В окружающем нас пространстве, воцарилась тишина. Казалось, обладатель мерзкого голоса замер, погрузившись в раздумья. Может он воспринял мою угрозу всерьёз и испугался? По крайней мере, моё обещание свернуть ему шею, не было шуткой. Появись он сейчас, я бы точно теряться не стал, и похоже что затаившийся по ту сторону от стены, знал о моём боевом настрое. Да, знал, но не боялся ни капли. Тот кто властвует над природой: повелевая лесной чаще иссохнуть и она засыхает, возвести храмину во имя смерти и она возводится - тому не составит труда, одним только словом, превратить меня в прах. А значит, Нимрод никуда не уйдёт, прежде чем не расправится с нами. Сейчас он находился всего в нескольких шагах от нас, прячась за тугим переплетением омертвевших ветвей. Пока просто стоял, и молча наблюдал за нами. И хотя, видеть напрямую мы его не могли, но ненасытный взгляд этой твари, ощущался с ужасающей ясностью.

Нападать Охотник не спешил. Должно быть, наша быстрая смерть, не входила в планы Нимрода. Свою добычу он заполучил, и этого бесспорного факта, уже ничто не могло изменить. Так от чего бы теперь, ему не поразвлечься с поживой? Почему бы перед убийством, не насладится страданием жертвы, не насытится её энергией страха, не растянуть собственное удовольствие от предвкушения кровавой развязки? Ответом на мои подозрения, стал оглушительный треск сломанной ветки. Неестественно громкий, что бы быть случайным, а значит, Охотник намеренно выдал своё присутствие, таким образом, забавляясь с нами.
- Он здесь! - вскрикнула Янка и её пальцы вцепились мне в локоть. - Олежек, он всё ещё здесь!
- Не бойся. Ничего не бойся. - произнёс я как можно спокойней.
И снова хруст сломанной ветки, но теперь немного дальше от нас. Затем, тихое шуршание опавшей листвы, под тяжестью неторопливых шагов. Судя по всему, этот любитель нагнать жути, сейчас передвигался, огибая мост.

География окружающей местности, достаточно чётко запечатлелась в моей памяти, так что представление, где именно ступает Охотник, я имел безошибочное. В какой-то момент, мне стало ясно: наш враг опасно приблизился к оврагу. Во мне даже появилась надежда, что прилежно шаркающий по засохшей листве, сейчас ухнется в земляной провал. "Не плохой был бы исход дела, - размечтался я - если бы эта тварь, шарясь впотьмах, сама себе свернула бы шею. Ну же, всего-то пол шага левее и..."
И тут, раздались глухие хлопки. Словно бы эта каналья, вдруг взялась вытрясать огромное покрывало, и не отвлекаясь от этого дела, перепрыгнула через овраг. Приземлившись на противоположную сторону оврага, это нечто, по инерции скользит по земле, а потом, шарахается о кладку моста, да так, что от парапета отваливаются кирпичи. Потом, глубокие вдохи, перемежающиеся с натужным сопением, и вместе с этими звуками, ссохшаяся мешанина из стволов и ветвей, начинает трещать и прогибаться. Что-то с грузностью неповоротливого медведя, медленно карабкается вверх. Замерев от страха, слушаем, как тяжеловесная тварь, неуклонно ползёт к середине свода. Достигнув центра дугообразного перекрытия, оно на мгновение замирает. Понимаю что ничего ужасного ещё не случилось, но всё же, мерзкое чувство тревоги, словно гладит меня по спине, своей леденящей рукой.

Слух улавливает какое-то движение. Жалобный скрип.

Снова звенит тишина, подобно монотонному гулу тысячи вьющихся комаров.

И тут, гнетущее безмолвие наглухо задраенного склепа, разрывается жутким треском. Прямо на наших изумлённых глазах, кто-то вырывает вросшую в дерево круглую крышку. Ту самую крышку, которую я, безуспешно пытался вышибить. Сквозь внезапно образовавшийся пролом, прорывается луч лунного света, и в этом блеклом сиянии, мы видим его - Охотника на нерождённых.

Пусть с трудом, но всё же, я преодолеваю свой страх. Смотрю на просунувшееся сквозь дыру ли... Хотя нет, не лицо, а морду изуродованного примата. Отчётливо различаю посиневшие волокна обнажённого мяса. В сочащемся лунном свете, лишённое кожи лицо, поблёскивает лоснящейся сальной плёнкой. Да уж, не красавец. Если вам такого увидеть, то лучше бы непроглядной ночью. Желательно настолько тёмной, что бы вы смогли разглядеть лишь контуры головы, а не жуткие детали, представшей нам физиономии. Иначе, крика ужаса и последующего обморока от испуга, вам точно не избежать.

Замечу что нам, с кромешной темнотой не повезло. И хотя освещение было тусклым, его в полной мере хватало на то, что бы разглядеть эту лишённую кожи мордашку. Узкий (почти острый) лоб, из под которого на нас смотрели два выпученных глаза. Этот взгляд, такой же тупой и жадный, как у какого-нибудь психопата, пребывающего в маниакальном экстазе, от ощущения чьей-то беспомощности. Сплюснутый и расплывшийся по плоской морде нос, жадно втягивал воздух, широко раздувавшимися ноздрями. Казалось сейчас, эта тварь, прямо-таки упивалась, дразнящим ароматом нашего страха. И совершенно безгубый рот, больше похожий на покрытый запёкшейся кровью разрез, в оплывающей мясом морде.

Вязким желе, тело Охотника, стекает сквозь отверстие, и со звуком упавшей блевотины, плюхается на покрытый листьями мост. "Мда - промелькнуло у меня в голове - помимо красоты, этой дряни, не помешало бы заиметь хоть капельку грации".

Шлёпнувшись на мост, фигура наполовину расплылась, словно бы состояла из размякшего на огне парафина. Затем, у нас на глазах, будто кто-то яростно мнёт этот податливый материал, придавая ему более внушительные размеры и чёткие формы.

В какой-то момент, из глубины мутирующей субстанции зверя, проступают черты человека. Прильнув к тонкой коже, похожей на пластичную плеву, человек отчаянно рвётся наружу. Затем, точно так же, наружу рвётся что-то вроде змеи. Дёргаясь и извиваясь, она тыкается открытой пастью монстру в живот, пытаясь изнутри, выгрызть дыру в натянутой оболочке распухшего брюха. Но через считанные секунды, оба очертания исчезают, а выросшее до огромных размеров существо, обретает вид страшилища, явившегося из какой-нибудь предсмертной агонии наркотической передозировки. Присев на согнутых лапах, и упершись в свод сутулой спиной, этот зверь подобен обезображенному титану, удерживающему на плечах купол храма, созданного для поклонения ему - богу уродства. От проросшего на спине, груди и лапах, щетинистого волосяного покрова, нестерпимо разит мускусной вонью.

Какое-то время, Нимрод пытается разинуть покрытую кровавой коркой пасть. По зияющим мышцам перекошенной морды, бегут корчи, от чего короста трещит и ломается, словно шероховатая яичная скорлупа. Наконец ссохшийся рот раскрывается, из него, с смачным чмоканьем, выплёскивается кровавый сгусток.
- Заждались? - интересуется зверь, и к окружающей мускусной вони, примешивается смрад гниющего мяса и крови.
Не в силах стерпеть такую изощрённую пытку зловоньем, Янка зажимает рот, и сделав шаг назад, склоняется, исходясь в рвотных позывах.
Зверь тянет к нам свою шею, и его ноздри при этом дрожат, словно бы он обоняет аромат аппетитного блюда.
- Прошу прощения за то что заставил вас ждать. Пришлось немного повозиться с двумя человечками. - в голосе зверя звучит сладостное смакование. - Вот это было чудесно! Один знаете ли был такой развесёлый. Всё кричал, ещё да ещё, и при этом смеялся, смеялся, смеялся. Не хотите ли взглянуть на этого весельчака? У меня осталась его голова.
- Нет! Пожалуйста, нет! Не надо нам никакого весельчака! - плача от страха, просит Янка - Пожалуйста, отпустите нас, ведь мы не сделали вам ничего плохого.
- Конечно же вы не сделали мне ничего плохого, - говорит Нимрод, и голос его приобретает суровость - да и не можете вы ничего мне сделать. А вот в будущем... не знаю, не знаю. Так что отпустить я вас не могу.
- Ничего мы вам не сделаем! Только отпустите нас, и всё. - слёзно просит Янка.
Но зверь уже тянет свою мускулистую лапу, и я вижу как по опавшей листве, держа за волосы, Нимрод волочит чью-то голову. Зверь говорит что-то ещё, про забавного весельчака, но я стараюсь не слушать. Точно бы из обломков собственной храбрости, наспех сооружаю маленькую баррикаду, для защиты от нападающей жути. Но когда в протянутой к нам голове, я узнаю очертания Димки, от моей баррикады, не остаётся и пыли. В каком-то исступлении, тяну свою руку. Хочу дотронуться до изуродованного лица. Оно почти неузнаваемо, вся правая половина, один сплошной распухший разноцветный синяк, нос сломан и свёрнут набок, губы разорваны и разбиты. Своим прикосновением, я всё же надеюсь убедить себя в том, что это не правда, это мираж, я вижу то чего нет, но прежде чем мои пальцы касаются головы, она будто бы оживает. Сначала, со свисавших под разорванной шеей артерий, закапала свежая кровь. Затем, вздрогнули складки вокруг крепко сомкнутых глаз. Дрогнули совсем чуть-чуть, так, что возможно и показалось. Из-за царящего полумрака, трудно было понять наверняка. Но в следующий миг, посиневшие веки точно взлетают, внезапно обнажив, слепой взгляд мертвеца. Ещё мгновение, и замёрзшие в остекленевших глазницах зрачки, медленно валятся вбок. А потом, взгляд подвешенной за волосы головы, начинает дико шнырять, влево-вправо, влево-вправо... поочерёдно задерживаясь то на мне, то на Янке.
Ты… ты… - будто с края земли, доносится голос перепуганной Орхидеи.
В это время, мёртвое лицо начинает корёжить, будто через него пропускают электрический ток. Кажется теперь, подвешенная за волосы голова, ощущает острую боль, которая прорываясь наружу, делает мимику необыкновенно подвижной.
- Ещё! Ещё! Ещё! - истошно вопит голова, заливаясь визгливым смехом, безнадёжно свихнувшегося от невыносимых мучений.

От этого жуткого крика, в моих глазах темнеет, окружающий мир, начинает шататься.

Весь сжимаюсь, когда чувствую как по моей щеке, скользят чьи-то холодные пальцы. Одёрнув голову, оборачиваюсь, и на фоне кружащейся тьмы, вижу Янку. Её лицо побелело как мел, движения стали медленными и вялыми, будто всё её тело превратилось в рыхлое тесто. Вид Янки, действует на меня отрезвляюще, и я кричу: Господи, Янка, что с тобой?
Глаза Орхидеи слепо скользят по мне, а потом, зрачки валятся куда-то вверх, оставляя меж приоткрытых век, только белки.
- Да что же с тобой? - взываю я к ней.
Но похоже что Янка уже не слышит меня. Её сильно качнуло, и сразу за этим, она валится навзничь. Я едва успеваю подхватить её обмякшее тело, а где-то у меня за спиной, свирепея от злости, ревёт Нимрод: "Почему я не ощущаю благоухание страха?"

Я не поворачиваюсь к зверю. Стоя на коленях, перед упавшей в обморок Янкой, бросаю на него взгляд через плечо. Вижу как жуткая тварь, будто вальсирует перед глазами. Значит, всё таки меня немного качает.

Всё так же, упершись спиной в свод, зверюга тянет ко мне оторванную голову. Голова в лапе Нимрода уже не кричит, и не смеётся тем визгливым смехом, больше похожим на вопль от боли. Голова снова мертва.
- Не напрягайся. Я уже это видел. - попытался я огрызнуться.
В ответ, Нимрод ухмыльнулся.
- А ты молодец. Без страха и упрёка, как и подобает настоящему мужику. Только перед кем стараешься держать марку? Подружка-то в обмороке. - звероподобное существо расхохоталось. - Нет, не то что бы твоя ярость мне совсем не по вкусу. Как-никак, а она способна придать убийству кое-какую пикантность, но всё же, настоящее лакомство в этом процессе - страх.
Зверь говорит с аппетитом, и его язык, словно бы плещется и утопает в тягучих потоках вязкой слюны.
- Страх жертвы, вот что делает жажду убийства, неутолимой. Сейчас я покажу тебе кое-что еще. Нечто более потрясающее, чем всего лишь оторванная голова.

Зверь приподнялся, и из-под его туши что-то выкатилось. Выбравшись из под туши Нимрода, это что-то, быстро поползло в дальний угол моста, при этом издавая чавкающие звуки. Быстро выбрасывая перед собой две конечности, оно пыталось удрать, подобно перепуганному насекомому, ищущему спасения от нависшего над ним каблука. Будь я сейчас на море, я бы решил что смотрю на неуклюжего краба, бешено перебирающего двумя длинными клешнями. Но проблема в том, что я сейчас был не на море. Будь я в данный момент в непроходимых тропических зарослях, мне бы пришло на ум, что это ползёт гигантский паук. Но и в джунглях я не был. Нечто странное. Что-то трудноописуемое. Будто плывущий баттерфляем пловец, чьё тело по пояс скрывала вода, делал широкие и мощные гребки руками. Но здесь не бассейн, и его нижнюю часть тела не скрывает вода. Так где же, чёрт побери, нижняя половина его тела?!

Зверь перевёл остекленевший от садизма взгляд, на Янку.
- Жаль что она этого не видит. Думаю, придя в себя, это милое создание будет очень жалеть, что пропустила такое грандиозное шоу, с участием её братца.
"Её братца?! - словно в мой мозг ударила молния - Он сказал: Её братца?! Нет, этого не может быть. Скорее всего это и вправду краб. Или может быть это всё-таки паук? Да, да, это просто чудовищных размеров паук, которого до смерти напугали!"
Но тут-то...

Лапа зверя протянулась, и два его пальца, будто лезвия ножниц, ухватили ползущее тело под мышки. и тащит его к центру моста.
- Видал? Ты вот это видал? - надрывалась от смеха зверюга, таща что-то колотящее воздух руками, к центру моста.
Ещё мгновенье, и в пятне лунного света, что падает через пролом в потолке, я вижу того, кто зажат меж пальцев зверюги.

Нет, это был не краб, и не паук, и конечно же не пловец баттерфляем. Это был разорванный пополам Володька, у которого вместо нижней части тела, свисал серый пучок окровавленных кишок, растянувшихся до самой земли. Стиснутый между указательным и большим пальцами зверя, он просто замер, и даже не кричал. Да и не мог Володька кричать, потому что всё время глотал и давился, вздувающимися розовыми пузырями кровавой пены, медленно текущей из его носа и рта. Единственное, что Вовкино лицо, с гримасой обиды и крайнего изумления, словно бы хныкало и скулило: "Это должно было случится не со мной! С кем угодно, но только не со мной! Ты же сам знаешь - мне предопределено свыше, громить непобедимых и сокрушать всемогущих. Здесь какая-то чудовищная ошибка! Ну не со мной должно было это случиться!Не со мной!" А потом, некогда преисполненный холодной решимости Вовка, жалостно, будто перепуганный мальчик, протянул ко мне свои руки, и тут же, безвольно сник.
- О нет! - только и смог выкрикнуть я, с ужасом глядя на повисшее тело.
- Я убил их, и всё было супер-отлично, всё было просто тип-топ. - произнёс Нимрод безжалостным голосом. - Но проблема вся в том, что их убийства мне мало, а потому, ваше убийство будет куда как круче.