Приближался Новый год, но впервые это не радовало меня как прежде. И дело вовсе не в том, что я достиг возраста, когда уже точно знаешь, что Деда Мороза нет и чудеса в новогоднюю ночь не происходят, а в том, что все мои родственники и друзья разъехались по городам и весям, а потому и выпить и закусить мне в праздник не с кем.
От осознания предстоящего одиночества в пору было отчаяться. Но вдруг меня осенило: почему бы не встретить этот Новый год, который, кстати, объявлен Годом литературы в России, в кругу любимых поэтов?
Помнится, как-то Николай Рубцов, будучи студентом литературного института, дабы не пить в одиночку, устроил «застолье» с классиками. Собрав в своей комнате в общежитии портреты Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Блока.., он чокался с каждым из них, произнося: «Ваше здоровье, Александр Сергеевич! Ваше, Михаил Юрьевич!..». И, хотя потом его исключили из института, «застолье» получилось славным, и, главное, провёл поэт тот вечер в отличной компании.
Вот и я решил, последовав его примеру, «пригласить» к новогоднему столу... самого «автора» этой оригинальной идеи. Но так как пить вдвоём ничуть не лучше, чем одному, третьим я «пригласил» Есенина, который, как известно, как и Рубцов, не прочь был выпить.
К счастью для меня, ни тот, ни другой «не отказались», и я начал готовиться к незабываемому «застолью». Заблаговременно достав портреты классиков, я принялся обдумывать, чем мы будем закусывать. Вопрос «Что пить?» для меня не стоял: конечно же, нашу родную, «Русскую водку»! Классики со мной «согласились».
«Поскольку водка русская, поэты - русские, - решил я, - то и закуска должна быть русской: что Бог послал».
Бог послал в уходящем году на садовом участке хороший урожай капусты, огурцов и помидоров. Всё это было засолено и расфасовано по банкам ещё во время сезона, а вот сейчас извлекалось, раскладывалось по тарелкам и подавалось к столу. В дополнение к этому, я специально для Есенина (учитывая, что он участвовал в Первой мировой войне) сварил «в мундире», пусть не рязанский, а уральский, но такой близкий русской душе картофель. Чтобы не обижать в этом плане бывшего моряка Рубцова, приготовил макароны по-флотски.
И вот мои «гости» на почётных местах, и вот я уже, «чокаясь» с ними, говорю, подобно Рубцову:
- Ваше здоровье, Николай Михайлович! Ваше, Сергей Александрович!..
И вот уже вторая стопка отправилась вслед за первой, и вот уже третья опустошена. Бойкий звон стопок совпал с долгожданным боем курантов.
С наступлением Нового года стопки стали опустошаться чаще, а вслед за ними отправлялись рубцовские макароны по-флотски и есенинский картофель «в мундире». И тут, вопреки моей убеждённости в отсутствии чудес, чудо произошло: я заметил, что «гости» уже не портреты вовсе, а живые люди. И Рубцов, и Есенин покинули пределы портретных рамок и, присев поближе к столу, сами стали наливать и охотно закусывать. Признаюсь, что я не рассчитывал на такой оборот, готовя закуску, а потому она довольно скоро стала заканчиваться, а когда закончилась, мы, как истинные поэты, принялись «закусывать» стихами. А поскольку поэты мы русские, то и стихи звучали о России.
- Гой ты, Русь, моя родная, /Хаты - в ризах образа... - воскликнул Есенин.
- Россия, Русь! Храни себя, храни! - вторил ему Рубцов.
- И чтобы при звуке «Россия» /Запел колокольчик в груди! - подытожил я.
И вновь запели, зазвенели грани стопок, и под их звон в Россию вступал новый год, объявленный Годом литературы. Год, который я встретил в отличной компании!