукой правой пошевелить не могу, чтобы перекреститься — страх-то какой! Так до самых петухов долежала, лежу, думаю грешным делом: отживаешь ты своё, Настасья! Ох, отживаешь… 
         Тут болит, там болит, батюшки мои, не жизнь, а маята одна, до чё дожила, и ничё не сделашь — раньше смерти не умрёшь... 
         А ещё пуще — душа болит, столь прожито-пережито... 
         Загодя кто б сказал — сроду б не поверила, что от жизни устану. И пошто смерть-то ко мне без косы приходила? Забыла ли, чё ль, или ещё жизнь у меня впереди есть, неужто? Ну как же я Гришеньке-то покаюсь, кровиночке своей? Уж столь лет прошло... 
         И с грехом таким жить боле не могу — душа ревёт день и ночь. Прости уж ты меня, дурынду старую, Господи, дай умереть спокойно. Облегчи мои душевные муки! Эвон локоть-то, да не укусишь… Я бы в церкву сходила, покаялась батюшке, так, ты сам знашь, нет у нас её в деревне нашей, в соседней была, так её в тридцать восьмом году разрушили нехристи окаянные. Я тогда мала была, а до сих пор помню... Ты уж прости меня, грешную... Жизнь прожила, себя блюла, как и до’лжно замужней бабе, своему мужу родному не изменила ни разу, ни душой, ни телом, а за грех снохи всю жизнь слезьмя реву. Видать, на роду у меня энто написано. Суждено мне, стало быть, за чужой грех маяться, Господи! 

12 августа 2015 
все герои рассказа вымышлены

Пояснения:

базлать — громко кричать, орать

вокруг те’меть така’ — вокруг темнота такая

евоная жена — его жена

каки’— какие

покуда — пока

с энтим – с этим

токмя — только

энтот — этот

рассказ опубликован в журнале "Союз писателей" №3-2016,
и в литературно-художественном альманахе "Светунец" №8 2016 г. Челябинск

картинка из интернета