Невысок. Всесилен. Рука суха.
Оттого страшнее её объятье.
Встретишь взгляд , и сразу в груди – труха,
а спина потеет.  И режет платье.

Он тебе не верит, хоть ты ему
нараспашку душу: «Владей,  навеки!»
Как же сложно винтику, одному -
интерес нащупать вдруг, в человеке.

У него масштабы! Не то, что ты!
Для него весь мир, как пасьянс разложен.
Он границ не ведает, для мечты
и готов кроить их, кромсать,  и множить.

Он ласкает трубку, прищурив взор,
примеряет петли  врагам на шеи.
И застыл безмолвствуя коридор,
что давно примкнул к  фронтовой траншее.

Часовой,  хранящий его покой,
не покинет пост , задремать не смеет.
Не таких давил он своей рукой.
Не таким сворачивал молча шеи.

Он жесток безмерно к  своим врагам,
а друзья боятся его и боле.
И привычен к френчу и сапогам,
безразличен к чьей-то случайной боли.

У него нет права просрать страну,
где цеха заводов - под дых заточки.
Слишком много выставил на кону
бывший беглый каторжник одиночка.

Закаляя в горне Гулага сталь,
до кости  счищая гнилое семя,
поднимает с вражьим послом хрусталь,
и не видит лиц, подгоняя время.

Он к себе безжалостен и к другим,
предлагая  шанс - не жалеет пулю.
Он идёт работать, когда мы спим,
и в себя лишь верит, и сам всем рулит.

Перегрыз  Европе всю  свору горл.
Удержал безумье своей упряжки.
Он искал не личное и нашёл
для себя - ремень,  да суровость пряжки.

Добровольно выбрал однажды путь
и  построил  жизнь, вопреки сомненьям.
Полуликом тёмен, вгоняя в жуть.
Полуликом светел в больших стремленьях.

Пусть  таких в святые – не призовут:
мёртвый лев не страшен шакальей стае.
Мы то, где бы были?  Навряд ли – тут,
Если б он - своё не прошёл, шагая.

P.S.
Он донёс свой крест. Вышел в первый ряд,
принеся на Суд всю в изъянах душу.
И не нам решать. Только Божий взгляд,
может зло прощать, очищать и слушать.