ГРУЗИНСКАЯ ШУТКА

Когда Бог раздавал народам земли, грузин опоздал и пришел, когда было все роздано. Разгневался Господь: "Где ты был, наглец? Почему не пришёл вовремя?" Улыбнулся грузин: "А ми, Господь, с друзьями посидели, Ваша честь тост випивали!" Усмехнулся Всевышний: "Ну что с тобой делать? Придётся от себя отрывать..." И отдал Бог ему часть своей райской земли, кусочек Рая, и назвал эту землю ГРУЗИЯ...
(Грузинская притча)

Всякий раз по дороге из Батуми на Зелёный мыс я слышала стук своего сердца и закрывала глаза, словно ожидая поцелуя. От резкого поворота захватывало дух, и я, открыв глаза на перевале, наблюдала картину, к которой не могла привыкнуть. Ослепительное ярко-желтое солнце обнималось с лазурным морем. В дрожащих от зноя лучах, в изумрудно-зелёной субтропической растительности, как мираж, вырисовывался полуостров; на этом полуострове утопал в пальмах и цветах белокаменный город. Наслаждалась я этим видом всегда с одной мыслью: мне казалось, что я умерла и теперь в Раю.
Почти восемь месяцев в году население Батуми увеличивалось в пять-семь раз. Многочисленные турбазы и курорты, дома отдыха любого разряда были востребованы отдыхающими со всей нашей советской страны. Рестораны, кафе и шашлычные с утра заполнялись посетителями, а приморский бульвар пестрел нарядной толпой гуляющих.
Любители курортных романов вечерами дарили друг другу ласки на скамейках или в густых зарослях кустарника. Здесь всегда пахло страстью. Удивительный аромат чего-то отцветающего и начинающего цвести смешивался с запахами моря, разгорячённых тел и специй.
В те 80-е, когда наш "Союз нерушимый" гулял в своём праздном застое, Грузия жила по-царски в этом вечно зелёном бархатном блаженстве, в тепле и сытости. Она процветала благодаря мандаринам и курортам.
Но не только курортный бизнес был популярен в Батуми, там ещё находился очень известный в стране фармацевтический комбинат, прозванный в народе "кофеиновым заводом".
На этот комбинат и направили меня, выпускницу Новосибирского биохимического, на работу по распределению. Вручая мне лист с назначением, наш проректор пошутил: "Ну уж конечно, лучше Северный Кавказ, чем Южный Сахалин."
Оторванная от родительского дома, попавшая в чужую обстановку, я сначала тихо плакала в нашем рабочем общежитии. Я не представляла, как вынесу три года отработки, пока не познакомилась со своей соседкой Галей. Ей было лет двадцать восемь. В нашей общаге она занимала самую большую и лучшую комнату, в которой жила с пятилетней дочкой. Работала Галка бухгалтером в Центральном универмаге и всегда была модно одета, даже в пору "всеобщего дефицита". Она попала в Батуми после развода с мужем, бывшим военным. А устроил её в общагу и на работу её дядя. Был ли он ей действительно "дядей" – история умалчивает. Однако тётка у нее в Батуми действительно была, она и помогала Гале воспитывать дочку, смышлёную кудрявую Ленку.
Галка была, как говорят, "женщиной от бога".
Можно научить девушку правильно говорить и со вкусом одеваться, можно даже при довольно скромных вокальных данных научить её петь и играть на фортепьяно, однако никто не научит женщину чувствовать.
Женственность и сексуальность – или они есть, или их нет, и в Галке они были. Она горела изнутри, но горела не обжигая, а согревая. И на этот огонь мужчины летели, как мотыльки, не опалить крылья, а погреться около него.
Моя новая подруга не была красавицей, но глаза и улыбка, которая светилась, озаряя живое лицо, были действительно хороши.
С Галкой было всегда необременительно легко и спокойно. Я училась у неё многому, а самое главное, редким женским качествам: раскрепощённости, так хорошо сочетающейся с чувством собственного достоинства, и особому дарованию – УМЕНИЮ БЫТЬ СЧАСТЛИВОЙ.
Я с удовольствием наблюдала, как горят глаза смотрящих на мою подругу мужчин. И это было вовсе не потому, что мы были в Грузии, где само женское существо возведено в ранг божества; на неё оглядывались бы везде: в Москве и Урюпинске, в Париже и Мадриде. Галкин кокетливый поворот плеча будто звал протянуть к ней руку, а спокойный голос и взгляд магически увлекали идти за ней, потеряв голову.
Галя часто рассказывала о своих любовных приключениях, делая это в ролях. Когда она входила в раж, я обычно думала: "Голливуд отдыхает!" Невольно в своем воображении я, пламенея страстью, как бы становилась участницей этих романов и сцен.
Как-то, когда мы нежились на пляже, она спросила: "Ну, а у тебя парни-то были?"
Вздохнув, я рассказала про свой "сексуальный опыт", который заключался в нескольких поцелуях с одноклассником и пылких обниманиях в подъезде с однокурсником, провожавшим меня с вечеринки.
Посмотрев удивлёнными глазами, Галка воскликнула: "Так тебе же скоро двадцать три! Я в это время огонь и воду прошла. Как же тебя, такую красавицу, в девственницах оставили? Что, в Сибири у парней поотмерзало, что ли?! – и скользнув по моему телу озорным взглядом, добавила. – Какой товар-то пропадает!"
Немного помолчав и передернув плечами, она выдохнула:
– Знаешь, в Грузии с этим серьёзно: или замуж надо идти, или по большой любви первый раз отдаваться.
– Ну, а как грузинские мужчины? Так ли они хороши, как о себе говорят? – удивляясь своей смелости, спросила я.
– Что тебе сказать, – вздохнула Галка. – Конечно, такую "пьянь", как мой бывший муженёк, здесь не встретишь. Пить они умеют и в ухаживании хороши. Много страсти – "кров горачий," – улыбнулась она, пародируя грузинский акцент. – Ну, а все остальные... – кому как повезло с физиологией и практикой. А вот юмор у грузин специфический – надо здесь родиться, чтобы его понимать.
После пляжа мы прогуливались по приморскому бульвару, освещённому яркими разноцветными фонарями. Лампочки были скручены в длинные гирлянды и висели на пальмах, как на новогодних ёлках. Это придавало фестивальный блеск праздному, благоухающему тропическими цветами и морем городу.
Был субботний вечер. Многие местные и приезжие сидели за маленькими столиками, стоящими бесконечной вереницей вдоль побережья. В кафешках торговали сладостями, мороженым, варили кофе по-турецки в маленьких медных "турочках". Ловкие грузины в огромных фартуках, громко восклицая и напевая гортанные мелодии, быстро поворачивали шампуры с румяными шашлыками. Народ пил пиво, кофе, ел шашлыки, а также "поедал" глазами прогуливающихся.
Мы сели за свободный столик. Напротив нас, вальяжно раскинувшись на стульях, сидели двое хорошо одетых парней очень приятной внешности. Они пили кофе и, непринуждённо беседуя, оглядывали публику.
Галка наклонилась ко мне.
– Посмотри на этих. Явно тбилисские, сразу видно – "голубая кровь". Не то, что наши батумские колхозники: "дэвачка, пайдом пагулаем", – шепнула Галка, подражая грузинскому акценту.
Моя подруга прислушалась. За четыре года в Батуми она неплохо освоила язык. Помню, как через неделю нашего знакомства, Галка, подарив мне "Самоучитель грузинского языка", сказала: "Это, конечно, не обязательно, но ты должна понимать, что вокруг тебя говорят. Язык несложный – через полгода выучишь".
Говорили парни, как объяснила мне Галя, о политике, что было удивительно для молодых.
– Да, интеллигентные ребята, – прошептала Галка. Глаза её звёздами светились в полумраке. – Сейчас увидишь, какой будет подход.
– С чего ты взяла, что подход будет именно к нам? Вокруг много и других девушек, – неуверенно пролепетала я, окинув взглядом публику.
Столики вокруг были заняты парочками, компаниями, но были и одинокие мужчины и женщины, местные и приезжие. За некоторыми столиками сидели парами девушки. Здесь красовались стильно одетые москвички, пышногрудые киевлянки, длинноногие минчанки. Вся славянская красота в своей сине-сероглазости, шелковистости волос и бархатности кожи, тронутой до золота ласковым грузинским солнцем, смеялась и шепталась вокруг нас.
Однако моя подруга, окинув быстрым взглядом окружающих, заключила:
– Девушек-то много, а такие, как мы, одни.
Да она ни мгновения не сомневалась в своей харизме!
Вскоре появился администратор.
– Ребята передают вам привет, – с улыбкой произнёс он, кивая в сторону парней.
"Приветом" оказалась корзина с фруктами, бутылка шампанского и две баночки чёрной икры. Суетившийся официант открыл бутылку, наполнил фужеры. Взглянув в сторону наших дарителей, Галка в знак благодарности приподняла фужер. Они кивнули в ответ, продолжая спокойно сидеть за своим столиком. Мы немного выпили и поели, и теперь Галка, которая сидела напротив парней, начала мне их описывать.
– Один – помоложе, не больше двадцати пяти, с обаятельной улыбкой, такой милый. Однако смотрит на всех свысока. Несмотря на юность, видно знает себе цену. Другой –постарше. Красавец, настоящий грузинский князь, как Давид Агмашенебели. Этот смотрит особенно, как разведчик: глядит на тебя, а видит всё, что вокруг.
Тут официант приставил к нашему столу два стула. Молодые люди подошли к нам очень уверенно.
– Как отдыхаем? Надеюсь, вы не возражаете? – парень с обаятельной улыбкой заговорил первым.
Они представились. Того, что помоложе, звали Георгий – Гия, как принято в Грузии. А имя "разведчика" было Джумбер.
Галя умела поддержать разговор. Не открываясь сразу, она держала собеседника на "расстоянии вытянутой руки", чтобы в зависимости от ситуации или оттолкнуть, или прихватить.
Мы говорили обо всём и ни о чём. Парни в Батуми были впервые, приехали отдохнуть из Тбилиси на несколько дней. Гия был более разговорчив и очень располагал к себе. Через некоторое время Джумбер встал и направился в сторону администратора.
– Серьёзный у тебя друг, – заметила Галя.
– Ну, вообще-то он мне не совсем друг. Он мой телохранитель, – с улыбкой прошептал Гия.
– Да что ты! – засмеялась Галя. – Обожаю грузинский юмор!
Джумбер вернулся:
– Мы вас просим за стол. У них там есть зал для особых гостей.
Мы дружно проследовали в помещение павильона с выцветшей вывеской "Кафе Волна”. Я следила за происходящим с любопытством. Во мне вдруг проснулась жажда авантюризма. Выпитое шампанское приятно кружило голову и будоражило нервы.
Зал, куда мы были приглашены, оказался небольшой комнатой с накрытым столом. Мебель и посуда были “с претензией”. После простой обстановки летнего павильона с лёгкими алюминиевыми столами и стульями, тяжёлый полированный стол и стулья из натурального дерева казались роскошными. Дорогие обои и хрустальная люстра дополняли этот помпезный интерьер. Здесь, скорее всего, устраивали приёмы для партийных работников: на стенах висели фотографии съездов. В центре красовался фотопортрет представительного мужчины с проседью и властным взглядом. Подпись была впечатляющей: «Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе, первый секретарь ЦК Коммунистической партии Грузии».
Гия бросил беглый взгляд на портрет.
– Неудачное фото. Что-то мой дядя здесь устало выглядит, – белозубо улыбаясь, произнёс он и присел за стол рядом с Галей.
– Так ты племянник Шеварднадзе! – лукаво просияла Галка. – А я – дочка Щербицкого. Как же нас судьба-то свела?! – и, засмеявшись, добавила: – Грузины – такие шутники!
Мы все дружно подхватили её смех, и, наперебой стали сыпать шутками про партократов. Пили мало: после каждого тоста просто прикладывались губами к фужерам. Галя рассказывала всякие занимательные истории. Желая блеснуть знанием грузинской литературы, она похвасталась, что прочитала «Витязя в тигровой шкуре» на грузинском языке и поэма ей понравилась.
– А что именно? – вдруг оживился немногословный Джумбер.
– Ну, вот хотя бы благородное, рыцарское отношение Руставели к понятиям дружба, преданность, любовь. Ведь многие его строфы стали афоризмами. Вот, например, "ложь – начало всех несчастий", или "суть любви всегда прекрасна, непостижна и верна"... Да у него вообще много мудрых высказываний: "что роздано тобой – твоё, что нет – потеряно"... В общем, надо отдавать и отдаваться! – игриво промурлыкала Галка, согревая всех своей сияющей улыбкой.
Гия и так не отрывал от неё глаз, а после этих слов страстно поцеловал моей подруге руку.
Официанты засуетились, готовя стол к десерту.
– Нет-нет, – возразила Галя. – Сладкое мы возьмём с собой. Сейчас поедем к нам. У меня хорошая музыка, танцы устроим... Надо такси заказать.
– В этом нет необходимости, – возразил Джумбер. – У нас машина здесь рядом.
Наша компания весело уселась в чёрную «Волгу», разбудив дремавшего на кожаном сиденье шофёра.
Минут за двадцать машина домчала нас из роскошного центра до окраины, где находилась наша общага – весьма обшарпанное здание, окружённое чахлыми тополями. Стены из выцветшего кирпича были покрыты мхом от вечной субтропической сырости. Вокруг здания чёрными дырами темнели котлованы, вырытые под новые дома. Дождливыми южными зимами эти ямы заполнялись водой, и лягушачий оркестр голосил ночами на всю округу.
Вот сюда мы и приехали с нашими новыми знакомыми – столичными тбилисскими парнями.
В нашей общаге была секционная система: четыре комнаты в одной секции с общей кухней и ванной. К нашему большому удовольствию, две морячки, живущие в соседних комнатах, уехали куда-то в порт встречать своих мужей. Пользуясь такой удачей, мы шумно ввалились в прихожую на правах полных хозяев.
Галкина комната была, как государство в государстве. Обставленная новым чешским гарнитуром – подарком “дяди” – она поражала чистотой и уютом, который могла устроить тут только такая “гейша”, как моя подруга.
Вскоре все сидели за столом, наслаждаясь чаем и сладостями. Томные звуки "Аббы" из японского кассетника создавали интимную обстановку.
Помогая Галке убирать со стола, я принесла на кухню посуду и с беспокойством спросила:
– Слушай, а может Гия и в самом деле племянник..., Шеварднадзе? Машина с шофёром...
– Ну то, что он действительно племянник, я не сомневаюсь, – язвительно прошептала Галка. – Чей-то..., но не того...
Галя подняла глаза вверх.
– А чёрные «Волги» здесь у каждого директора овощной базы. Обожают они это дело – выпендриваться. Это национальная грузинская черта. Ты действительно веришь, что племянник Шеварднадзе придёт в нашу ободранную общагу с общим туалетом на этаже?
Немного помолчав, она распределила роли.
– Конечно, Гия тебе по возрасту больше подходит, но он уже в меня по уши влюблён. Да и Джумбер, я заметила, так на тебя и пялится – просто глаз не сводит. Слушай, подружи с ним эту ночь. Может хоть со своей невинностью расстанешься, а то ты с ней носишься, как дурень со ступой, – шутливо прошептала Галка.
За стеной слышалась возня, тихая музыка и Галкин смех. Мы сидели с Джумбером в моей комнате и смотрели телевизор. Он подсел ко мне на диван, ласково обнял. В нём не было той южной страсти, о которой говорила Галя, но была нежность, которая просто окутывала меня при каждом поцелуе в шею, поглаживании рук. Я таяла, ожидая чего-то необычного.
– Ты хочешь быть со мной? – тихо спросил Джумбер.
– Я..., я не знаю. Я никогда... – мой голос сорвался.
Джумбер не проявил разочарования и не оттолкнул меня, просто нежно поцеловал в лицо и прошептал:
– Тогда нет. Первый раз должен быть, если ты полюбишь.
Привстав, он попросил:
– Постели мне на полу, а сама ложись на диване. За меня не беспокойся. Я ведь в Тбилиси недавно, а вырос в горном селе. Отец меня ещё пацаном на охоту брал, мы там спали прямо на камнях. А потом я служил в спецназе... Так что привычный.
Я настояла, чтобы Джумбер взял моё одеяло, а сама, ворочаясь на диване в полумраке южной ночи, просто сгорала от непонятного мне возбуждения и тревоги. Прислушиваясь к его ровному дыханию, я ругала себя за несмелость и нерешительность.
Проснувшись, в розовой дымке сквозь ресницы я наблюдала, как Джумбер, играя крепкими мышцами, надевает рубашку. Вечером в темноте я не разглядела, но при утреннем свете я с удивлением увидела, что вся спина у него была в шрамах.
– Что с тобой случилось? – вырвалось у меня.
– Да так. Я был в Афгане, – серьёзно ответил мой новый знакомый.
"Спецназ..., Афган..." – меня просто в жар бросило.
– Сколько тебе лет, Джумбер?
– Двадцать восемь, – со вздохом произнёс он так, будто признался, что ему пятьдесят.
Галка постучалась в дверь, приглашая к завтраку. Мы сидели за столом, и я заметила, что Георгий, казалось, стал старше и выглядел совершенно счастливым.
На кухне Галя вкрадчиво прошептала:
– Мне кажется, у него это первый раз было. Однако очень способным оказался. Такой ласковый. Я его обожаю!
В воскресную программу развлечений для наших гостей моя подруга включила путешествие на Зелёный мыс, катание на канатной дороге, поездку в Кабулети и многое другое.
Чёрная "Волга", уже с другим водителем, ждала нас недалеко от общаги.
При въезде в Кабулети Галка заверещала:
– Остановитесь у этого курортного комплекса. Я здесь работала и всех знаю. Пойдёмте, я вам покажу. Там номер есть для особых гостей с джакузи!
– Вы идите, а мы с Танюшей тут погуляем, – предложил Джумбер.
Мы прошлись по набережной, присели на скамейку. Он взял мою ладонь в свою руку, и я опять заметила шрам чуть выше запястья.
– Как долго ты был в Афгане? – тихо спросила я.
– Недолго, около года. Потом был ранен... Я не говорю с женщинами об этом – это всё не для женских ушей.
– У тебя есть жена? Девушка? – вдруг осмелев, поинтересовалась я.
Джумбер грустно взглянул мне в глаза:
– Нет, у меня никого нет. Конечно, были женщины, но всё не то. Да и не до того было.
Я уже собиралась спросить, чем он теперь занимается, но совсем рядом раздался звонкий Галкин смех.
– Ой, а мы в джакузи купались!
Блаженное выражение их лиц выдавало, что они там не только купались, но мои мысли были заняты другим.
И опять после прогулок было застолье. А когда начало вечереть, Галя предложила:
– А давайте пойдём сейчас купаться. Вода такая тёплая!
– Но ведь после захода солнца находиться на пляже запрещено. Здесь же пограничная зона всего в 7 километрах! – возразила я.
– Ну это всем известно, так мы не будем лезть в приграничную полосу, я точно знаю, где она начинается, – не унималась Галина.
– Тогда надо домой заехать за купальником, – вырвалось у меня.
– Да кто же ночью в купальнике купается?! – прыснула хохотом Галка и, наклонившись ко мне, прошипела: – Ты ещё валенки прихвати свои сибирские.
До пляжа мы сначала ехали молча, а потом парни затянули мелодичную грузинскую песню, очень естественно подхваченную водителем, обладавшим густым приятным баритоном.
Я вспомнила, как когда-то друг моего отца, долго живший в Италии, говорил, что если вместе собираются больше двух итальянцев и они поют, то такое выступление можно смело представить на конкурс в Сан-Рэмо. Видимо, грузины, как итальянцы и как большинство южных народов, отмечены этим вокальным дарованием.
Галка сидела на переднем сидении и подпевала:
– Патара чемо патара гогона...
Её звонкий голос переплетался с низкими мужскими голосами, украшая мелодию, как серебряная нить дорогой наряд.
Она отбивала такт пальцами по передней панели машины, добавляя завершенность мелодии и удивляя меня великолепным чувством ритма.
Так, под лирический аккомпанемент, в сгущающихся сумерках мы подъехали к пляжу. В прибрежных скалах ласково шумели волны. Это была тёплая южная безлунная ночь, полная таинственных шорохов. В серой липкой тишине изредка слышался плеск воды. Звёзды блестели далёкими хрусталиками на бездонном от черноты небе.
Галя с Гией были поодаль от нас. Они быстро разделись и вошли в воду; видны были только их силуэты – никакой наготы. Глядя на это, я осмелела и сняла одежду. Держась за руки, мы с Джумбером медленно входили в тёплые волны.
Прошедший день, наполненный прикосновениями загадочного парня, уже кипел во мне как продолжение бессонной ночи. Ощупывая ногами галечное дно, я решила, что, когда вода обхватит нас выше пояса, я притворюсь будто оступилась и Джумбер, поддерживая, приблизится ко мне. Тогда я прильну к нему своей обнажённой грудью и, обнимая его торс тонкими руками, прижмусь к его мужскому существу; потом начну целовать его плечи, шепча о своём желании.
Я крепко сжала руку Джумбера и почувствовала, как напрягаются его сильные мышцы. Удушливая волна незнакомого раньше чувства перехватила мне горло. Все мастерство женского обольщения, известное со времён Таис Афинской и Клеопатры, дремавшее и бродившее где-то внутри меня, и хитрость самки проснулись во мне и были сильны как никогда. В вознании уверенно стучало - "Он не сможет устоять! Не посмеет! Пусть случится то, что должно случиться впервые с каждой из нас. Здесь, в этих тёплых волнах при алмазном блеске звёзд, я узнаю женскую тайну!!!"
Страстные мысли, кипевшие во мне, вдруг были прерваны каким-то странным звуком. Что-то ухнуло рядом, больно полоснув ярким светом. Это пограничный катер, как подводная лодка, вдруг появился просто ниоткуда. Он мгновенно осветил нас прожектором, оглушив резким приказом из громкоговорителя: "С вами говорит капитан пограничной службы Андрей Мерешко. Вы нарушили режим приграничных вод. Всем оставаться на своих местах. Выходить из воды по одному!"
Я вздрогнула, вцепилась Джумберу в плечи, как бы прячась за него, и тут же вспомнила рассказы сослуживцев о том, как их непослушные гости, купавшиеся ночью в запретной зоне, были задержаны пограничниками чуть ли не до утра для выяснения личностей и написания длинных объяснительных.
– Спокойно, – прошептал мне Джумбер и громко продолжил: – Товарищ капитан! Я офицер КГБ. Разрешите предъявить документы.
Он вышел из воды, неся в свете прожекторов великолепное тело, достойное резца Микеланджело.
Капитан, уставясь в документы, заговорил уже мягче:
– Та-а-к. Вы, Джумбер Михайлович, состоите в личной охране Эдуарда Шеварднадзе?
– Так точно, – ответил Джумбер по-военному. – А тот молодой человек – его племянник Георгий. И, пожалуйста, уберите прожектор. Пусть женщины оденутся. Это моя невеста и её сестра.
Мы шли к машине молча. Галка просто онемела. Я отвела Джумбера в сторону:
– Почему ты не сказал?
– А мы и не скрывали, но твоя подруга решила, что это грузинская шутка. Прости меня. Так получилось... Георгию исполнилось двадцать два – время познать женщину, а традиции наши ты видишь какие: все девушки, его подруги, себя для мужа берегут. В Тбилиси с таким родством он всегда на виду. Проститутку ему покупать не захотели. Первый раз должен быть по обоюдной симпатии. Вот мы и решили приехать в Батуми, где больше всего приезжих.
Они подбросили нас до общежития.
– Мы скоро увидимся, – прошептал Джумбер, нежно целуя меня в щёку. – А сейчас мы поедем в Тбилиси.
– Ночью? – удивилась я.
– Да, – вздохнул Джумбер. – Дороги свободные. Нам дадут отдохнувшего водителя, да и о наших купаниях будет известно в Тбилиси уже через десять минут. Лучше поехать оправдаться.

***

Мы не обсуждали с Галкой происшедшее. Два рабочих дня пролетели быстро. Оба вечера она полностью была занята дочкой, будто оправдываясь, что оставила её на выходные с тёткой.
В среду утром я встретила Галю на автобусной остановке. В ожидании автобуса мы начали какой-то разговор, и вдруг чёрная «Волга» резко притормозила рядом. Из неё вышел мужчина средних лет и, решительно подойдя к нам, показал своё удостоверение.
– Галина Ульянкова? – спросил он, представившись. – Мне поручено проводить вас в горисполком. Не волнуйтесь – это хорошие новости.
– Я..., но мне надо на работу, – бледнея, прошептала Галка и, понимая всю бесполезность возражений, сжала мою руку. – Она поедет со мной!
Сердце моё колотилось от волнения, но я старалась успокоить себя мыслью, что ведь теперь не 37-ой год, чтобы мою подругу упекли за то, что она состояла в интимной связи с племянником Шеварднадзе.
В здании исполкома наш сопровождающий с наглостью чекиста провел нас сквозь толпу граждан, годами обивающих пороги этого заведения в ожидании обещанного жилья. Сунув под нос секретарше удостоверение, он завёл нас в кабинет и отрапортовал серьёзному упитанному чиновнику:
– Это она.
Чинуша торопливо крякнул:
–Так вы – Галина Ульянкова? Вам как матери–одиночке полагается двухкомнатная квартира. Вот ордер и ключи. Распишитесь.
Галка была в предобморочном состоянии:
– Полагается? Но я...
– Распоряжение поступило свыше. Кто-то из Тбилиси отказался от очереди в вашу пользу, – проскрипел чиновник.
Дрожащими руками я взяла ордер, прочитала имя, фамилию, а также адрес. Это был самый хороший район в городе. Конечно, я поняла, откуда «сверху» поступило распоряжение. В переполнявшем меня счастье за подругу, мне хотелось крикнуть:
– Вот это по-грузински! Это по-царски, а не то что шуточки!
– Да вот ещё, это тоже вам, – толстяк протянул Гале конверт.
– Возьми, – прошептала мне еле живая Галка.
Я открыла конверт. На открытке с видом Тбилиси было написано коротко, с искрой любви, но официально: "Дорогая Галя! Спасибо за тёплый приём! Поздравляю с получением квартиры! Через месяц приедем на новоселье. С наилучшими пожеланиями, Георгий Шеварднадзе".
А ниже было приписано: "Всё, что мы жалеем, теряется, а что отдаём – к нам возвращается" (Шота Руставели, «Витязь в тигровой шкуре»).