Вой над озером.

Сильно хотелось спать. Голова склонялась на грудь, слабели руки и пальцы разжимали рукоять топора. Балша вглядывался в темень леса. Там, за кострами то и дело вспыхивали огоньки, похожие на светящиеся искры от пылающего хвороста. Он отчётливо понимал значение этого свечения волчьих глаз. Это смерть оценивающе, всматривалась в него, вонзая в его жизнь холодный взгляд дикого мира, где он, человек - чужой! Совсем чужой! Огоньки то и дело вспыхивали то слева, то справа. Иногда, из угнетающей темени до него доносилось урчание, переходящее в собачий визг, от которого вздрагивала душа и шевелились волосы под меховой шапкой.
- Не спать, не спать! – говорил Балша себе под нос, чтоб не уснуть, еле ворочая тяжёлыми, потрескавшимися губами.
Вторые сутки блуждания по заснеженной тайге, вымотали тело и опустошили душу. Думать уже не было сил, только чёрная обречённость в сознании и великое желание спать! Он оглядывал, слезящимися глазами, угасающие костры вокруг него, играющие роль непреодолимого препятствия для голодной серой стаи, терпеливо снующей вокруг в ожидании «пиршества». Где сейчас Добран и Волох, его верные спутники в таёжной пасти, он мог только домысливать. Топор опять выскользнул из слабеющих рук, чиркнув больно остриём о колено. Балша медленно наклонился и поднял своё единственное оружие.
- Зря, зря не влез на дерево! – скрипел досадливо чей-то голос в голове,- А влез бы, тогда и вовсе верная смерть, замёрз бы! – парировал кто-то другой, в мутном сознании, уставшего человека! Эти, - Балша посмотрел в сторону, на тёмную тень, мелькнувшую у ближнего кедра, - Не ушли бы! Они у себя дома! Чего попёрся средь зимы, чего не послушал жены своей?! Медвежатины захотелось?! Вот теперь «насытишься» сполна!
Любава! Как часто она любила говорить об обманчивости мира. Всего мира.
- Не забывай Балша, весь этот мир – хамелеон! Он мастерски меняет свой цвет, чтоб обмануть и жертву и врага! Мир, это заяц, убегающий от лисы или волка, который делает круг и резко отпрыгивает в сторону, чтоб обмануть свою гибель и пустить её по ложному и бесконечному следу в виде кольца! Мир, это ядовитый гриб приобретший внешность – полезного и съедобного?! Это богомол, изобразивший из себя безобидный отросток древесной ветки, в ожидании глупой мухи, чтоб её смертью, отсрочить свою! Мир, это вор, который улыбается тебе в глаза, добродушно и учтиво опустошая твои карманы! Это - ты сам, когда варишь капканы в древесной коре, чтоб отбить свой - человеческий запах от орудия смерти для лесного зверя! Весь мир, это сплошной азиатский рынок, на котором – обмануть, это достоинство, а не - недостаток! Все обманывают всех, что в мире людей, что в мире животных, что в мире растений!
Почему именно эти слова Любавы, томили уставший ум, заблудившегося и обессилевшего Балши, понимать не моглось и не хотелось! В эти минуты было ясно только одно, сегодня – он, жертва чудовищного обмана! Сегодня – он, в чьих-то смертных сетях! Сейчас - он – «муха» в когтях голодного и жестокого мира! А ведь всего лишь два дня назад, он с лёгкостью вершителя и правителя мира, приговорил, неизвестного ему медведя, спящего в далёкой берлоге и ничего не подозревающего, к смерти! Всего два дня назад именно – он решал, жить или умереть таёжному владыке! Как велик, огромен и злобен этот мир и сколь мал и беззащитен он, стоявший сейчас в окружении костров и тех, кто оказался сильнее и выше рангом в царстве дикой природы! Сегодня уже не он решает, кому умереть, а кому жить дальше! От такого осознания ситуации хотелось сжаться в комочек, раствориться, уснуть, чтоб проснувшись, облегчённо вздохнуть в светлом понимании - это был сон! Балша разложил оставшийся хворост по кругу костров и стал смотреть, как оживляется огонь, - последний огонь… Осознание своего положения вдавливало всю его суть в чёрную бездну отчаяния и безысходности! Хотелось кричать, звать на помощь, но отчаяние больше настораживало и пугало, отталкивая и втаптывая, кричащую жалость к себе! Вспоминалось тепло родного дома. В привычных и крепких стенах которого, было легко и безопасно. Сытно и вольготно! Из этих воспоминаний на него смотрели глаза Любавы. Грустные, голубо - зелёные! И на какой-то миг становилось легче, и слеза опять катилась по небритой щеке, замерзая на пшеничных усах. Он не заметил, как топор выпал из рук, как незаметно подкосились ноги, и как он медленно оседал на, собранные ещё засветло, поросшие бирюзовыми наростами, сосновые лапы. Тепло окутывало тело. - Спать, спать, спать, - шептал ветер с заснеженных вершин высоких деревьев…
Память. Что это и для чего она человеку?! Тысячи, миллионы сюжетов, имён, названий предметов, знаков и цветов, чувства страха и блаженства, слов и фраз, сказанных кем-то давно и недавно, держит она в себе на протяжении всей жизни своего обладателя! Много интересного можно обнаружить в её многоуровневых и запутанных лабиринтах. Порой - неожиданно светлого, как и - страшно грязного. Но есть в этой памяти и то, что человек не при каких обстоятельствах не выносит на люди, до конца дней своих. Не хочет показывать и самому себе, сознавая всю несокрушимость отвратности т брезгливости от - содеянного, или увиденного им. И только в минуты необратимости смерти, когда сознание кричит и просит, он неожиданно для самого себя и для самых близких, вдруг откроет свои глубочайшие подвалы тайн, чтоб облегчить тяжесть ухода в «мир иной». Только старость, не всегда, но всё же - властна над памятью, разрушая её обветшалые подвалы, предавая вечному забвению их содержимое. Балша был в возрасте наивысшего всплеска жизнедеятельности и продуктивности. Тридцать шесть лет! С насыщенной памятью и с огромным желанием и возможностью, пополнять её бездонные хранилища…
Жуткий, выворачивающий человеческое сознание - вой, привёл Балшу в чувство настороженности и страха. Он выпрямился, чувствуя, как топор вздрагивал в его руке. Костры догорали. Отчётливые тёмные тени смерти, стояли уже ближе, чем некоторое время назад. Всё так же вспыхивали огни её глаз. И вдруг в сознание Балши, грозовым раскатом ворвался сюжет, который вверг его в ещё больший страх! Лет пять назад это было. Всё так же раздолье души, тайга, охота! Выходя из Сокольей балки, он увидел под старой корягой волчицу, которая жалась к земле, глядя прямо в глаза – не званному человку. Балша не раздумывая, в каком-то остервенелом азарте, вскинул ружьё и выстрелил в неё! Волчицу жаканом отбросило в сторону, и на том месте, где она только что жалась к земле, лежали четыре щенка. Сердце охнуло у Балшы. Видать ещё были у охотника, чувства человеческой жалости к живому. Подошёл к волчатам, молча посмотрел на каждого и так же молча ушёл, пытаясь быстрее забыть, - содеянное им, и увиденное. «Может это – они?! Эти, маленькие щенки матёрой, пришли мстить»?! – пробежала обжигающая и вгоняющая в страх - мысль, в голове у Балши! - «Нет, такого не может быть, они же не люди, чтоб помнить так же»?! – оспаривал кто-то второй, успокаивая встревоженную до крайности душу человека. Но, пробудившийся кто-то внутри, стал буквально вырывать из тайных подвалов памяти всё новые и новые сюжеты из прошлого. Балша цепенел, не успевая отслеживать это злую, пахнущую стыдом и грязью, череду выстрелов из памяти. Пред глазами нарисовалась корзинка с рассыпанными грибами, а рядом он, да, именно он, срывает одежды с, кричащей и плачущей Весняны, и жестоко насилует её. Озверевший, наглый, пьяный! А вот он видит, как на середине реки кричит и взывает о помощи брат Богуслава, - Шойша! Он тонет, а Балша в испуге стоит и не может шевельнуться от страха! Никто об этом никогда не узнает, но – он-то знает?! Он это помнил всю жизнь?! А вот нарисовалось в сознании и лицо старика Неклюда, который грозит ему пальцем и говорит в страшной ухмылке, - « Я Балша всё видел! Я видел и то, что ты потом сделал с Веснянкой, когда вдоволь натешился её телом! И видел я, с каким остервенением ты меня душил, когда понял, что я - видел!»
Балша от этого видения, вскрикнул, словно старик наяву стоял перед ним! Но внутренний голос разума, вдруг громко прокричал ему прямо в лицо, - «Смерть! Смерть тебе лютая за всё Балша!» Балша с выпученными от страха глазами, осмотрелся, словно выискивал рядом старика. Волки крутились уже так близко, что, вот – вот, и набросятся на него. Он представил, как они врезаются в его тело клыками, рвут его шубу, кровь заливает снег! И это уже не минуемо, это уже скоро! Балша не понимая, что он делает, упал на колени, обливая горячими слезами, замёрзшее лицо, и громко, хрипло завыл! Так протяжно и так горько и жалобно, что ему самому стало ещё страшней! Он вытягивал шею к небу, словно боялся, что оно его не услышит!
Только когда голос совсем осип, и уже все силы покинули Балшу, он заметил, уже светало. Вокруг остывших головешек от костров, никого не было. За лесом виднелось замёрзшее озеро. Он узнал это озеро, ведь сразу за ним - его дом…От бессилья он повалился на, утоптанный, за - самую страшную и самую длинную ночь, снег.
- Николай Саяпин