Трикс, свернувшись, лежит на спинке дивана, игнорируя меня совершенно. Люблю выражаться вычурно и фигурально(где это я взял такую фразу?). За окном по-прежнему метель, сквозь которую изредка можно заметить силуэты людей и машин, робко ползущих сквозь белый занавес. Город утопает в белой мгле, город сгинул вместе со всеми жителями.
Зачем я вообще все это вот пишу? Ощущение, что в жизни забыли добавить сюжет. День проходит за днем, год за годом, свистнуть не успел – все, амба. И останется от меня тире между датами. Представляю себе эпитафию на памятнике: жил тут такой-то, родился, полайкал немного смешные картиночки в Интернете, и умер. И все, больше добавить нечего. Или написать огромными буквами «offline». Не в Сети. Причина смерти – не смог оторваться от Интернета, до последнего тянулся дрожащим курсором к отметке «мне нравится». 90-летний старик, такой, тянулся до последнего, представили? О, вот и я не могу представить, что доживу хотя бы до 30. Ахаха. Думаете, у меня депрессия? Нет, ничего подобного, это я так развлекаюсь. Живу в одиночестве, разговариваю сам с собой, разговариваю с крысой, ворчу на все подряд. Одиночество? Я привык. К тому же одиночество – вещь неоднозначная. Иногда ты никому не нужен. А иногда никто не нужен тебе. Это мой случай. Зачем мне, например, друзья и девушки? Девушка, впрочем, у меня была, но это вам не важно, это я не скажу. Друзья? Нет, я вижусь с миром максимум пару раз в месяц, когда атакую соседний магазин. Зашел, обвел покупателей недовольным взглядом, боком пробежал по отделам, купил двадцать упаковок лапши быстрого приготовления, кофе 3 в1, колбасы, колы, пива, еще каких-то вещей, расплатился картой и только меня и видели. Я животное смирное, домашнее, выйду куда-нибудь – сразу подхвачу простуду. Страшный зяблик и правый глаз дергается. Боитесь? Мало боитесь. А в принципе, я над вами издеваюсь, дорогие те, кто сидит по ту сторону книги. Можно было бы уже догадаться и захлопнуть мою бредятину. Не умею самопиариться.
Как-то вздумалось мне вызвать духа. Позвал Джесса, раздобыли книгу( последний выпуск «Плейбоя»), ножницы, свечи, красную ленту(пришлось пожертвовать шарфом). Все как полагается. В полночь сели за стол, зажгли свечи и утробными голосами завыли . «Дух приди!» Вызывали Эдгара По. Хрипели призыв потусторонним силам раз пятьдесят. На шум пришли только тараканы. Наверно, По не понравилась обнаженка в «Плейбое», не иначе.
У меня есть еще небольшая веранда, с передней стороны дома. Она вся состоит из окон – окон до пола, застекленных, не пластиковых, побеленных неизвестно кем облупившейся по углам известкой. Пол там деревянный, потемневший от времени и скрипящий от каждого вздоха. Среди окон трудно заметить дверь наружу, чаще всего закрытую на толстый железный замок. У задней стены, где дверь, ведущая в дом, я поставил себе кресло, привезенное из прошлой жизни. Большое кресло-качалку, даже диван-качалку, тоже скрипящую. Обожаю сидеть там, кутаться в коричневый меховой плед и раскачиваться часами взад-вперед. При этом я вхожу в транс и не слышу ни звука, ни скрипа. Просто сижу и смотрю за окна.
За окном – сад. Большой, огибающий весь дом по периметру. Осенью, когда я сюда приехал, он был весь завален опавшими с кустов листьями и оставшимся с того года толем, которым укрывают деревья. Плодовые культуры. Еще был дождь, и эти самые культуры – высокие стройные кусты( выше меня, почти деревья) красной рябины, оранжевой и ужасно кислой облепихи торчали голые, воздев к небу тонкие ветки, усыпанные ягодой, которую некому было собирать. А внизу краснела и чернела уже гниющая смородина, опавшая на землю от одного моего касания. Даже обидно было ходить, тяжело ступая грязными от дождя сапогами по перезревшей мягкой ягоде, превращавшейся под тобой в разноцветное месиво, вдавленное в черно-бурую мокрую землю. Ягоды я собирать не стал, взял только пару чашек облепихи, оставив остальное птицам. Кусты кое-как укрыл, набросав на них толь и листья.
Сейчас зимний сад утопает в снегу. С моего места на веранде мне видны две рябины, стоящие совсем рядом, полускрытые толстой снежной шапкой. Сегодня снаружи тепло, теплее чем в доме, и снег, мокрый и пушистый, валит по-прежнему. Из-под белого покрывала виднеются темно-красные рябиновые гроздья, ягода, уже слегка гнилая, мерзлая, иногда падает на землю под собственной тяжестью и тонет в наметенном под деревцем сугробе. Рядом стоит куст облепихи, с него ягоду ободрали еще в декабре. Птицы, кажется, снегири, прилетали стаями, облепляли куст и грызлись из-за крошечных, лопающихся от нажатия, ягод. Я их не прогонял, они меня не замечали. Зимой я почти не выходил из дома.
Хорошо сидеть на холодной веранде, по уши в пледе, особенно, когда начальник не прислал тебе утром программу. Это значит, я могу позволить себе выходной, чем я и занимаюсь. Трикс на веранду не пошла, осталась лежать на диване дома, уставившись в стену. Там должен был быть телевизор, но он мне не нужен, все есть в ноуте. Так что можно сидеть на качалке, и раскуривать сигарету за сигаретой. Бросаю курить, знаете ли. От трех пачек в день перешел к двум в неделю, но все равно, очень хочется. Веранда не проветривается, запах дыма останется надолго, он въестся в плед, в доски пола, в крепкий кофе без сливок и сахара и будет медленно стекать вниз по горлу в мои истосковавшиеся по нему легкие. Хорошая затяжка. Ноут на коленях греет получше обогревателя, как кошка.
Мне мерещится или в дверь кто-то здорово стучит? Осторожный, но довольно настойчивый стук говорит, что придется выйти из транса и идти к двери, еще ключи искать. Так, ключ в кармане. Окна над дверью замерзли, покрылись витиеватыми узорами льда, сквозь них почти ничего не видно. Незамерзшее только одно окно, в стороне, там, где мое кресло.
Открываю дверь, невольно вздрагивая от ворвавшегося на веранду холодного воздуха и снежного вихря. На пороге стоит закутанная с ног до головы девушка. Мельком оглядываю белое, слегка расклешенное, пальто до колен, светлые серые сапоги, розовый пушистый, облепленный снегом шарф, бело-розовая шапка, из-под которой на меня смотрят чуть раскосые зеленовато-серые глаза.
-Оу, привет, - бодро говорит незнакомка, приплясывая на холоде под пронзительным ветром метели, - а ты здесь живешь, да? Я из коттеджа, вон оттуда – она машет головой в сторону торчащего за моим садом дома, - только что въехала, а вещи все упакованы. В чемоданах и коробках, - она робко улыбается, - а я не знаю, что с ними делать. Не хочу навязываться, извини, ой, то есть извините за вторжение, но не могли бы вы мне помочь раскидать вещи. – Она от смущения краснеет и переходит то на «вы», то на «ты».
-Нет проблем, - говорю я, также ощущая неловкость. Я-то стою на веранде, а она – под самым ветром на улице. – Подожди, сейчас выйду. Заходи, заходите – сбиваюсь, она смеется уже над моим смущением и краснеет еще больше. – черт, короче не стой на холоде, - договариваю я наконец и ухожу в дом за одеждой. Возвращаюсь через минуту, накинув черное драповое свое пальто и черно-серый шарф. Шапка неизвестно где, лучше не искать. Девушка осторожно ходит по краю веранды, топчется у двери.
-Ну, куда идти? – спрашиваю я. Она опять чуть не вздрагивает от стеснения( черт, она чуть-чуть всего младше меня, ей , наверно, двадцать-двадцать два), рывком распахивает дверь, и ту клинит на морозе. Тут уже я не могу сдержать насмешливого фырканья.
-Осторожней, а то убьешься. – Она вылезает в метель, идет по тропе( протоптанной ей только что в сугробах по колено) к калитке в железном заборе. Я плетусь за ней, глядя в землю, ветер свистит и закладывает уши.
Коттедж стоит почти рядом с моим домом. Он больше, двухэтажный, но сильно заброшенный. Вероятно, владелец сбыл его по дешевке, дорого такую развалюху не продашь. Остроконечная крыша, на втором этаже, читай на чердаке, окно маленькое, треугольное. Внизу окна крепкие и фундамент, уходящий глубоко в землю. Входная дверь толстая, железная, замок тугой. Девушка долго возится с ключом, наконец замок щелкает. Следуя за ней, вхожу в довольно высокую полутемную прихожую, где смутно угадывается вешалка и действительно, гора чемоданов и коробок.
-Мисс, - с наигранным ужасом обращаюсь к ней, - вы переехали отсюда из Букинемского дворца и у вас десять тысяч платьев?
Она смотрит сначала непонимающе, потом начинает хохотать, прозрев смысл шутки.
-Нет, нет, - оправдывается, - там просто книги и детали шкафов и комод. И еще пара пальм – застенчиво добавляет она, глядя, как у меня глаза на лоб лезут. – Все притащила с прежней квартиры.
-Так. Выключатель есть? – она включает свет, люстра под самым потолком. Я оглядываюсь, куда можно бросить пальто, вешалка куда-то делась, а, нет, вон она. Потом с плохо подавленным вздохом начинаю разбирать ее коробки. В трех – части шкафа-стенки, и следующие полчаса я сижу на корточках перед кучей панелей и дверец и роюсь в инструкции, стараясь понять, что куда присоединять. Она стоит поодаль, потом неожиданно выпаливает.
-Может, вам чаю принести? Он на кухне, я быстро.
-Может, на «ты», - предлагаю в ответ, - раз уж я тут, похоже, надолго. – Она виновато улыбается, кивает и исчезает в глубине дома.
Так, полдела сделано, шкаф я вроде собрал. Черт, он занял всю стену, соответственно названию. Увлекшись, от чая отказался. Мельком смотрю на часы – нормально, я здесь уже полдня торчу! С 10 утра, а сейчас половина шестого вечера. Весь день убит на шкаф, установку комода и холодильника. Но, зато, гора коробок теперь вполовину меньше, чем была. Упарившись вконец, я тащусь на кухню.
-Все, коробки можешь выкинуть.
-Ой, спасибо. Ты, наверно, есть хочешь? – спохватывается девушка. – Я сейчас.
Она выкладывает передо мной продукты из высоких бумажных пакетов на столе. Я тут же делаю себе сэндвич с сыром, маслом и рыбой и заглатываю всю эту конструкцию вместе с чаем. Мельком смотрю на нее, она смотрит, как я ем и ухмыляется.
-А в чем дело? – услышав, как люди говорят с набитым ртом, она ухмыляется еще сильнее.- Что ты смеешься, не отрывай меня от ужина.- Ухитряюсь, видимо, сказать это столь трагикомичным тоном, что она буквально падает носом в стол. Отсмеявшись, причем к ее смеху прибавляется и мое фырканье( с сэндвичем сильно не разойдешься) она наливает мне чай снова. Горячий чай с какой-то приправой, вроде корицы.
-Извини, нет, правда извини. Я тебя оторвала сегодня от важных дел…
-Ага, - отзываюсь я, - от сидения в «Фэйсбуке» и пролистывания анекдотов. Считай, у меня сегодня был выходной и я его провел, как мне того захотелось. Так что все в порядке. Слушай, я даже не знаю, как тебя зовут.
Она захлопала глазами. Когда она быстро моргает, видны длинные пушистые ресницы. Нелегко угадать выражение глаз, скрытых под такой завесой.
-А? – Я начинаю просто трястись от смеха, она краснеет. – А, меня зовут Энни. Ты уж извини, просто у меня редко бывают гости и я не умею их принимать.
-Да ладно, - усмехаюсь я. – Честно говоря, за последнее время ты первая, кто вытянул меня из дома. Кстати, зовут меня Эрик.
-Очень приятно, - мы пожимаем друг другу руки через стол. Смотрю на часы и начинаю быстро собираться. Курить хочется, прямо хоть лопни! Ну, сигарет у нее, конечно нет, но можно попробовать.
-У тебя случайно пачки сигарет нет? – почти заискивающе спрашиваю я, натягивая пальто и ботинки.
-Нет, а ты куришь?
-Еще как, - улыбаюсь я, наматывая шарф.
-Ты без шапки? – она засуетилась, - вот черт, еще замерзнешь насмерть.
-Да куда я денусь в трех шагах от дома? Ладно, давай.
-Пока. И спасибо. А курить много не надо, - она снова улыбается. – Еще заработаешь себе рак легких.
Я смеюсь и машу ей рукой.
-Уже заработал. Пока.
Очень смешная шутка. Особенно, потому что правда.
