Циркачи

Циркачи

…уж лучше голодать, чем что попало есть;
быть лучше одному, чем вместе с кем попало…

Омар Хайям


Одесса

Мальчик наш – человек молодой, среднего юношества парень, смышленый, одаренный: не по годам умён, не по годам несчастен. Думами томим безобразными, одиночеством терзаем необыкновенным. Он видит мир в серых тонах, и там, где его сверстники обычно замечают свет звёздного сияния, отражающийся в спокойствии ночной реки, он видит мутную воду.
Как же тут не сделаться вечно ропщущим циником и ворчуном, коль вокруг тебя – мир? Мир во всех его пагубных и горьких проявлениях, мир абсурда и странных людей. Его окружает дурь – собрание бесконечных циркачей. Куда ни глянь – гадость, пошлость, лицемерие. Ну не может, не может не грустить наш Вадичка! Нет-нет, никаких издевок – у него действительно голова на плечах имеется, таких ныне и не сыскать – днём с огнём, так сказать. Давайте же я вас с ним познакомлю! Поближе.
Имя ему – Вадим, фамилия – Сидоренко. Ничего особенного или сколько-нибудь примечательного – много у нас таких Вадимов и Сидоренок – имен и фамилий подобных, то есть, много, а сущностей и характеров похожих – почти ноль. Выходец он из семьи небогатой, одесской – он здесь родился, в Одессе, и живет по сей день - не так давно ему перевалило немногим за двадцать, и с каждым годом он становится всё несчастней и несчастней. Чего бы тут, спрашивается, не плясать и не радоваться от годков юных? Вам так думается, правда? А не тут-то было.
Так уж сложилось, что повидал он с детства немало ерунды всякой и прочей бесовщины – тут даже если и захочешь, то улыбку из себя не выдавишь. Не могу сказать, что живет он как-то слишком скудно или расстройством душевным серьезным страдает, однако не видит наш мальчик в жизни своей хоть какой-нибудь радости. Запросы у него не ахти какие великие – он парень скромный и простой. Сердце любви просит, душа – гармонии. Ах, где же взяться той, кто о душе и сердце его сможет позаботиться! Он хочет видеть рядом с собой девушку достойную – достойную человеком называться с буквы «ч» заглавной. Так он всегда говорил. В общем, любить он хочет даму, да так, чтобы и дама его любила. О счастье семейном мечтает – простом, умиротворенном быте. Сдается вам, что грезит мелковато? Птичка полета невысокого? А вы попробуйте на нашем веку – в этом сумасшествии – хорошую девушку отыскать. Достойную, как он предпочитает выражаться. Ну, что? Не можете? Вот и Вадик не может – мало на свете осталось толковых людей. Ни жен, ни мужей – одни клоуны, дурачье. Дружить – не с кем. Любить – некого. Так наш мальчик и пригрустнул. Знаете, как оно бывает – с пеленок лаской и заботой обделяют, а уж в отрочестве не знаешь куда и деться.
Были, были у него приятели – кого-то, может, и другом порою хотелось назвать, но где же они? Всплыли, голубчики. Вообще, дружба – штука капризная, скользкая до невозможности. Вы не подумайте, я в дружбу настоящую верую. В моем понимании – это очень близкие, крепкие отношения – доверительные. Ценность, значимость и всё вытекающее. И конечно же – настоящая дружба никогда не заканчивается. Она возможна между товарищами, меж женой и мужем, случается и среди прочих родичей, семейства. Хорошо, когда знакомый становится приятелем, а приятель – другом, но как это часто бывает, друзья превращаются в приятелей, а уж потом и вовсе в знакомых. Примерно так и растворяются во времени друзья – становясь приятелями и знакомыми. Печально всё это. Вот и Вадик – наш бедный мальчик – дружить хочет, любить хочет. Особенно мечтает о девушке хорошей, о жене. Ведь хорошая жена – это всегда друг, это вечный жизни спутник. Хорошие жены живут со своими мужьями под одной крышей и никуда из-под этой крыши не деваются. Супружество в любви и дружбе – вечно и неразрушимо. Хорошая жена всегда будет другом и никогда не превратится в приятеля. Так и думалось нашему Вадику – делайте выводы.
Короче, после нескольких провалившихся попыток завести дружбу с ребятами со школы, а после – с университета, герой наш совсем отчаялся и думать забыл о некой крепкой и настоящей мужской дружбе.
Сейчас же ему хочется обрести спутницу жизни – хорошую жену и хорошего друга в одном лице. Вообще, понятие «хорошести» крайне относительно, так что Вадик, конечно же, вкладывает в это кое-какой собственный смысл: он ценит в людях простоту – это вовсе не означает скудный ум, а говорит об отсутствии напыщенности и задранного носа, ценит доброту и верность, преданность и дружелюбие.
Его огорчают расчетливые, меркантильные особи, что попадаются на каждом шагу – он никак не может понять этого чудного пристрастия к деньгам – оно наблюдается повсеместно – каждое новое поколение стремится больше зарабатывать и больше расточать. Ради денег, во имя собственной выгоды, люди предают людей, идут по головам, а те, в свою очередь, хмурятся и ропщут, будучи готовыми, при случае, поступить точно так же.
Сколько пустых жизней наблюдает он вокруг себя, сколько заблудших, потерянных душ! Люди, что встречаются ему тут и там – в университете и на улицах – не занимаются решительно ничем. Их удел – дурная болтовня, абсолютно бессодержательная, розовые мечты о роскошной, беззаботной жизни, примитивное кино и примитивная музыка. В этом поколении – поколении новом и вольном – где ни у кого ни перед кем нет совершенно никаких обязательств, где утрачено понятие чести и нравственности, где жалкие предатели зовутся людьми, грамотно расставляющими приоритеты, а бытовые проститутки – девушками с современными взглядами на секс, Вадик не находит себе места. Его огорчают фальшивые улыбки, ложная вежливость и поддельная дружба, его огорчают юные парочки, что ежемесячно обзаводятся новой любовью – на всю жизнь - гордые взгляды, полные презрения и эгоизма, его огорчает дьявол, что вот уже столько лет во всю гуляет по его любимому городу.
Неужели везде так живут? Нет-нет, этого не может быть! Он всё думает, помышляет о переезде – может быть в Киев или в Россию, но Боже, он ведь так любит свой родной город…
Где же она – девушка, что снится ночами? Он видит её белокурой, теряется в ясности её чистых глаз, пьянеет от волшебного аромата её чистого сердца… А может, он обречен на вечное одиночество? Едва ли – это было бы так несправедливо! Наш мальчик верует в справедливость, он твердо уверен, что каждый нормальный человек заслуживает счастья – того малого и простого счастья, что кроется в его сладких грезах. Себя он считает человеком нормальным, достойным лучшей участи, чем та, что выпала на его несчастную долю.
Ему нужна она. Он желает найти в ней смысл своей жизни, он стремится жить для кого-то, он хочет заботиться и оберегать. Он засыпает с мечтой, но просыпается без цели – у него нет никакого любимого дела – в университет он поступил для бумажки – он знает, что в ней, белокурой девице из снов, кроется его счастье. Она – решение всех проблем, она – ответ на все вопросы.
Да, любимого дела у нашего героя не водится, что ставит его, несомненно, в весьма прискорбное положение, ибо не иметь никакого любимого дела или хоть сколько-нибудь достойного увлечения – побаловать душу – для здравомыслящего и недурно развитого человека двадцати лет недопустимо, однако мы не станем вдаваться в осуждения или нравоучения – это было бы, право, чересчур тошнотворно, а даже напротив – скажем, что Вадик располагает достаточно смягчающими обстоятельствами: в наше время да в нашем-то обществе не иметь любимого дела и быть - в общем и целом – никем, вполне допустимо и нормально, а так как наш мальчик всё же является ни много, ни мало мыслящим типом, думающим, индивидуумом, то мы можем с чистою совестью и спокойною душой отметить – вердикт: оправдан.
Вадик наш мальчиком нами зовется неспроста: несмотря на довольно крепкий ум и критическое, трезвое мышление обозначить его всецело зрелым и взрослым мы не имеем права. Хоть и попадаются кое-где некоторые двадцатилетние, что, невзирая на столь юный возраст – попросту юношеский – могут зваться мужчинами; мы же не можем отнести Вадика к таким молодцам – правда, уж слишком незрел и невзросел, но с потенциалом.
И вот какая история с ним давеча приключилась – о том, собственно, и рассказ. Был он накануне лета приглашен на празднество – день рожденьческое – одной девицы, общей знакомой – его и его товарищей – однокашников из университета. В общем-то, они толком и не общались, но дамочка оказалась гостеприимной и созвала целую ораву знакомых, друзей и приятелей, а те, в свою очередь, не преминули притащить с собой пару-тройку своих знакомых, друзей, приятелей. Вот одним из этих пришельцев был и наш Вадик.
Долго, долго сомневался он в своем участии в мероприятии – ему действительно идти не хотелось. Терпеть все эти рожи, идиотские разговорчики. Ну к чему это? Правильно, ни к чему. Но так как мальчик наш был от природы – или по жизни? – воли слабоватой да характера мягковатого, то и удалось его склонить на сторону участников празднества. Короче, после недолгих уговоров ребят из университета, он дал добро на своё присутствие на Леночкином сабантуе.
Настроение у него в день торжества выдалось «не очень», что называется – это говоря мягко. Пришел он на праздник хмурый, насупившийся и серый, однако ему, чертёнку, удалось-таки выдавить из себя приветливую улыбку и несколько слов с поздравлениями. Народу собралось человек двадцать пять-тридцать – в общем, обычная студенческая тусовочка. Проходила она ни где попало, а прямо в квартире виновницы торжества.
Леночка эта дамой была не из нуждающихся – роскошность квартиры её импонировала гостям, да так, что одних приводила в восторг, а других в зависть. Родители дочурку свою любили без умно, так что, конечно же, они не могли допустить, чтобы День Рождения Леночки проходил в каком-то жалком, обветшалом кафе или «вонючем» - так выразилась её мать – ресторане, вот и предоставили ей квартиру в свободное пользование. «Я нормально отношусь к юношеским шалостям. Пусть ребята развлекаются»,- говорила та же мама.
Вадик был уверен твердо: он придет, посидит, может, и пожует чего съестного, но выпивать не станет – в случае чего, ответит решительным отказом на предложение, да и вернется себе домой – раненько и заблаговременно. Главное – не вступать ни с кем ни в какие разговоры и вообще стараться держаться как можно дальше от шумной компании. Так что, попав на место происшествия, он сразу же заприметил себе довольно невзрачное местечко около дивана, обосновался там и стал тихонечко посиживать. Как ни старался он не глазеть по сторонам и не обращать внимания на происходящий вокруг пир, ему этого не удавалось.
Он кинул взгляд на девушку поодаль – немало привлекательную – привлекательную визуально, внешне, то есть, а никак иначе – Вадик не имел на этот счет никаких сомнений совершенно. Он уже издавна усвоил для себя: под красивенькой, броской обёрткой обычно скрывается дрянная конфетка – когда и вовсе без начинки, а когда и того… гнилая. «Нет,- думалось ему,- хороший товар в рекламе не нуждается». А тут тебе и причёсочка, и яркие губки, и наряд – тот ещё марафет. Это Даша – с третьего курса. Вадик, конечно, ожидал её увидеть, но никак не в обществе этого дылды-футболиста. Его звали Славик, и судя по частоте и откровенности его объятий, он был её кавалером. Наш герой нашел это очень странным, ибо он был уверен, что её кавалер – не Слава-футболист, а Дима с филфака. Во всяком случае, так обстояли дела на прошлой неделе. А может, он что-то напутал?
На фоне общего галдежа особенно выделялся звонкий и в то же время глубокий бас местного заводилы – за глаза его называли Вова-дурачок, но при нем охотно сдерживались. Он был самым младшим из всей тогдашней компании – ему только-только выдался случай достигнуть совершеннолетия. Было видно – а без того и слышно – что Вова уже успел каким-то образом опрокинуть за воротник пару стопок «горючего» - чувствовался подвешенный язык, блеск глаз и нездоровый хохот, что стремительно разносился от него на все стороны. Вова рассказывал очередную историю о своих похождениях – он был парнем с острецой, гулякой, любил кутить, так что в запасе у него всегда находилось чем поразвлечь народ. На такой пронзительный, эмоциональный монолог, щедро разбавленный крепкими остротами и пошлыми шуточками, публика реагировала возгласами и ржанием. Очевидно: то был его день.
Разумеется, захватывающая история Вовочки достигла и Вадичкиных ушей, но нисколько его не развеселила и даже совсем не позабавила. Справедливым было бы отметить, что приуныл он ещё пуще прежнего – Вовочкин юмор был для него непостижим.
Каким вздором порою занимаются молодые люди! Ну вот взять, к примеру, это мероприятие. Что с него? Родилась пару десятков лет тому назад на свет малютка, девочка,- милая, лупоглазая, для мамы с папой красота и загляденье. Росла она, росла, покуда не выросла. И вот, эта некогда малютка, девочка, вымахала и стала большой – девушкой, да не просто девушкой, а уж извините меня за мой французский, кобылкой эдакой. Кроме шуток – эта Леночка превратилась в самую настоящую дылду: роста нехилого, с длинными конечностями, широким бюстом и широкими бёдрами – мадемуазель, значится. Откормил её батька, отпоил, и вот она уже двадцатилетняя – созвала компанию и отмечает. Празднует! Что, спрашивается, праздновать, что отмечать? Ох и радостно же – состарилась на год, ещё одной складкой жира обзавелась. Счастье-то какое! Давайте же пить, плясать, ликовать! И обязательно – жрать. Пить и жрать. Да-да, именно – жрать. Ибо люди так обычно не кушают, и даже не едят. Он как разнесло нашу Леночку! А это она ещё молодая и нерожавшая. Ха, таким, может, и не следует рожать, потомством обзаводиться, ведь она сама – ребёнок, а где это видано, чтобы дети имели детей, брали их на попечение? Не положено! Думаете, она повзрослеет, наберется ума? Сомневаюсь. Да и не хочет она детей – чуждо оно ей. Не мил ей ни детский смех, ни детская улыбка. Она – типичный представитель современного молодого общества, что по жизни преследует интересы собственные, норовит и стремится жить для себя только – в свободе и независимости, вне семьи и обязательств – для себя, для любимого. Таких людей нельзя гладить против шерстки – воспрещается категорически даже – а то они начинают бесноваться, капризничать, ворчать. Главное: вкусные трапезы, красивые одежды и комфортные отдыхи – преимущественно за рубежом. И всё это – желательно – в изобилии и не за свой счёт.
Что уж тут разглагольствовать о будущем – тогда, в день рождения, Леночке было хорошо, Леночка была всем довольна – на её лице читалось много отрады, в тот час, как она беседовала с другой девицей – та была постройнее и вообще изящная, с личиком маленьким и белым. Загадкой осталась для Вадика их задушевная беседа, ведь с этой девицей – кажется, имя ей было Наденька – Леночка совсем не водила дружбы или каких-либо других приятных сношений. Мало того, они, мы можем без зазрения совести утверждать, вообще не переносили друг друга – особенно Наденька не могла терпеть Леночку. Все, все эти годы – годы упорной, скрупулезной учебной работы – та открыто её презирала и даже поносила всякими гадкими словами – за спиной, разумеется. Ну, в глаза, вроде, улыбалась. Так о чём же им ворковать? Подружки…
Говоря о Наденьке этой, стоит отметить, что она была охотницей до поэзии всякой – любила Есенина, Бродского, может, даже и Лермонтова; да и сама, в общем-то, писала – ну, как писала… пописывала. Вдохновения её от поэтического творчества русских классиков не хватало на то, чтобы сотворить что-нибудь красивое, глубокое или хоть сколько-то достойное. Короче говоря, писала Наденька эта всякую чушь, и называла эту чушь поэзией. Более того, поэзией эту чушь называли и другие – она даже выпустила сборник стихотворений – самиздатовский или нет – я не ведаю. Она была одной из тех юных современных поэтесс, что наряду с другими юными современными поэтами любили оккупировать бар, кафе или библиотеку – в определенные дни – и, собрав движение молодых ценителей искусства – псевдоинтеллигентов – начинающих алкоголиков и проституток, делились разным авторским творчеством, предлагая массам послушать стишки собственного производства. Пожалуй, на «стишки» оно и потянет, но назвать это «стихотворениями» или «поэзией» язык, вы уж простите, не поворачивается. Стишки эти полны пошлости, дури, бессмыслия и идиотства, а читаются они в настолько вызывающей манере, с пафосом, размахом, гордыми лицами, что становится либо противно, либо смешно. Какая гадость! Пожалуйста, люди, не пишите дрянных стихов, а уж если сильно хочется, и вы пишете, то не несите их в массы! Ведь от вашего дурного слога и вызывающего тона все Пушкины мира в своих гробах переворачиваются! Ну не портьте, не портьте народу представление о такой вещице, как поэзия. Не умеете вы писать – не пишите – не травите людские души и уши. Надеюсь, я никого не обидел?
Всё больше и больше грустил наш Вадик, поглядывая по сторонам: все разодетые – что хлопцы, что барышни – и те, кто пришли одни, и те, кто пожаловали парами. Уж непонятно-то как: Леночку они явились поздравить или себя показать? Ха, да некоторые и фамилии её не знают – какие тут могут быть поздравления! Но выглядели все довольными и радостными – кроме Вадика, то есть – и Леночка, и гости.
Была у виновницы торжества одна подружка – их объединяли взаимная зависть и соперничество – звали её Снежана; конечно, и она заглянула на празднество: роста невысокого, белокурая, до безобразия стройная, со слегка подкрашенными ресницами, одетая в синеватого цвета сарафан и белые сандалики – в целом, достаточно невызывающего вида. На фоне остальных она выделялась положительно и могла даже кое-кому порадовать глаз. Этим кое-кем оказался наш Вадик – он не сразу её заметил, но когда заметил, то рассмотрел основательно - более-менее скромной и невычурной наружности девушкой она ему виделась. Вроде, не из дурных. «Тогда что она здесь делает?» - недоумевал он. «Ах, видимо то же, что и я…»
Взгляды его не уловить она никак не могла – ещё через несколько поглядываний она улыбнулась и двинулась к нему.
Вадик разнервничался.
- Ты не возражаешь, если я здесь посижу? – спросила она, усаживаясь на диван подле него.
Вадик нахмурился. Затем просипел:
- Кажется, ты только что села.
- Так ты возражаешь?
- Нет, не возражаю,- Вадик выпрямил спину.
Она держала в руке бокал – судя по всему, хрустальный; бокал этот был полон лишь наполовину, однако Вадик заприметил, что он уже наполовину пуст. В нём виднелся красноватый напиток – должно быть, вино. Да, точно вино.
- Вообще-то, я не пью,- послышался голос девушки,- это так, от нечего делать.
- Верю. Ты, главное… не увлекайся.
Девушка издала лёгкий, мелодичный смешок.
- Забавный ты. Переживаешь за меня?
Вадик принялся почесывать затылок – с каким-то особым усердием.
- Да нет… Как же переживать? Ведь мы даже не знакомы,- проговорил он.
Она поправила волосы.
- Так давай же познакомимся! Меня Снежаной зовут! А тебя?
- А я Вадик.
- Очень приятно!
- И мне.
- Ты смотрел на меня, Вадик.
- Я? Ни на кого я не смотрел. С чего бы это?
- Да ладно тебе! Я видела, как ты на меня поглядывал.
- Пха! Ерунда какая… - на его щеках выступил нежноватый румянец.
Снежана улыбнулась.
- Я тебе нравлюсь?
Вадик замешкался, заерзал. Вот так влип…
- Ты? Ну, у тебя симпатичный сарафан.
Она засмеялась – милым, высоким хохотом. Вообще, у неё и голос был довольно приятный.
- Чудак ты, Вадик! Шутник! Эта шутка про сарафан… ха, пожалуй, единственная смешная шутка за сегодняшний вечер.
- Хм, спасибо, что уж… Только это вовсе и не шутка…
Снежана опустила глаза и стала себя рассматривать.
- Ну, сарафан мой и вправду неплох и даже симпатичен, но речь не об этом… Тебе здесь как? Нравится?
- Честно сказать?
- Конечно честно.
- Нет, не нравится. Полный отстой. Сумасшествие! Дурь!
- Что, людишки смущают?
- Ага, людишки…
- Как же ты здесь вообще оказался? Ты совсем не похож на того, кто любит «веселиться».
- Да как-то оказался… думал, будет не так. В общем, не важно. Не нравится мне здесь – вот и всё.
Снежана запрокинула бокал со своим вином и сделала пару глотков.
- Сложно сказать, что творится в их головах,- послышался её голос,- для меня они всего лишь клоуны, бедные люди… Чего с них взять-то – молодёжь!
Вадик уставился на неё – широким взглядом крепкого удивления.
- Так и ты ведь – молодёжь!
- Я не такая молодёжь.
- А какая же?
- Другая. Я вообще, знаешь ли, не люблю людей. Глупые они создания – почти все, что мне встречались. Я по натуре девушка замкнутая и нелюдимая.
- Ха, так сразу и не скажешь.
- Это почему же?
- Ну почему же, почему же… Если ты уж такая замкнутая и нелюдимая, то что же ты делаешь здесь? И потом, зачем подсела ко мне? Заговорила…
Она отпила ещё немного вина.
- Меня Ленка пригласила. Мы с ней типа подружки. Как-то нехорошо было отказывать…
- А ко мне зачем подошла?
- Так ты же сам этого хотел, разве нет?
На это Вадик не отозвался и стал помалкивать.
- Боже, как же здесь шумно! – вновь послышался голос Снежаны,- тебя это не напрягает?
- О, ещё как напрягает!
- Тогда предлагаю свалить отсюда. Хотя бы в Ленкину комнату. Там тихо и спокойно. Пообщаемся, м?
Вадик растерялся. Замкнутая и нелюдимая, а зовет пообщаться - в тихом, спокойном месте. И это он-то чудак…
- Даже не знаю… - промямлил он.
- Да брось ты! Чего тебе здесь делать? Сидеть и смотреть на этих дураков? Пойдем же! – она взяла его за руку и поднялась с дивана. Поднялся и Вадик – она повела его за собой.
В комнате Леночки оказалось действительно тихо и спокойно. Они зашли внутрь, Снежана поспешила затворить дверь – чтобы шумиха не раздражала нервы – а Вадик принялся рассматривать всё вокруг. Они остались вдвоём.
- Здесь довольно мило,- проговорил он, прохаживаясь по комнате.
- Да, мне тоже нравится,- кинула она в ответ.
Вадик уставился на картину, что живописным пейзажем повисла над кроватью – она привлекла его внимание.
- Какая красивая картина,- сказал он, оборачиваясь к Снежане, что притаилась за его спиной,- не знаешь, кто её… - она набросилась на него с поцелуем. Воспротивиться он не успел – Снежана не оставила ему выбора.
Он почувствовал тепло и ласку её губ, и никак не мог не ответить на поцелуй – она прижималась к нему со всей своей женской нежностью, а он её обнимал – так крепко, так чувственно, будто ту девушку из своих снов. Его мозг отвечал ему всплеском эмоций и трогательных чувств – никогда прежде в его объятиях не было женщины – молодой, свежей, настоящей. Он таял и таял в её поцелуе, окутанный туманом, неясностью мысли; она гладила его по руке, гладила по волосам и приводила в восторг – неведанное ему раннее чувство. Ах вот она какая – женская рука! Что же это за чудо? Что за прикосновенье? Как сладок и мил ему был этот миг!
Снежана толкнула его на кровать – Леночка любила спать мягко, с комфортом – Вадик тотчас же ощутил эту мягкость и комфорт – и кинулась вслед за ним. Она обнимала его, целовала – он чувствовал себя в её власти. В один миг её синеватого цвета сарафан, что был признан Вадиком симпатичным, испарился невесть куда – он ощутил наготу её тела, нежную, идеальную кожу.
О, что это была за женщина! Она привлекала, она влекла, манила и разжигала, она… отвращала. Да как такое может быть возможно? Ведь они только-только познакомились! Она казалась ему хорошей, она казалась ему другой… Он ведь успел сравнить её с остальными – там, на пиршестве, за разговором – он убедил себя в том, что она не такая… не такая как все. На ней почти не было косметики, на ней красовался скромный сарафан. А голос! Разве может этот ангельский голос принадлежать такой легкой девице? Эх, какая уж тут девица… Она не была девушкой из его сказочных снов – она была девкой из его суровой реальности.
Она извивалась перед ним так и эдак – хвастаясь своей молодой наготой – она лапала его тут и сям, искушая его на любовь: любовь современную, любовь грязную – любовь юных глупцов. Его плоть разгоралась, его дух подавал сигнал бедствия: он оттолкнул её от себя – она повалилась на пол.
Голая и перепуганная, она глазела на него ошарашенным взглядом – ей отказали, ею пренебрегли. Такое случается? С ней это было впервые – никогда прежде она не встречала таких Вадиков – странных и неприступных дикарей.
Сложно сказать, чьи слёзы в тот вечер были более горьки – её очей или его души? Он прогадал: она – не ангел, она – бес. Очередное разочарование в жизни. Но где же та, что снится ночами? Милая, существуешь ли ты? Позволь же себя найти…

Санкт-Петербург


Уже вторую декаду доживает в этом хмуром, дождливом городе девочка Аня – девочка хорошая и воспитанная, из приличной семьи, научена манерам и всякому благоразумию. Город свой она любит без памяти, всем сердцем и душой, самым лучшим считает искренно – легендарный и величественный Санкт-Петербург.
Судьба распорядилась ею так, что выучилась наша Анечка в школе музыкальной, а ныне определена в заведение высшее, учебное, направления, разумеется, музыкального. Пианистка она, наша Анечка. Да какая! Уж поверьте, очень способная. Конечно, как это зачастую бывает, таланта особенного она в себе не видит и рассмотреть всё никак не может, напротив – грустит и считает себя самой слабой в своей группе, а порой и никчемной, но дело музыкальное – фортепианное, то есть, дело – она не бросает, занимается усердно, по пять часов играть ежедневно старается, да не всегда удаётся – учиться приходится много, задания выполнять.
Система у нас в стране образовательная такая, знаете… ужасная! Вот хочет человек на музыканта толкового выучиться, или на лингвиста, или на компьютерных дел мастера, или ещё на кого, а вынужден тоны ненужного изучать – предметы общеобразовательные, так сказать: философии, психологии, истории всякие и прочие социологии. Ну оно ему надо? Музыканту-то? Или лингвисту? Компьютерщику? Нет, я понимаю, что оно-то вполне может быть до жути интересно и дико полезно, но на кой чёрт навязывать будущему специалисту своего дела всё это общеобразовательное? А в сутках всего двадцать четыре часа, между прочим. Вот и приходится нашей Анечке жертвовать своим любимым фортепиано в пользу бесконечных конспектов для общего развития. Не идеальная, в общем, система образовательная, но как ни крути, а делу своему научает хорошо. Конечно, это всё ещё и от заведения учебного зависит, но Анечке нашей повезло – преподаватели ей достались от Бога. Они, в отличие от неё самой, видят в девочке огромный потенциал, но хвалить не берутся – даже по делу. Вредно оно, хвалить-то, особенно способных учеников.
В общем, совсем не располагает наша Анечка временем свободным – вся в учёбу погружена, в музыку. Подруг она не имеет никаких – на то нет ни часа, ни желания. Часа нет по известной причине, а вот желания по не совсем известной – вернее, по совершенно неизвестной вам причине. Прольем-ка на это немного света. Ответ же на интересующий нас вопрос кроется в отсутствии вокруг Анечки настоящих её единомышленников. «Как же так? - начнёте восклицать вы,- ведь она так любит музыку! И постоянно окружена музыкантами!» Так-то оно так, друзья, но девочке нашей явно недостаточно увидеть в человеке музыканта – коллегу, выражаясь грубо – для неё ещё важен характер, сущность, да и вообще – ум. А среди музыкантов – даже скрипачей, пианистов, что обычно вызывают у людей особенное уважение и приязнь – дрянных душонок и скудных умишек – тьма.
И в таком городе, как Санкт-Петербург, что славится, как известно, своей культурой и образованностью, хватает тех, кого принято величать золотой молодежью – попросту говоря, полным-полно в нём потенциальных наркоманов и алкашей. Не тот это уже город, не тот, хоть и хороший, что раньше – не Ленинград, не Петроград. Да не в городе, собственно, дело – во времени. Тёмное ныне на улицах время – не только у нас, а и повсюду, смутное – старые поколения сменяются новыми, и всё народ надеется на жизнь лучшую – ждёт, ждёт, а она всё никак не приходит – и вместо жизни лучшей приходит жизнь худшая и погибель. Грустно… и плакать хочется.
Говорят, будущее за молодыми. А уж если молодые – безмозглые, то за кем тогда будущее? Всё равно за ними? Тогда у нас и нет будущего… Со всех сторон – дрянь – смех сквозь слёзы. Хорошо-хорошо, не стану перегибать, попадается подчас народ неглупый, а порою и смышленый, с благим разумом, но Боже… ведь мы все с вами знаем, какая это капля, и в каком океане…
Понимает всё это Анечка, понимает и грустит, томится думами лихими, и воображает себе вечное одиночество – без подруги и без любимого, но зато с музыкой – это немало утешает. Склонна наша девочка ко всяким серым мыслишкам, настроениям пессимистичным, но отрадно же ей и хорошо уходить с головой в учёбу. Музыка помогает ей отвлекаться, музыка помогает ей жить. Да где бы она была, если бы не музыка? «Замужем»,- скажите вы. А мы возразим – нам всем хорошо известно, равно как и Анечке, что не была бы она ни за каким мужем. Хоть ей, может, и хотелось бы быть. А не представляется оно ей возможным, не кажется реальным. И дело вовсе не в её юном возрасте или дурном, свободолюбивом характере – девочка она, как мы уже обозначили, хорошая и воспитанная, благоразумная, а значит и склонностей всяких к вольному и независимому образу жизни лишена – ей и вправду хотелось бы встретить того самого, единственного, и навеки впасть в зависимость, привязанность и несвободу, а дело всё в том, что не посчастливилось ей застать времён лучших, когда не было таких безобразных количеств испорченных и безответственных молодых людей, дрянных и пустоголовых юношей. Ну и в кого же прикажете влюбляться? Кому отдавать свою жизнь? Инфантильному ли мальчугану, боящемуся оторваться от маменькиной юбчонки? Или плохому парню, дерзящему и качающему права?
Дурно, дурно становится Анечке при одной только мысли об окружающем её юношестве – в моменты душевного упадка ей так и представляется мутная картина собственной будущности, полная радости музыкального творчества и горести женского одиночества. Нет, она никогда не выйдет замуж – ей не удастся. Но с ней всегда будет музыка – её верная спутница жизни. Сможет ли фортепиано навеки заменить семейное счастье? Остаётся только гадать.
Ну почему, почему ей некого любить? Не с кем разделить слезу, улыбку… Ах, как бы хотелось нашей Анечке влюбиться! Навеки! Как же здорово было бы отыскать человека ей подходящего… они бы вместе любили музыку, любили друг друга! Ведь это так легко – и прекрасно! – любить человека и музыку! Разве не стала бы она самой счастливой девушкой в мире? Любить человека – своё второе «Я», вторую частицу единого целого союза – любить юношу, мужчину и старика – в одном лице! – всю жизнь, да вместе с музыкою…
Нежится наша Анечка своими славными грёзами, мечтаниями, ох и нежится! Помечтать подчас видится ей делом важным, практически необходимым, ибо уж если человеку совсем не о чем мечтать, аль даже и некогда, то как же несчастен этот бедолага-человек! Нужно людям мечтать, нужно… Ещё бы и научиться! Вот Анечка наша мечтать умеет, ей есть о чём – мечтать, то есть – да и время находится – по дороге на учёбу, перед сном, а то и вовсе – во сне. Стало быть, счастливой девушкой она должна шагать по жизни, счастливым человеком? Ну, коль мечтает-то! Ан нет, ребята, нельзя героиню нашу счастливой назвать, нельзя… Тут уж не работают никакие законы логики, а одни только чувства и желания задействованы. Но как прекрасны и чудны картины её счастливой жизни, взаимной любви! Воображением девочка эта владеет недурным – в своём грёзном мире Анечке под силу поспеть всюду: тут тебе и объятия и ласки с любимым, тут тебе и совместные кулинарные этюды, занятия музыкой, находится время и для приятных духу и телу прогулок – на свежем воздухе, на природе, в леску; в её грёзном мире они часами слушают фортепианные и оркестровые концерты, болтают – о всяком: то на ум взбредёт какая-то ерунда – ничего незначащая чепуха, недостойная и капли внимания, обсуждаемая, однако, пылко и живо, то какая-то шуточка – умная или не очень – а порой разыграется и беседа на интересную, а то и высокую тему.
А вообще, не обязательно ему музыкантом быть, да и музыку любить вовсе не обязательно, хоть и желательно, желательно, но нет – не обязательно… Ему следует лишь любить её – быть верным и искренним. Ей просто хочется видеть рядом с собой человека близкого, человека родного, перед которым можно распахнуть душу, на плече которого всплакнуть при случае, человека, что будет рядом во время прогулки по парку – кого-то, с кем можно поговорить, на кого можно положиться – ей нужен тот, кому она сможет отдавать всю себя без остатка – свою любовь, дружбу, заботу.
И как же это грустно, когда человеку не с кем идти по улице, как грустно, когда человек лишен друга, как грустно, когда некого любить… Анечка хочет друга, Анечка хочет любить. А что, часто оно бывает, что любимый друг становится любимым мужем? Совсем уж и не часто так происходит. Вот дружат мальчик с девочкой, аль юноша с девушкой, дружат, а заканчивается всё почти всегда одинаково – ненавистью или безразличием – в лучшем случае, но чаще их дружба заканчивается на ложе – только не на семейном, увы. Любовниками они становятся, любовниками. Ну а потом… ха! Либо ненависть, либо безразличие. И никакой любви – чувства в таких парах с кошкину слезу: когда любишь – так сказать – телом, а не душой, то это, граждане, не любовь, ибо телу хорошо бы начинаться там, где заканчивается душа, а коль в паре отсутствует хоть малейший намёк на общую душу и любовь, при наличии одного только общего тела, то обречён такой союз, товарищи, на распад – на ненависть, на безразличие.
Примерно такими категориями мыслит наша Анечка – бедная, романтичная душа, тонкая натура – творческий человек. Её не тронула меркантильность и продажность этого нового мира, ей чуждо материальное, она лишена лицемерия и злобы, она – не стерва, она одинока. Кто же она? Только лишь мечтатель, перстень счастья ищущий во мгле? Нет, она пока не утратила в этой мгле синь очей своих – она ещё так молода, у неё ещё есть шанс. Да вот только воспользоваться им ей, видимо, и не суждено.
Вы смеётесь, господа? Право, ну что же здесь смешного? Вы всё талдычите своё «молодая», «красивая», «вся жизнь впереди»… А кроме как надеяться и ждать больше ничего и не остаётся. Ну что, что? Как же её воспользоваться им, шансом-то этим? А главное – с кем? Наш мир испортился, граждане, и люди в нём – тоже. Совсем скоро наша Анечка окончательно разочаруется в этом мире и в этих людях, да уйдёт с головой в музыку – то единственное, что приносит ей радость, что способно вызвать улыбку на лице и чувство отрады на сердце, совсем скоро она, может, и мечтать перестанет, а затем окончательно охмурится и завянет – всё это непременно произойдёт – в обозримом будущем, а пока я поведаю вам её историю.
Случилась она в прошлом месяце, в самом начале нового учебного года – тогда Анечка не была уже новобранкой-первокурсницей, и готовилась к ещё одному трудному и бесконечно долгому музыкальному курсу. Часам, проведенным в учёбе, занятиях музыкой не было счёта – трудилась она капитально – да-да, именно трудилась, музыкальное искусство – это вам, знаете ли, не хухры-мухры, не какое-нибудь там развлечение, оно – колоссальный труд – тут нужно пахать и пахать. Вот и пахала наша Анечка, музицировала, да так, что порою из сил выбивалась, недосыпала, а иногда и мечтаньям своим отказывала, ввиду отсутствия у неё на то желания или бодрости.
Всё училась наша девочка, училась и играла, а потом привязался к ней один хлопец, да стал ухаживать. Оказался он из новых студентиков-пианистов, только-только поступивших на её факультет, а по годам был старше – взрослее, стало быть, нашей героини. Прежде, чем мы опишем его в двух-трех строках, позвольте вас, товарищи, предупредить: ничего путного или хоть сколько-то интересного из их знакомства не вышло, так что не стоит вам ожидать от этой истории какой-нибудь интриги. Не ожидайте – никакой интриги не будет.
Паренёк этот выдался вполне себе заурядным типом, безынтересным – в художественном отношении для нас и во всевозможных других отношениях для Анечки, хоть и не лишенным вовсе музыкального таланта. В общем, рядовой юноша, с вполне себе оправданным желанием хорошенькой, приятной девицы подле себя и с нешуточным стремлением завоевать фортепианный олимп музыкальной славы. Да-да, от музыки он ожидал исключительно славы и признания. Слова известного поэта «быть знаменитым - некрасиво» его явно не касались.
Итак, коль вы уже знаете, что никакой интриги в нашем рассказе не предвидится, а знакомство нашей героини с Алексеевым (такая фамилия досталась ему от родителей) не переросло в любовь и дружбу, о которых уже столько лет грезит Анечка, и что из их встречи не вышло ничего толкового, можете смело прерывать чтение и заняться чем-нибудь полезным или приятным – ну там, молочка попить, кино какое познавательное глянуть или прогуляться - но если вам таки охота потратить ещё немного вашего времени и узнать, почему же молодому, симпатичному пианисту не удалось покорить сердце или хоть сколько-нибудь заинтересовать молодую, симпатичную пианистку, то милости просим – продолжайте же чтение.
Хлопец наш по фамилии Алексеев носил старое доброе имя Жора – Георгий то бишь – и был действительно симпатичным молодым человеком. Возраста он был двадцатичетырехлетнего, а это значит, что старше Анечки на четыре года, носил бороду – не сильно густую, но и не сильно редкую – кожаный пиджак и вычурноватую, до боли ординарную причёску с зачёсанной на бок длинной чёлкой и выбритыми висками.
- Я думала, что пианисты не носят таких причёсок,- отозвалась на его внешний вид Анечка.
Алексеев показательно хохотнул.
- Может, пианисты и не носят, но Жора – носит.
- Ха-ха! Ты что же, Жора, пианистом себя не считаешь?
- Я предпочитаю называть себя артистом.
- Ох и чудной же ты парень…
- Спасибо за комплимент.
- Комплимент? О, это вовсе и не комплимент.
- А что же? Да брось, Анюта, я же вижу, что нравлюсь тебе.
Она замедлила шаг и даже почти остановилась.
- Завязывай-ка ты со своими этими шуточками, ладно? И хватит уже за мной повсюду таскаться!
- Хо-хо-хо! Ишь какая! Ну, оно-то и славно – Жора любит девчонок с характером,- ухмыльнулся Алексеев,- дай же мне свою руку, я провожу тебя домой.
Он протянул Анечке свою ладонь – та отпрянула в сторону и оказала ему всё своё возмущение, на какое только была способна. Такая реакция Алексеева не устроила, и он поспешил завладеть рукой девушки самовольно и без её согласия.
- Да отвали ты! – она оттолкнула его и поспешила домой. На сей раз Алексеев увязываться за ней не стал – он понял, что проиграл раунд, но нисколько не сомневался, что на следующий день попытает счастья вновь.
А вот как произошла их первая встреча: с утра пораньше Анечка, недоспав и не позавтракав, скоренько топала ножками на свою учёбу. Проигрывая в голове очередную пьесу или сонату, что с таким трудом и самоотдачей разучивала накануне, она заметила – или почувствовала? – чьё-то присутствие справа от себя - кого-то, также поспешно шагающего. Это и был Алексеев.
- Девушка, девушка, а как вас зовут? – сквозь ехидную улыбочку, что позиционировалась как очаровательная, выдавил он.
В ответ на это Анечка только ускорила шаг и опустила голову, устремив взгляд на свои прыткие туфельки. Алексеев не отставал.
- Позвольте-ка мне угадать! – он поднёс указательный палец к губам, в попытке изобразить некую задумчивость и, спустя пару-тройку секунд, прощебетал вновь,- Лена?
Анечка не подавала голоса.
- Оля?
Она по-прежнему молчала.
- Катя? Юля? Марина?
Молчание.
- Вика?
Она остановилась и взглянула на своего преследователя.
- Молодой человек, что вам от меня нужно? – проговорила Анечка.
Алексеев убрал свой палец ото рта, дышал часто – выносливостью он особой, как оказалось, не блистал, но ехидную улыбочку на лице сохранил.
- Я бы хотел с вами познакомиться.
- Зачем?
Он слегка сконфузился. Вопросик оказался для него колковатым.
- Эмм… Да так, чтобы просто… пообщаться.
- Мне и так хватает общения,- соврала Анечка.
- Да ладно вам! Чего вы такая? Агрессивная…
- Никакая я не агрессивная,- слегка насупилась Анечка.
- Конечно! Конечно не агрессивная! Это я так… взболтнул! Вы очень… милая.
Она чуточку покраснела. На её устах заиграл маленький намёк на улыбку.
- Почему бы нам не выпить с вами по чашечке чая? Я знаю одно отличное местечко – тут неподалеку. Вы какой любите – чёрный или зелёный?
- Я… пожалуй, зелёный.
- Надо же! И я – зелёный,- обнажил дёсны Алексеев.
- Мм… - промычала Анечка.
Алексеев помолчал с пару секунд, в ожидании ещё какого-нибудь словечка и, не дождавшись более ни звука, снова заговорил:
- Так что? Выпьете со мной чая?
- Я… не могу. Мне нужно на занятия.
- И мне ведь тоже нужно на занятия! Давай что ли… после занятий. Сможете?
- Даже не знаю…
- В котором часу вы заканчиваете?
Настырность и неприступность этого парня обескураживало Анечку – он просто лишил её всякой возможности уйти от согласия.
- В два часа. Я заканчиваю в два часа,- ответила она.
- Отлично! Тогда я подожду вас в холле. Буду там в два! – радостно воскликнул Алексеев,- кстати, меня Жора зовут.
Это было, конечно, не совсем кстати, но ему так хотелось ей представиться, что оно попросту вырвалось.
- Очень… приятно,- смущенно выдавила из себя Анечка. После ещё нескольких мгновений неуклюжего молчания она закончила их беседу.
- Ну, мне пора,- пролепетала Анечка и удалилась прочь.
Тогда Алексеев больше ничего не сказал – не стал он и догонять девушку. Ведь они непременно встретятся. Вскоре – в два часа – и у них ещё будет время поговорить. Она не соврала ему – в этом не было никакого сомнения – и малейшего.
В тот день он не пошел ни на какие занятия, а в половину второго уже стал посиживать в холле – в нетерпеливом своём ожидании.
Анечка же на свои занятия попала и уже уйму раз успела пожалеть о том, что заговорила с этим парнем и сообщила ему время окончания своего последнего урока. Он назвал её агрессивной – какая глупость! – она же, напротив, посчитала агрессивным его – уж такое сложилось у неё первое впечатление об Алексееве. Нет, он всё же показался ей несколько другим – не совсем агрессивным, а каким-то… наглым. От него веяло некой напыщенностью и своего рода праздной самоуверенностью – не по душе ей приходились такие особи. Но ведь она сказала ему, когда заканчивает! По сути, дала согласие на чаепитие – приняла приглашение. О, зачем, зачем она это сделала!
Анечка подумала о себе, как о дурочке – маленькой глупышке, на которую стоит только немного надавить, дабы получить предпочитаемый ответ. Эх… Она даже стала всерьёз помышлять о том, чтобы смыться с учёбы пораньше – впервые в жизни! – только бы избежать встречи с этим… Жорой. Но нет, как могла она так поступить? Это же нельзя! Плохо оно, плохо! Да и потом… Некрасиво как-то – он ведь будет её ждать… Может, он не такой уж и скудный парень? Нет, никуда она не уйдёт – это же всего-навсего чашка чая!
Он предпочёл самый дальний столик, в самом углу заведения – это было маленькое кафе, довольно уютное, с непринужденной атмосферой и тихой, нераздражающей музыкой. Перед Алексеевым и Анечкой стоял небольшой белый чайничек с заварным зелёным чаем и две чашки – он наполнял уже вторую.
- Итак… Как же тебя зовут, а? – проговорил он, усаживаясь.
- А мы уже… перешли на ты? Разве?
- Перешли. А ты против?
- В общем-то… нет, не против.
- Ну и замечательно. Скажи мне уже наконец своё имя!
- Аня. Меня зовут Аня.
- Аня! Вот же ж… и как я сразу не догадался? Аня! Прекрасное имя – Жоре нравится.
Анечка отпила немного чая. Спустя пару глотков, она заговорила:
- Думаю, мне стоит перед тобой извиниться.
- Извиниться? За что?
- Ну, как за что? За своё поведение. Дурно я себя с тобой повела – уж прости, если обидела.
Алексеев засмеялся ехидным смехом, после чего превратил его в уже хорошо известную нам ехидную улыбочку. Его чай оставался нетронутым.
- Ерунда! – выпалил он,- незачем извиняться.
- Ладно,- моргнула Анечка,- тогда расскажи мне чего-нибудь о себе. Ты тоже из музыкального?
- Ага. Поступил в этом году. Однако, не думаю, что задержусь там надолго.
- Вот как… Это ещё почему?
- Я собираюсь гастролировать – мне будет некогда учиться.
- Гастролировать? Интересно. А на чём же ты играешь?
- На его величестве фортепиано.
- Ох, пианист, значит! – воскликнула Анечка восторженно,- и я, и я играю на фортепиано!
- Да? Здорово. Может, сыграем как-нибудь… в четыре руки? – подмигнул Алексеев.
- Мм… Не уверена. Я, в общем-то, не важно играю. Худой из меня пианист, знаешь ли. А ты, должно быть, здорово играешь! Ну, раз гастролировать собираешься…
- Да, Жора хороший пианист. Если хочешь, приходи как-нибудь в гости – послушаешь.
Анечке вдруг резко захотелось чая – она сделала два больших глотка.
- Что за странная манера говорить о себе в третьем лице? Обычно так делают бабушки,- довольно ловко ей удалось сменить тему.
- Не вижу здесь ничего странного. Мне просто нравится моё имя, - он дотронулся до своих волос – с какой-то особенной нежностью поправил чёлку.
- Хм… довольно редкое имя, как по мне. В наши дни Жоры встречаются нечасто.
- Да, мне больше Жор не попадалось – только я. Знаешь, а ты красивая,- наконец он решил побеспокоить свой уже изрядно остывший напиток.
- Я… обычная,- смутилась Анечка.
- Нет-нет, правда, ты очень привлекательная. Ты приглянулась всем парням из моей группы.
- Серьёзно?
- Ага. Мы даже поспорили о том, кто первый пригласит тебя на свидание,- он поставил свою чашку обратно на стол,- как видишь, победил Жора. Я и не сомневался.
Ещё пуще прежнего смутилась Анечка. Слова Алексеева не приходились ей по душе.
- Как-то это… по-дурацки.
- Ты о чём?
- Этот ваш спор и… что значит – приглянулась всем парням из твоей группы?
Вновь послышался ехидный хохот Алексеева.
- Запали на тебя значит, Анюта! Все парни из моей группы. А чего ты так удивляешься? Оно-то понятно… дело молодое. Все мы – живые люди.
- Что ты… хочешь этим сказать?
- Любви-то хочется! Тепла женского…
- Эмм… какого тепла?
- А? Ну ты… Женского тепла! Женского! Вот мы и поспорили. Но ты не переживай, свидание-то у тебя со мной, так что ты – моя. Все остальные уже за бортом.
- О чём ты говоришь? – она начинала нервничать,- какое свидание? У кого? У нас? И что значит – я твоя?
- Анюта, ну что ты… как маленькая. Ты мне нравишься – в этом всё и дело. Очень нравишься,- он снова принялся поправлять свою причёску,- так что, хочешь послушать, как играет Жора? Подумай… для тебя – совершенно бесплатно!
- Я… пожалуй… пойду,- она ухватилась за свой рюкзачок – с конспектами, нотами, книгами,- мне пора.
- Пойдёшь? Куда ты пойдёшь? Мы ведь только недавно пришли!
- Жора, я ухожу. Ты, Жора, не на того человека позарился. Не на ту девушку глаз положил. Мне пора возвращаться домой,- она встала из-за стола и ринулась к выходу.
- Э, ты чего? Анюта, подожди! Давай же я провожу тебя! – он кинулся вслед за ней. Ему не составило особого труда догнать её – он настиг её у самой двери и схватил за плечи.
- Подожди, я сказал! – крикнул он.
- Пусти!
- Чего же ты так себя ведёшь, Анюта? Давай просто поговорим,- он опустил свои руки пониже и ухватил Анечку за талию.
О, как мягко и приятно было ощущать ему её тело! - из-под тонехонькой шелковой рубашонки исходило так много тепла и нежности, что Алексеев тотчас же задался вопросом о запахе её молодой кожи, и преисполнился желанием ощутить её сладостный аромат. Эта девушка действительно ему приглянулась, но справедливости ради следует отметить, что она ему вовсе не нравилась – он, равно как и остальные хлопцы из его группы, просто-напросто на неё «запал». Оно представляет собой некое современное дурное явление, что влечёт за собой вульгарные мысли и грязные желания по отношению к объекту «симпатии». Как мы видим и можем удостовериться на этом примере, и среди музыкантов – людей, казалось бы, неглупых, творческих, способных ценить прекрасное и воспевать высокое, попадаются маленькие похотливые идиотики – дрянные людишки. «Как же так! – запоёте вы,- оно же всё от природы, естественно!» «Дело молодое»,- как сказал сам Алексеев. Оно-то, конечно, понятно, что от природы и естественно, но, товарищи, надо же иметь хоть каплю совести и какого-то ума! Вот попался нашей Анечке наглый и дурновоспитанный Жора со своим «естественным» и «молодым», ну так что теперь? Он же подлец! Негодяй! Ну как, как вы можете идти на поводу у таких людей? И пусть вы, общество, окрестите нашу Анечку фригидной, странной, пусть она будет хоть тысячу раз старомодной сукой, я вам от лица всей той чести, красоты, целомудрия – всего того мизера высоких и прекрасных чувств, что крохотной каплей остаются в нашем мире – и светлой любви, скажу, что лучше бы ей – и всем таким, как она – быть одинокой, страдалицей, иль уйти в монастырь, чем размениваться на всякую чепуху и портить свою жизнь, очернять душу в погоне за этим вашим «молодо» и «естественно». Да провались ты пропадом, общество, воспевающее свой срам и гнилую любовь! Пусть не будет счастья нашей Анечке, пусть не будет счастья нашему Вадику – быть им одним до конца дней своих, но зато с честью и с чистотой.
Что дальше было? Ах, а что же дальше-то было между Анечкой и Алексеевым? Любопытные! Да ничего, ничего и не было. Отвязалась она от него – с кафе того благополучно убралась, и впоследствии, после неоднократных к ней его приставаний и преследований, отшила с концами. Сдался наш мачо, наш великий пианист, и выпустил девочку из своих грязных лап. Благо, и из мыслей его она вскоре испарилась – должно быть, ему удалось отыскать более сговорчивую девицу.
Вот такая вот чушь творится в нашем с вами мире, друзья, вот такие вот клоуны повсюду. Дураки и проходимцы. Циркачи.

Оставить комментарий

avatar

Литературный портал для писателей и читателей. Делимся информацией о новинках на книжном рынке, интервью с писателями, рецензии, критические статьи, а также предлагаем авторам площадку для размещения своего творчества!

Архивы

Интересно



Соцсети