Эпилог.
Ты без меня уже почти девять лет. Ты изменилась. Превратилась в красивую, потрясающе красивую женщину со строгим вдумчивым взглядом и чуть-чуть прорезавшимися складками у губ. Ты живешь очень далеко отсюда, в огромном городе, работаешь в престижной больнице. Ты привыкла к одиночеству, и оно тебя не отпускает. В шумной компании ты все так же теряешься и стремишься убежать оттуда побыстрее. Все так же любишь белый и зеленый цвет, а твои глаза потемнели, став еще больше и красивее, если это возможно. Свои вечера ты предпочитаешь проводить у телевизора на диване, улегшись туда с ногами. На твоем прикроватном столике лежит раскрытая книга, ты второй месяц не можешь ее дочитать.
Ты так и не вышла замуж, сдержав обещание, предпочла остаться одиночкой. Идя по улице, ты вряд ли замечаешь людей, а медсестра, случайно заглянув в твой кабинет вздрагивает, кода ты обращаешь к ней свое лицо. Красивое лицо, на которое натянута вечная дежурная улыбка арлекина. Медсестру пугают твои глаза. Они смеются, плачут, искрятся, но все это в них – лишь отражение окружающего мира. А когда тебя застают врасплох, твои глаза другие. Застывшие и мертвые.
Ты домоседка и редко куда-то выбираешься. Кроме одного раза в год. Каждый год. Пятнадцатого февраля ты возвращаешься сюда. У тебя остались ключи от дома, ты прекрасно помнишь дорогу к нему. В коттедже по соседству живет семейная пара, они отстроили его заново, не оставив там никаких следов. А второй дом пустует много-много лет, он потемнел и доски старого пола рассохлись, и скрипят еще сильнее, чем раньше. Там внутри ничего не меняли, все стоит на своих местах. Диван, ноутбук, маленькая студия звукозаписи. Ты знаешь наизусть каждую вещь, ты столько раз украдкой целовала их, втайне от самой себя. За год все покрывается пылью, но ты приезжаешь, и в окнах старого дома вновь ненадолго загорается свет. Как в черепе, на который падает отблеск костра, заставляя пустые глазницы мерцать в темноте.
Дальнейшее я знаю наизусть. Ты достанешь из своей сумки, кожаной темно-зеленой сумки бутылку красного вина. Пойдешь на кухню, вытащишь из одного из шкафчиков тонкий хрустальный бокал. Вино будет светиться рубином в мерцании электричества от старого генератора. Ты пройдешь по скрипящей веранде и сядешь в старое кресло-качалку перед большими, только до половины замерзающими окнами. Ты будешь сидеть так, слегка раскачиваясь, медленно, по капле, выпивая бокал. Сидеть и смотреть на заброшенный, разросшийся зимний сад. Чаща подошла к дому совсем близко и место рябин в саду заменили молодые ели и сосны. Только иногда сквозь поросль блеснет рубиновый огонь горьких ягод. Они были здесь, они останутся и теперь. Зимнего сада скоро не будет, он исчезнет в наступающей чаще, и никто не вспомнит, что было здесь. Никто, кроме тебя.
Ты каждый год приезжаешь сюда, десятый год подряд. И сегодня ты снова здесь, в полуразвалившейся скрипящей веранде. Ты не в силах противиться своим мыслям, ты постоянно возвращаешься сюда. Снова и снова. И летя сюда, ты забываешься наконец, излечиваешься хоть и ненадолго.
Твой сын не знает, отчего у его матери такие странные печальные глаза, когда она смотрит на него. Наш сын. Ты смотришь на него, а видишь меня. У него мои глаза, большие и черные, как ты и хотела. И он тоже собирается отращивать себе волосы чуть выше плеч. Он обещает вырасти высоким, даже в восемь с половиной лет он выше всех в своем классе. Ты назвала его Арни, не знаю, наверно, в честь Шварценеггера. В этом году, вернее, уже в прошлом, ты отдала его в музыкальную школу. По классу скрипки. Твой план вполне удается, он чертовски на меня похож. Ты родила для себя точную мою копию, оставив себе часть меня, спасибо тебе! Благодаря тебе я снова могу жить.
Ты встаешь и подходишь к замерзшему окну. Долго смотришь вдаль, закутавшись в старый пыльный плед. Потом ты оглядываешься. Ты взяла из дома, из комода в моей комнате черный маркер. Теперь ты достаешь маркер. Ты внутренне мечешься, хоть внешне и спокойна. Осторожно, слегка вздрагивая от поскрипывания маркера по мерзлому стеклу ты пишешь на окне всего два слова: «отпусти меня». Отпусти меня. А потом ты быстрым шагом идешь, почти бежишь в пустой дом, захлопывая за собой тяжелую стеклянную дверь веранды. Включаешь свет везде и допоздна сидишь за книгой. А после засыпаешь прямо на диване, положив локоть под голову. Ты спишь и тебя ничего не тревожит, твои кошмары давно кончились, по крайней мере, ты хочешь в это верить.
Я знаю, что будет утром. Ты проснешься, приготовишь себе завтрак на старой плите, набросишь свое белое до колен пальто и пройдешь через веранду, собираясь уезжать. В саду всю ночь стояла твоя черная машина, ее нужно прогреть. Проходя быстрым шагом, как и вчера, через веранду, чуть запинаясь на скрипящих половицах, ты мельком обернешься посмотреть на окно. И замрешь, чувствуя как бешено колотится сердце, а потом заплачешь, но ненадолго, потому что боль имеет свойство утихать. Нельзя болеть вечно, рано или поздно наступает выздоровление. Даже, если это всего лишь смерть. Мне на несколько секунд вернули возможность снова держать в пальцах ручку. И ты увидишь это и улыбнешься, потому что на замерзшем холодном окне завтра утром под твоей записью будет написано одно слово: «отпускаю». Отпускаю.

Не гоните из-под двери серого котенка, может, это буду я.