* * *
Ресторан «Итальянский дворик», расположенный в самом центре Белобровинского парка – уютное, огороженное местечко – имел закрытые павильоны для холодной погоды и выставленные на веранду и дальше – во двор под навесы – столики для летней. Наша пара выбрала вариант трапезы на свежем воздухе и подошла к ближайшему свободному столику. Но тут возникла неожиданная заминка. Галина не спешила присаживаться, озабоченно озиралась по сторонам. К ним уже торопился паренёк-официант в тёмно-красном форменном переднике. Он явно узнал Истомину.
«Рады вас видеть снова! Вам у нас понравилось»? (а Галка-то не в первый раз в этом ресторане. Интересно, с кем она здесь недавно была?) – «Да, да, - сказала она, - принесите кресло, как в прошлый раз».
А ларчик просто открывался! Одного взгляда на пластмассовые летние стулья без подлокотников, расставленные вокруг, было достаточно, чтобы Андрей запоздало понял: во-первых, сидеть на таких его спутнице теперь не по статусу, а во-вторых, ни одно из этих хлипких сооружений не вполне надёжно для её нового веса и «тыла».
На самом деле Истомина только один раз была в этом «Дворике», предпочитая более элитные места. Два-три раза в неделю она «отводила душу» в «Престиже» или в «Барсучьей норе» - лучших ресторанах Наупинска. В оба места её раньше несколько раз приглашали – в одно шеф, в другое влиятельный поклонник. После она приезжала туда сама, сначала изредка, потом стала завсегдатаем с «платиновыми» картами почётного гостя.
Официант с бейджиком «Андрей» («вот ведь непрошеный тёзка!» – почему-то остался недоволен аспирант) уже нёс над головой и ловко поставил к столику широкое,
плетёное, но устойчивое кресло с подлокотниками. Заботливо положил на сиденье плоскую подушечку и убежал за меню. Истомина передала Андрею свой бежевый пиджак, который он повесил вместе со своей джинсовой курткой на ближайшую вешалку. После чего попытался приобнять и притянуть к себе Галину, как в прежние времена. Истомина решительно освободилась, спихнула с себя и отвела его руки («Не позволяй себе лишнего»). Он принял делано-виноватый вид («Ах, как я смею?»), попытался сказать что-то шутливое, наткнулся на молчание и осёкся. Самое обидное – Галя не возмущалась, не сердилась вслух, что является, как известно, оборотной стороной неравнодушия, а просто молча, с досадливой гримаской показала, что ей неприятна эта неуместная попытка приставания. («Ну да, я же теперь не принадлежу к её кругу»). Она демонстративно отошла на два шага в сторону, облокотилась на перила, ограждающие площадку, и стала рассматривать оформление летнего павильона.
У неё появилась новая привычка – стоя, на что-нибудь облокачиваться.
«А может, я мнителен. Со мной всё в порядке, но у неё наверняка сейчас кто-нибудь есть, вот и не хочет целоваться-обниматься. Тем более на людях».
Выждав какую-то одну ей ведомую паузу, молодая женщина вернулась, опустилась в кресло и придвинулась к столу. Несмотря на подушечку, она села по уровню чуть ниже своего компаньона из-за глубины кресла, так что её круглые колени оказались довольно высоко. Но от нескромного взгляда сверху её ноги прикрывал («эх!») низко спускающийся со стола край скатерти.
Аспирант заказал себе самую дешёвую пасту «карбонара» и бокал «домашнего сухого красного», имея в виду, что ему как джентльмену придётся потраться на хороший аппетит подруги. Водя аккуратным ноготком по меню, Истомина медленно диктовала почтительно склонённому официанту свой выбор, состоящий не менее, чем из шести пунктов: «Салат по-итальянски с беконом, каннеллони с начинкой из фарша, говядина тальята…» Андрей прослушал остальное, уловив только во второй части списка слово «паста».
- Два раза макароны? – удивлённо «влез» он в перечень.
Истомина недовольно посмотрела на друга (мешает девушке заказывать!) – Ну да, паста с креветками под соусом бешамель. Это и каннеллони – два совершенно разных вкуса!
- Попробуйте наше новое блюдо, - попытался завладеть инициативой официант. Но Галина Анатольевна прервала его предложение:
- Нет, как-нибудь в другой раз, – она, сделав чуть обиженное лицо, приложила пухлую руку пониже груди, – женщине иногда приходится себя ограничивать, ну вы понимаете.
- Да-да, конечно, – закивал официант. - Это всё?
- Одно меню не уносите, - попросила заказчица – Десерт будем позднее.
Она настояла на том, чтобы вместо сухого «домашнего» они взяли на двоих бутылку марочного полусладкого («а там как пойдёт») и немного колотого льда. Парень лихорадочно пытался вспомнить цены на блюда и точное содержимое своего кошелька. Вроде должно было хватить.
За едой их разговор пошёл легче, чем во время ходьбы по парку. То ли прошли первые минуты неловкости, то ли хорошее вино слегка развязало им языки и убрало настороженность. Словно сговорившись, они не касались темы, как у кого дела «на личном фронте»: Андрей боялся услышать, что Галя не свободна, и оттягивал минуту неизбежного объяснения. Его бывшая пассия тоже не спрашивала в этом направлении. Зато оба стали оживлённо рассказывать друг другу о всевозможных других новостях, о своих успехах. И чем дальше продолжался разговор, тем большую неловкость чувствовал аспирант, которому нечего было противопоставить блестящим галиным достижениям подруги. А эти достижения включали и выигранные дела в суде, и ознакомительные поездки за рубеж, и встречи здесь, в их городе, с зарубежными партнёрами…
«Всё-таки, несмотря на своё сибаритство, она действительно умеет работать и знает своё дело».
Он медленно ковырял вилкой свою пасту карбонара, стараясь, чтобы её хватило на всё количество вина. Для себя он успел подметить ещё кое-что новое в спутнице – её иную, чем раньше, манеру есть. Прежде это была обычная для девушки неспешная разборчивость. Теперь же она поглощала стоящие перед ней блюда с какой-то деловитой основательностью, как работник физического труда после смены (и оживлённый разговор ей не мешал!), словно заключив с кем-то пари съесть за один присест как можно больше.
Первые два её блюда, включая каннеллони, исчезли за четверть часа – официант только успевал менять тарелки. Но, добравшись до говядины «тальята», Галина стала есть помедленнее. Несколько раз она опускала руку под стол и с мимолётной тенью недовольства на лице проводила себе по поясу. И мужчина догадался, что его подругу немилосердно сжимает прямая деловая юбка (и как она только в неё ещё влезает?) – которая и так ей тесна, а теперь ей и вовсе трудно в ней терпеть.
- Ой, Андрюш, посмотри, пожалуйста, туда, - замахала рукой Галина куда-то за спину компаньону – Там, похоже, нашу новую рекламу повесили? Давно обещали. – Он повернулся, но краем глаза успел заметить, как Галина Анатольевна быстро расстегнула пуговицу на юбке.
- Ты имела в виду тот рекламный щит? – обернулся он.
– Нет, я ошиблась, это не то, - на смугловатом, милом лице Гали читалось облегчение. Аспирант снова наполнил бокалы, и она с воодушевлением предложила новый тост.
– Душа моя, - неожиданно заботливо она притронулась своей рукой с аккуратным маникюром к руке мужчины – и от этого забытого ощущения его словно ударило лёгким током, - тебе надо больше есть. Ты худой, как не знаю что. Скоро упадёшь тут со мной – кто тебя до поезда отведёт? Закажи себе какое-нибудь мясо!
(«Надо же! Лёд что ли тронулся, господа присяжные заседатели? Или она просто от еды добреет? Впрочем, как и все мы…»).
Истомина, перехватив пробегавшего официанта, заказала для Андрея шашлык и салат. –«Ну всё, - обречённо подумал аспирант, - теперь точно не хватит рассчитаться. Если только не пополам…».
Это была только половина их застолья. Ещё с полчаса Галина насыщалась – так же деловито-безостановочно. «Что значит, привычка", – добродушно, думал про себя Андрей, сам уже сытый,– «но, всё-таки раньше она ела меньше». Но тут же отвечал себе: «А она во всём изменилась. В ней больше нет ничего от прежней девчонки. Она – дама, состоятельная молодая дама, начальница, барыня. И может себе это позволить. И в некотором смысле - не обязательные ли это издержки её должности и значения? Не компенсация ли за нервы и ответственность?».
Ближе к десерту, после того, как Галя расправилась с ещё тремя блюдами, её речь стала перемежаться придыханиями. Покончив со второй пастой, она, неожиданно не справившись с рефлексом, слегка рыгнула и быстро прикрыла рот рукой, немного смутившись.
«Ну всё уже, всё, - потешался про себя чуть захмелевший аспирант, - куда тебе ещё?»
- Принесите каппучино и тирамису, - переведя дыхание, сказала Галина официанту, убиравшему со стола последние тарелки, – Ты что будешь на десерт?».
- Да я не…
- Два каппучино и два тирамису.
- Нет, мне, пожалуйста, только чай.
Ещё с четверть часа они сидели, вяло перебрасываясь малозначительными репликами, попивая быстро остывающие кофе и чай. Попытку Андрея рассчитаться Галина мягко, но решительно пресекла и сама вложила в папочку со счётом несколько сине-зеленоватых бумажек. Парень всунул в папку несколько своих пятисотенных и сотенных купюр, пытаясь сохранить лицо, но испытывая прилив благодарности подруге за понимание.
Ещё немного они молча отдыхали от «испытания желудка», исчерпав темы для беседы. Наконец Истомина подала Андрею руку:
«Ну, спасибо этому дому, пойдём к другому. Помоги мне встать».
Он, приложив некоторое усилие, потянул Галину из кресла. Молодая начальница осторожно приподнялась, медленно выпросталась, чтобы не толкнуть стол. Андрей стал подавать ей пиджак и неожиданно оказался прикован глазами к новой черте во внешности своей спутницы.
К концу обеда Галя раздула живот. Теперь он был как на седьмом месяце, откровенно выпирал и растягивал и без того натянутую юбку. Парень несколько секунд пристально смотрел на него, даже осознавая, что неприлично долго пялится. Истомина, поймав его взгляд, слегка покраснела, быстро натянула пиджачок, застегнула спереди (сошёлся с трудом), после чего деланно-бодро предложила: «Пойдём ещё пройдёмся?».
(«Серёгу всё равно нельзя дёргать раньше полседтмого, - подумала она о водителе - надо убить время»).
Они медленно пошли в сторону центральных аллей. Галина под руку со спутником вновь обрела прежнюю уверенность походки и снова ступала короткими, но энергичными шагами, с достоинством неся своё тело.
Неожиданно она вызвала в воображении аспиранта образ пчелиной "матки". "Управляет своим маленьким ульем, посылает гонцов и сборщиков нектара. Раздаёт поручения и наказания, принимает подношения от всего роя, раздувает брюшко. Интересно, сколько "трутней" имеют к ней доступ?" Неожиданно ему вспомнилась выдержка из когда-то читанного "по диагонали" садоводческого журнала: "Одна из главных опасностей для пчелиной "царицы" - недоосеменённость". Его бросило в жар приятного стыда, мелькнула горько-весёлая, немного мстительная мысль: "А не твой ли это случай, дорогая? Может, тебе кое-чего не хватает, вот и подсела на еду как на антидепрессант?
Я пьян. Чушь всякая лезет в голову. Надо встряхнуться».
- Я немного поправилась за последнее время, - неожиданно заявила Галя, – У меня нервная работа, она требует больших затрат энергии. Мне надо хорошо питаться. Но сейчас надо пройтись. Как хорошо, что мы сегодня гуляем!
Казалось, она подстёгивает сама себя такими заявлениями. Но участившееся дыхание вновь выдавало её усталость от ходьбы, которое, как и в начале их встречи, опять наступила очень быстро.
Столичная жизнь вырабатывает искусство говорить не то, что думаешь, а то, что от тебя ожидают услышать.
- Галка, не парься. Ты замечательно выглядишь. Красивая, молодая женщина. Потом, ты столько всем раньше занималась - и на ушу ходила, и в походы на байдарках ходила («шесть-семь лет назад» – пронеслось мельком в его голове). – Ты активная, дашь фору любой девочке.
Он сам себе был неприятен своей лестью.
Даже самые умные люди почти верят в то, что хотят о себе услышать.
- Да, - тряхнув головой, заявила Истомина, - я такая, я всегда считала, что надо быть активной.
Перед ними было начало знаменитой Белобровинской лестницы – длиннейшего подъёма наверх в несколько сотен ступеней, обнесённого с одной стороны деревянными перилами. Марши восхождения чередовались с небольшими площадками с цветочными клумбами.
- Пошли наверх, – потянула рукой друга Галина. И словно к ней вернулась порывистость её восемнадцати лет, она смело ринулась на первый марш подъёма. Конечно, теперь она была тяжеловата, чтобы непринуждённо взбегать по ступенькам. Но всё же стала шагать наверх быстро и энергично, крепко ставя ноги. Андрей стал подниматься следом. Перед ним почти на уровне лица "ходили ходуном" круглые, обтянутые «шары», лишь наполовину прикрытые пиджачком, мелькали налитые икры и чётко выраженные, как у всех полных женщин, подколенные ямки. И снова он не мог для себя ответить, нравится ему это или нет. Пока это было слишком непривычно. Но внутри безошибочно зажёгся огонёк былого желания, и доверять следовало ему, а не рассудку.
Аспирант резво взбежал за подругой, держась рядом, подозревая, что скоро её надо будет поддержать. И не ошибся.
Были времена, когда Галя, плотно-фигуристая, четырёхпудовая, ходившая в походы, без особого труда одолела бы всю лестницу. Было несколько лет назад время, когда она, аппетитная, пятипудовая, натягивала на соблазнительное тело велосипедки, эпатируя мужчин своими обтянутыми ногами и формами, и гоняла на своём двухколёсном «друге». Было совсем недавно и то время, когда она, уже основательно полная, шестипудовая, почувствовав необходимость в моционе, по дороге домой шла часть пути пешком. Но теперь она, забывшая, когда в последний раз обходилась без машины, пыталась заставить совершить подвиг своё давно отвыкшее от усилий сточетырёхкилограммовое тело. Да ещё после большого обеда.
После шести пролётов Истомина стала замедлять темп. После девятого пролёта она стала отдуваться, перешла на шаг, остановилась на очередной площадке, ухватившись рукой за перила, пошатнулась, словно теряя равновесие. Андрей крепко обхватил её широкий стан, удержал, притянул к себе, чувствуя вновь рядом такое знакомое и одновременно такое новое тело. И теперь ей было не до сопротивления другу.
Галина шумно отдувалась. Её смугловатое лицо стало почти красным.
«У-у-у-у-у-уфф! О-о-о-о-оххх!». Слишком часты корпоративные застолья, деловые обеды с партнёрами, рестораны, поздние ужины дома, заглушающие стресс перекусы на работе с кофе и выпечкой.
Некоторое время они стояли, восстанавливая дыхание, прижавшись друг к другу, как в старые добрые времена. Ничего не говоря. Эта минута неожиданно «сломала» тонкий лёд, невидимую перегородку, мешавшую им до этого. Из пафосной оболочки вдруг проступила прежняя, в чём-то беззащитная, несмотря на крупность и показную самоуверенность, девушка, которой при всём её статусе по-прежнему нужна была сила и поддержка мужчины.
- Спаси-ибо, без тебя я могла бы упасть.
Резковато заиграл вызов у неё в сумочке. Нырнула рукой, выловила последнюю модель Siemens’a
«Да, Сергей? Освободился? Подъезжай к входу в центральный парк со стороны Ломоносовской. Я подойду минут через пятнадцать».
«Надо сказать сейчас», - подумал Андрей, но несколько секунд колебался: он держал в объятиях широкую, округлую, тяжёлую и – от плеч до подколенных ямок – мягкую фемину. Наконец решился.
- Галка, - сказал он хрипловато – отпустив её из объятий, но продолжая держать за руки, - хотел тебе сказать… Давай будем вместе, - дальше говорить вдруг стало легче и слова понеслись быстрее – вернусь сюда совсем, мне же есть, где жить. А если ты не захочешь у меня – снимем квартиру. Я говорил с одним завкафедрой в Современном Гуманитарном. Как только я получу степень – они меня возьмут. Со следующего семестра возьмут на работу. А до этого времени что-нибудь ещё найду…
Истомина смотрела на него ласково, но со странным выражением, значение которого он раньше угадал, чем понял.
- Андрюш, - начала она с паузами, - ты хороший, ты всегда был хорошим. Но понимаешь, мы не можем быть вместе.
Ещё до следующей фразы он уже знал, что ему придётся услышать.
- Я люблю одного человека. И хочу быть с ним всегда.
Игравший всеми красками счастья мир, вращавшийся наливным яблоком на ветке в свете ясного сентябрьского дня, лопнул, как радужный мыльный пузырь, обрызгав лицо скользкими каплями.
- А он тебя… любит?
- Мы помолвлены. И скоро поженимся.
Он молчал, чувствуя нарастающий стук крови.
- Ты не расстраивайся. Всё у тебя будет хорошо. Ты же умный, талантливый. Ну зачем тебе Наупинск? Ты уже многого добился, сейчас станешь кандидатом – ну и делай карьеру в Москве, пробивайся. У вас там в вузе такие девушки учатся и работают – красивые, умные, (после небольшой паузы) – стройные.
- Мне нужна ты. Я только недавно понял, что все эти три года мне была нужна только ты. Зачем я только тогда уехал?
- Зачем я тебе? Я взбалмошная, резкая. Тебе покладистая девушка нужна.
- Это не так.
- Я… толстая, Андрей.
- Ну, я бы так не сказал…
Расстегнула пиджак, отвела отвороты в стороны.
- Не сказал? Ты что, не видишь, как я сильно поправилась?
- Галя…
Снова обхватил, привлёк к себе, нашёл губами губы, несмотря на то, что она отвернула лицо, теряя контроль над собой, стал оглаживать правой ладонью объёмистую пышность ниже поясницы.
- Андрю-ю-ю-юш, - мягко, но решительно освободилась, как в предыдущий раз – голос стал строже, - держи себя в руках. И чуть ласковее – ну, приходи в себя, приходи. Всё в порядке, всё хорошо (он закрыл горящее лицо руками).
Ещё с минуту она легко гладила его по волосам.
Наконец отнял руки от лица, распрямился.
- Я пойду. Но сначала тебя провожу.
- Хорошо.
Через десять минут он открыл перед ней дверцу бесшумно подъехавшего чёрного BMW и – для уже тяжеловато забравшейся и устроившейся на заднем сиденье - выдавил прощальную улыбку и помахал рукой.
* * *
«Ну ты и дурак!»
Аспирант зло, дёрганной походкой, с горящим лицом шёл по направлению к вокзалу. От души пнул носком подвернувшийся на тропе бумажный пакет.
Бредущий навстречу «браток» с бутылкой пива в руке, счёл нужным обернуться вслед и высказаться:
- Ты чё, бл..дь, как бешеный?!
«Получу степень, буду работать преподавателем, снимем квартиру… Нужно ей это при том, что она имеет сейчас, наивный чукотский юноша»!
Через четверть часа он уже стал спокойнее. Какое-то его второе «я» подсказывало ему, что всё получилось правильно – независимо от его воли.
«Признайся себе – ты уже не любишь её. И вряд ли когда-нибудь любил. Иначе бы не уехал. «Зацепила» она тебя. Просто зацепила когда-то. А это другое. Это пройдёт. Уже проходит.
Быстрая ходьба успокаивала. Улицы родного города летели ему навстречу и развевались за ним, как волосы. Но «родные стены» не помогали и не успокаивали. В Москву, в Москву, в Москву – как все три сестры вместе взятые!
«Хватит жить в общаге. Защититься через два месяца – и рвать из этого клоповника. Надоело. Снять квартиру, нет, ещё не по карману. Комнату. Нормальную работу. Закрутить роман с девушкой попроще… невысокой, фигуристой, плотненькой, с карими глазами, с широкими бёдрами…
Ближе к вокзалу он с удовлетворением подумал: «А хорошо, что не потратился сегодня на розы».
* * *
- Домой, Серёж.
Первое, что сделала в машине Истомина, пользуясь тем, что она была на заднем сиденье – реализовала желание, которое мучало её весь последний час, перекрывая даже объяснение с Андреем – осторожно, чтобы не сорвать, расстегнула сбоку вниз молнию на юбке. После чего, наконец, стала дышать свободнее.
«Тесна стала. Завтра надо надеть что-нибудь другое».
Реакция её тела на подъём наверх на лестницу слегка озадачила её, но не настолько, чтобы лишить душевного равновесия.
«Надо, конечно, немного скинуть, вернуться к девяносто пяти. В этом весе мне было комфортнее».
Встреча со старым другом, давно уже вышедшим за границы её успешного мира, не произвела в её душе сильного смятения.
«Решился на объяснение. Надо же. Забавный. Спохватился спустя столько времени. И, похоже, сильно расстроился, «убит» ситуацией. Ничего, пройдёт, может даже останемся друзьями по переписке».
И всё-таки, какое-то волнение, вызывающее дискомфорт, осталось. И она инстинктивно убрала его самым своим безотказным способом.
- Серёж, притормози.
В окне была вывеска кофейни – той самой, новой, на Весенней, куда приглашал её Андрей. Передала водителю купюру.
- Возьми мне, пожалуйста, сюда «латте» и «наполеон».
Полчаса тому ей казалось, что в неё ещё долго ничего не влезет после «Итальянского дворика». Но…
Кофе с молоком был в меру горяч, вызывал умиротворение, слойка такая, как надо – с достаточным количеством масляного крема.
Пока она жевала и запивала, водитель терпеливо ждал, склонившись на баранку.
Промокнула губы, посмотрелась в зеркальце, подвела губы.
- Едем.
Блаженно откинулась на спинку сиденья.
В следующую минуту она забыла все досадные мелочи прошедшего суматошного дня и лениво плавала в приятных воспоминаниях и мечтах об Игоре.
Застегнуть молнию перед выходом у своего подъезда, она не смогла.
* * *
Человек предполагает, а располагают, как известно, совершенно другие силы.
Андрею, идущему на вокзал, никто не мог бы сказать в тот момент, что после защиты он не сразу поменяет условия проживания, а застрянет в студенческом общежитии ещё на два года, да и учёная степень не окажется безотказным «пропускным билетом» в лучшую жизнь, а следующая его девушка будет выглядеть совершенно по-другому.
Галине, уверенной в своём ближайшем будущем, расслабленно мечтающей в кожаном салоне, никто не шепнул на ушко, что она не выйдет замуж за того, с кем помолвлена, и в ближайший год будет из-за этого сильно страдать, а вместо того, чтобы скинуть, начнёт стремительно толстеть и будет вынуждена нанять домработницу.
Оба они не знали, что это далеко не последняя их встреча.