А всё-таки, интересно узнать, найдётся ли в среде читателей, хотя бы один единственный человек, которому посчастливилось вознестись над городской суетой, в одну из знойных июльских ночей? Да неужели ж ни единого нет?!

Ах да, совсем забыл. Возможно когда-то, в приторно-сладких грёзах, кому-то из вас и случалось, окунуться в звёздно-сизую высь, где вы плыли себе не спеша, в обрамлении лунного света. Ну а тогда, известное дело, озорной ветерок, ласково теребил вас за чёлку. И конечно же вы визжали в блаженном экстазе, ощущая мерное трепыхание крыльев, в бешено набегающем воздушном потоке. И само-собой разумеется, в той заоблачной высоте, вы с упоением в сердце следили за тем, как багровый закат, сражался с чернильной ночью, за далёкие рубежи живописнейшей линии горизонта. И вне всяких сомнений, вы лицезрели как тонет во мраке ваш город, в точности как какая-нибудь горемычная Атлантида, погружающаяся в холодную толщу чернеющих вод. А помните ли вы, тот изысканный аромат, сотканный из благоухания городских цветов и кристально чистой ночной атмосферы? Да-да, тот утончённый букет, самого изощрённого аристократизма, что очаровывал и пьянил, своим изысканным совершенством. И подумать только! Тот славный букет, заслуживающий самых громких аплодисментов, вы изготовили самолично, благорастворив его компоненты, нежным трепетом собственных крыльев. А ту луну, золотисто-сырного цвета? Не забыли? А то роскошное небо, подобное тёмно-синим сапфирам, инкрустированных серебристым вкраплением звёзд? Незабываемое великолепие! Правда?

Зачем я всё это пишу? Да просто, что бы сказать, что в сущности, ничего этого нет. На самом деле, во время полёта в знойную июльскую ночь, в довесок к изумительной панораме и отрешённости от суетной толпы, вы получаете восходящие волны выхлопных газов, запах пересушенной пыли, креозотную вонь раскалённого асфальта, и прочий смрад мегаполиса, в том числе и из его промышленных зон. Этакий горячий июльский приветик, обладателю крыльев, от густонаселённой точки, расположившейся на в общем-то чистоплотном теле земли. Вот уж воистину, ощущение что крыльями, словно остро отточенными скальпелями, рассекаешь зловонную плоть раскалённого неба. А в остальном, я бы сказал: парить в поднебесье, не так уж и плохо. Если конечно вы, не окажетесь в сходных с нами обстоятельствах, когда каждый взмах крыльев, будет подобен новой ступени, приближающей вас к эшафоту.

Не знаю, стоит ли подробно описывать бесконечные череды уличных фонарей, по которым мы ориентировались, словно бы по светоносным тропинкам. И то как эти тропинки, привели нас к кварталам центральной части нашего города. Как в этой городской сердцевине, сквозь жёлтый ковёр электрического освещения, подобно зычным крикам торговок, прорывалась реклама: светодиодная, иллюминирующая, медийная, и Бог весть какая ещё. И как наконец, мы приблизились к цели нашего путешествия, к парку, который в ореоле медового света, зиял как огромная полость, заполненная почерневшими сгустками крови. Казалось будто вся тьма мегаполиса, спасаясь от повсюду снующих фотов, сползла с фасадов домов, а затем, стекаясь по городским проспектам, собралась в этом гиблом местечке. И от созерцания того местечка, доложу я вам, на душе спокойней не становилось.

Желая узнать настроение Янки, я украдкой бросил взгляд на её лицо, и так получилось, что в тот самый миг, она тоже посмотрела на меня.
- Хочешь вернуться? - спросила она, когда наши взгляды соприкоснулись.
Я нагнал на себя пофигистический вид (будто всю свою жизнь только и делал, что барражировал над местами, где кишмя кишело разнообразной нечистью, жаждущей испить моей кровушки) и просто ответил - нет. Вероятно в том моём хладнокровном - нет, Янка уловила некую несокрушимость. А может мой ответ, в ушах романтичной Орхидеи, прозвучал голосом сказочного принца, которому с минуту на минуту, надлежало убить дракона. Так или иначе, но выражение её лица, отозвалось целой гаммой чувств, в которых было что-то от безрассудной решительности и железобетонной уверенности. Именно тех эмоций, которые свойственны человеку, находящемуся под гарантированной защитой. Больше мы не проронили ни слова. Атмосфера знаете ли, ну ни как не располагала к беседам. Так мы и стали снижаться в ту зияющую черноту, молча, и крепко держась за руки.


Постепенно, по мере нашего снижения, непроглядная тьма, приобретала некоторые очертания, пока наконец, в удивительной чистоте и прозрачности, нашим глазам не предстала невероятной чёткости картина: серебристо-индиговый парк, с повсюду разбросанными лоскутами, угольно-чёрных теней. Пределом же, для нашего снижения, послужили замелькавшие в полуметре от наших ног, массивные лапы сосновых крон. Едва не касаясь древесных вершин, мы облетели парк по кругу, пытаясь в его окрестностях, разглядеть силуэты беглецов. И странное дело, в той близости от земли (метров двадцать, может чуть больше) мы не услышали ни единого звука: ни тебе шелеста листьев, ни даже комариного писка. Будто всё пространство насторожилось и смолкло, в предвкушении чего-то недоброго. А некая жуткая тварь, пряча свой звериный оскал, за непроницаемым покровом зарослей, неотступно следила за нами, выжидая подходящий момент, для нанесения смертоносной атаки. Несколько раз, некая тень, мелькала где-то на краю поля зрения, но стоило мне обернуться, и сфокусировать взгляд, как тень исчезала, и я видел лишь мрак.

Когда для нас стало ясно, что розыски беглецов по окраинам так и останутся втуне, мы решили обратить свои пытливые взоры вглубь городского сада. Куда собственно, без малейшего промедления, и были направленны наши крылья. То что теперь медленно проплывало у нас под ногами, даже отдалённо не напоминало беззаботное место, в котором мы были днём. Тот мир, в котором царила безмятежная радость, не то растворился в этом серебристо-синюшном ландшафте, ни то сквозь него провалился, или может сбежал, испытывая брезгливое отвращение, к жутковатой монохромной реальности. Не знаю. Одним словом он просто бесследно исчез, а на его месте появился иной, наполненный противоположным смыслом, явившим собой совершенство, в плане антуража к какому-нибудь фильму ужасов. Этакий зловещий субстрат, залитый мертвенным светом, в котором даже самые живописнейшие лужайки, безнадёжно померкли, под пеленой чернильной глазури.

Я не особо-то погрешу против истины, если скажу, что череда тех бесконечно долгих минут, растянулась на целую вечность. Мы же, в те затяжные минуты, уподобившись небесным дозорным, наматывали километр за километром, пытливо всматриваясь в каждый метр земли. То и дело, в брешах лесного покрова, пред нами являлись какие-то башенки, крыши миниатюрных дворцов, причудливые конструкции аттракционов... Попадалось всё что угодно: Кинг-Конг с нахлобученной кепкой, клыкастый дракон у самого входа, и даже дорожка лунного света на зеркальной глади пруда, единственное, средь всего этого "всё что угодно" нам не повстречалось ни единой живой души.

Быть может меня обвинят в пессимизме, но я всё же честно признаюсь: в какой-то момент, я стал склоняться к мысли, что розыски наши, всего лишь напрасные хлопоты. Чего уж греха таить, ещё бы минута другая, и моя изрядно поколебавшаяся чаша надежды, неминуемо склонилась бы перед уверенностью: самое худшее, с моими друзьями, уже случилось. Но именно за пару минут до того, как чаша надежды окончательно потеряла бы в весе, я заметил нечто странное в поведении Янки. Что-то неизвестное мне, поразило её до состояния, граничащего с оцепенением. Зависнув на месте, и делая безвольные взмахи, она вся будто бы обмерла, а её неподвижный взгляд, впился в один из просветов лунного света. Учитывая время и место, где мы сейчас находились, я решил что поводом для такого поведения, могли послужить только две причины: либо она заметила беглецов, либо в её поле зрения оказался Охотник.
- Что? Что случилось? - в охватившей меня тревоге, я даже не спрашивал, я требовал от неё немедленного ответа.
- Ты это слышал? - шёпотом спросила она.
- Что? Что я должен был слышать? - от напряжения мой голос сорвался на крик.
- Смех.
- Смех?! - удивился я.
- Да смех. Кто-то смеялся.
Не смотря на то, что эти слова вызвали во мне недоверие, я всё же напряг слух. Но, как я и предполагал, пространство что нас окружало, по прежнему, оставалось абсолютно беззвучным. Только мёртвая тишина, отзывающаяся призрачным звоном в ушах и ничего больше.
- Да нет никакого смеха. Тебе ... - начал я, и тут же умолк. Во всепоглощающее царство безмолвия, просто до неприличия наглым образом, вторгся чей-то беззаботный смех. И я его отчётливо слышал!
- Димка?! - пялясь друг в друга, и не веря своим ушам, спросил каждый из нас.
На секунду воцарилось шокированное молчание, словно бы сама мысль, что беглецы наконец-то нашлись, требовала малость времени, для её благополучного усвоения. А потом, мы просто взбесились от радости. Со стороны могло показаться, что у самых наших ушей, вдруг прогремел выстрел стартового пистолета, по сигналу которого, мы сломя голову, рванули с места.