Маме, о том, что собрался на Днестр,  Мишка ничего не сказал. Когда по городу разнеслась весть об утонувшем на «Сухом Лимане» мальчике, ходить на Днестр без взрослых было строго запрещено. Плавать Мишка не умел.
«Сухим Лиманом» называли, собственно, ручей, который разрезал Западную и Восточную половины города Тирасполя. Большую часть года он действительно был сухим. Его русло пролегало по левой стороне небольшого парка. Оно шло через низину, ничем не застроенную. Над ручьём был проложен мост. А перед и за ним устье ручья, впадавшего в Днестр, было достаточно глубоким, а берега крутыми. Днестр же река непредсказуемая. В период вскрытия льда, в марте-апреле его разливы были в те времена столь значительны, что вода заполняла всю низину «Лимана», а иногда и прибрежные улицы города, добираясь почти до «Свердлова», на которой жил Мишка. Эти разливы случались даже летом и осенью, когда в Карпатских горах таяли снега или шли продолжительные проливные дожди.
Ребята с Мишкиного двора прекрасно знали и это, и про утопшего мальчишку, да и сами любили купаться ранним летом в «Лимане», потому что вода там стояла долго, была теплее, чем в реке, и было мелко. Ныряли смельчаки и только у моста. Утонувший мальчишка был приезжим и русла ручья не знал. Ныряя, он ударился головой о камень и, с точки зрения ребят, сам был виноват; потому и  запрет родителей они считали несправедливым.
Мишка ещё и потому не хотел просить у матери разрешения, что в это летнее июльское утро ребята собрались и не купаться даже, а воровать в саду яблоки. Вовка Нечипоренко обнаружил на правом берегу, если идти вниз по течению километра два, огромный яблоневый сад, который принадлежал кицканским монахам.
Мужской монастырь в правобережном селе Кицканы был возведен ещё в середине девятнадцатого века, считался знаменитым, но ребят это не интересовало. Важно, что Вовка обнаружил лаз в высоком сеточном заборе с колючей проволокой поверху. Заграждение отделяло сад от прибрежья реки.
Когда мама разжигала в прихожей примус, чтобы жарить к обеду котлеты, Мишка потихоньку проскользнул мимо. По яблоки собрались втроём. Кроме Вовки шёл Витька Щедрин. Вовка, на два года старше обоих и остальных ребят во дворе, с грубоватым лицом крестьянина, считался атаманом, был коренаст, широкоплеч, отлично плавал. Шестиклассник Мишка Гольдман, лучший математик в классе, победитель олимпиад. Вовка же с предметом не дружил и частенько просил помощи.
          Идти решили коротким путём. Со Свердлова свернули на Шевченко мимо двухэтажного здания, на глухой стене которого висел огромный портрет Сталина, пересекли улицу Восстания и спустились с берега к паромной переправе. За паром, разумеется, платить не собирались и направились к городскому мосту. До него метров четыреста. Однако, на полпути возникло первое препятствие, которое почему-то не учли – переполненное водой глубокое устье «Сухого Лимана».
– Дурная примета, – нарочито мрачно сказал Витька. Его мать была депутатом райсовета, и он любил повторять фразы взрослых.
– Да не бзди ты, – огрызнулся Вовка и скомандовал:
– Снимайте шмутки и вяжите на голову. Поплыли. По дороге обсохнем.
Мишка почувствовал, как слабеют ноги. Ему было стыдно, что до сих пор не научился плавать. Не то чтобы страдал водобоязнью, просто кружилась голова, когда смотрел на глубокую воду.
– Пацаны, я пойду в обход, – робко попросил он.
– И чё! Мы тебя ждать будем?- возразил Вовка. Он ступил в воду, оказавшись в ней по пояс.
– Слазь сюда, и не боись! Держись за мои плечи и толкайся ногами лягушкой, – сказал, как отрезал.
Сопротивляться Вовке было бесполезно, повернуть домой – стыдно. Внутренне трепеща, Мишка дотянулся до протянутой руки и плюхнулся рядом с Вовкой, судорожно обхватив его и стараясь не глядеть налево, где катил свои мутные воды широкий Днестр.
– Давай, давай. Всё понял? – удивительно спокойно произнес Вовка и оттолкнулся от дна.
Хотя плыть было метров десять-пятнадцать, но на середине потока Мишка вдруг ощутил себя в воде совершенно спокойно. Удивительное чувство лёгкости охватило его тело. Ему казалось, что плывёт он уже очень долго. Не плывёт, а парит. Он ритмично и совсем не судорожно, как в самом начале, работал ногами. Вода ласкала его, и тело нежилось в воде. Вовка раздвигал её могучими гребками, продвигаясь вперёд, и Мишка подумал, что сними сейчас он руки с вовкиных плеч, то смог бы точно также грести и доплыть до берега сам. Он был счастлив.
На другой стороне пошли по течению реки, вьющейся между деревьями и кустарниками тропе.
− Курить будем? – важно спросил Витька, шаря в кармане.
− Где взял? – удивился Вовка.
− Он из маминых «бычков» крутит, – продал Мишка.
− Иди ты! – замахнулся белобрысый и долговязый Витька, но Мишка увернулся и витькина ладонь, словно весло, не попавшее в воду, пролетела над его головой. Прикурить не удалось, потому что самокрутка всё-таки подмокла.
Шли мимо излюбленного населением города дикого пляжа, здесь река через сотню-другую метров разворачивалась градусов на сорок. Правый берег был крут, но, тем не менее, до начала разворота образовался намел, особо пригодный для не умеющих плавать. Далее тропа становилась малохоженой, зато свободной от мусора. Вовсю заливались соловьи, пахло неповторимым лесным запахом. Ребята миновали излучину, и Днестр предстал перед ними во всём великолепии. Широкий, полноводный, он больше не капризничал, не метался влево-вправо и с величавым достоинством, не спеша,  катил свои воды к Чёрному морю. Вдалеке, вырастали очертания фруктового сада, и ребята побежали трусцой среди деревьев.
          Обнаружилось, что лаз не заделан. Собственно, он оказался щелью между покосившимся столбиком и могучим дубом, вставшим на пути ограды. Такой проход был для ребят важен, потому что не нужно было проникать на территорию ползком. Пальметных, то есть карликовых, садов ещё не существовало, и фруктовые деревья стояли трёх-пяти метровой высоты. Предстояло отыскать «Белый налив» и пару американских скороспелых сортов, что для опытных воришек проблемы не составляло. Действовать следовало быстро, опасаясь сторожа, иногда и с собакой, поэтому яблок не ели, а собирали за пазуху. Вовка подставлял спину, Мишка с живого трамплина хватался за ближайшую ветвь и, взобравшись на дерево, сбрасывал ребятам плоды на мягкий, вспаханный грунт. Так и распределяли роли, Мишка лопоухий, некрасивый, с удивительно длинными и цепкими руками был к тому же и лучшим гимнастом в школе.
          Набрав яблок и возбуждённые, двинулись к лазу. И вдруг...
То самое «вдруг», которое ломало замыслы и опытных разведчиков, и исследователей, и строителей, и бог знает ещё кого. Возле лаза стоял здоровенный, весь в чёрном монах с лопатой в руке. Должно быть собирался перезакопать и укрепить крепёжный столб изгороди. Тёмное лицо его то ли молдаванина, то ли болгарина не предвещало ничего хорошего.
− Вениц аичи (подойдите сюда), – сказал он по-румынски, завидев шельм.
− Скотец (выкладывайте)!
Поскольку ребята мешкали, от бросил на землю лопату, захватил ближайшего Вовку и выдернул из его штанов рубашку. Яблоки посыпались наземь. То же проделал с Витькой. Мишка выложил добычу в общую кучку сам. Затем монах, сверкая глазами, ухватил Витьку с Вовкой за шиворот и скомандовал, также по-румынски:
− Фаче це вэ круче! (Ну-ка перекреститесь!) Вовка нехотя, Витька испуганно перекрестились.
− Ынке о дате! (Ещё раз!)
− Ещё!
Затем, хохотнув, выбрал из кучи два крупных яблока, вручил обоим и выпихнул в щель.
− Крестись! – приказал также и Мишке.
− Я... я... я пионер, – пробормотал Мишка, пряча глаза. Монах посмотрел на него тягуче долгим тяжёлым взглядом.
− Жиданул? – Он помолчал, подумал, затем взял его за ворот, пошарил в куче яблок, выбрал которое поменьше, и выпихнул Мишку вместе с яблоком за лаз. Обескураженные, ребята побрели домой. Вовка и Витька всё слышали. Долго шли молча. Впереди Вовка, за ним Витька, последним Мишка.
− Ну что он такого сказал? – утешал себя Мишка. – Ну да, в молдавском языке не говорят жидан, правда, официально. Пишут еуреу. А по-польски жид – нормально. Тётя Роза объясняла, что это от немецкого «юд», то есть иудей. И на идише «а ид». Спросил бы, если ему так важно: «Иудей?» Разве я против. Правда, я пионер, неверующий. Ещё тётя Роза говорила, что ихний Иисус это наш еврейский мальчик от Мирьям, дер ман фун Нойцерес (человек из Назарета). Неважно, что давно было. Выходит, он тоже жидан?          
Мишка вспомнил, как тётя Роза шепталась с мамой о каком-то очень важном артисте, которого, по её мнению, просто убили власти. Мама возражала:
– Не может этого быть!
− Шейндл, а почему больше нет радиопередач на идиш? Почему запретили еврейские журналы? Почему закрыт еврейский театр в Москве? Ты веришь этим безбожникам? Дай бог дожить, так ещё что-то узнаем, – не унималась тётя Роза.
Мишка знал, что она прятала вверху, на печи какие-то очень старые религиозные книги, ходила в тайный молельный дом, потому что синагоги в городе не было. Разрешались православная и староверческая церкви, а синагоги не было. Тётю Розу люди уважали, и Мишку терзали сомнения, он помнил, как в классе им ставили в пример Павлика Морозова. Выходит, он должен донести на тётю Розу? Но он любил её, а она, не имевшая детей, его обожала. Когда бы он ни приходил, всегда для него было приготовленно что-нибудь вкусненькое. Она бурно спорила с соседкой, защищая его, если он забирался на общедворовую вишню.
          Тем временем ребята приближались к мосту. Вовка оглянулся и стал подгонять товарищей. Чтобы найти хоть какую-то отдушину за постигшую их неудачу, в которой считал себя частично повинным, он предложил вечером пройтись по чердаку соседнего дома. В окно на крыше легко было проникнуть по растущему рядом дереву. Фонарик у него был, а на чердаках всегда находили что-нибудь стоящее. Однажды они нашли револьвер, правда, заржавленный.
Предложение понравилось и ребята приободрились. Мишка достал из кармана яблоко и ещё со злостью надкусил его. Горький, железный привкус заполнил всю полость  рта, и какой-то с гнильцой запах добрался до носа. Он глянул на яблоко. Из надкуса наполовину в коричневатой мякоти было зажато тело червя, а другая его половина отчаянно пыталась выбраться на свободу. Влево-вправо, влево-вправо, вверх-вниз, вверх-вниз. Червю это не удавалось. С отвращением и, вспомнив обидные слова, Мишка размахнулся и запустил яблоко в Днестр. Бросок был мощным, закрученным. Плод, описав дугу, попал как раз в середину стремнины у моста. Течение здесь было сильное. Яблоко сначала потонуло, но потом его выбросило на поверхность потока, затем оно еще раз погрузилось и вновь его вынесло, уже кружа-вертя надкусанной частью вверху, и прочь по течению непредсказуемой реки.
Витька посмотрел на Вовку. Не сговариваясь, они достали свои гостинцы и запустили их вдогонку отвергнутому. Река покорно приняла их дар. Все трое расхохотались. Через пару минут они взошли на мост. Долговязый Витька встал посредине, Вовка с Мишкой по краям. Они обнялись и, довольные собой, зашагали по мосту. Три левые ноги влево, три правые ноги вправо. И снова: три левые ноги влево, три правые ноги вправо. Уже солнце поднималось к полудню, становилось жарко и в душах не оставалось больше обид.

 
Ноябрь 2015