Иван да Марья
А. Дешабо
В дорожном участке Иван появился весной, не то в марте, не то в апреле. Он стоял перед начальником, засунув руки в карманы, и, щурясь от яркого весеннего солнца, спросил:
- Трактористы нужны?
Начальник – высокий, могучего телосложения мужчина – засуетился:
- Конечно, браток, ох, как нужны, четвертый день трактор стоит. Этот треклятый Смолькин опять запил.
Трактор был новенький, блестящий. Иван потянул на себя рычаги и зажмурился от удовольствия. Весенний воздух пьянит после долгой зимней спячки, делает человека удалым и бесшабашным. На трактор навешена бульдозерная лопата и Иван, круто развернувшись, вгрызается в сугроб талого снега, перемешенного с глиной и щебенкой. Он толкает умело: прочь, прочь с дороги. Трактор у него не надрывается, а урчит, словно довольный кот, двигатель работает ровно, на низких тонах. Вечером Иван идет в общежитие – низкий бревенчатый дом. В комнате семь кроватей, одна без простыней и подушки – это Ивана. Еще утром начальник ему сказал, – будешь жить как Бог.
Иван не знал, как живут Боги, и есть ли у них общежитие на семь персон, но он тогда кивнул головой – ладно, попробую. Ребята подобрались веселые, уже через два часа Иван со всеми познакомился. Уборщица, тетя Фая, толстая неопрятная женщина, лет сорока восьми, подавая Ивану чистое белье, проговорила: «Только водку не пей, а то в миг из общежития вылетишь».
- А я и не пью ее, - улыбается Иван, - употребляю только сухие вина и коньяки с выдержкой не меньше пяти лет.
- Ишь ты, богатей выискался, - протянула тетя Фая с недоверием.
Вечером ребята наряжаются и идут на танцы в городской парк. Иван тоже увязался с ними. На танцплощадке играет джаз-квинтет из областного музыкального училища, невесть какими судьбами попавший в этот городок. Танцуют одни парни, девушки испугано жмутся к перилам. Пронзительные звуки саксофона возносятся спирально в бездонное черное небо. Стремительная барабанная дробь рассыпается по площадке и теряется в расплывчатых тенях деревьев. Парни танцуют вразнобой, каждый свое, извиваясь, прыгая и сотрясаясь всем телом в каком – то безудержном диком обряде. И вся эта разноцветная многоликая масса трясется, беспорядочно двигается, словно молекулы в броуновском движении. Иван не смеет выйти на круг, но, как – то сразу решившись, он с какой – то хмельной лихостью врывается в центр, выкидывает в сторону ноги, вздрагивает, подражая ударнику, сидящему на сцене, дергает руками… и уже не чувствует себя. На площадке нет Ивана, есть единое тело спрута, неистово извивающегося в волнообразных конвульсиях, кричащего и слепо подчиняющегося длинному, тощему саксофонисту. Тонкий, визгливый звук обрывается на полу ноте и оглушает тишиной, нарушаемой тяжелым дыханием танцующих. Иван отходит в сторону и, прислонясь к перилам, закуривает папиросу. «Здесь не курят», - неуверенно растягивая слова, говорит рядом стоящая девушка. Иван с интересом смотрит на нее. Так себе скромная, до тошноты простая, такую после третьего вечера встретишь на улице и не узнаешь. Впрочем, Иван и не любил крикливо разрисованных девиц, в которых в каждой хватит пустоты на весь космос. Еще Иван не любил знакомиться. Нужно говорить до противного банальные слова: «Как вас зовут, где вы живете», - при этом он всегда добавлял: «На горе или в болоте». Девушки недоуменно бросали на него взгляд и пожимали плечами. С этой было просто. Уже с первого танца он о ней знал все, и она о нем тоже. Ее зовут Марья, работает на швейной фабрике. Он пошел провожать и на другой вечер назначил свидание.
Работал Иван по-прежнему с азартом. Участку поручили строительство дороги до вновь строящегося моста, который соединяет их небольшой городок с областным центром. Задание Ивану давал молодой парень по имени Виктор, работавший мастером на здешнем участке дороги. Он показывал рукой через перелески, овражки и мечтательно говорил: «Здесь ляжет серая линия асфальта, ровная как стрела, которая уведет меня в город… Понимаешь, как только построим дорогу, уеду в город на первой машине на самую большую стройку. Говорят, в городе будут строить гостиницу «Юность», двадцатиэтажную. Махну туда, хочу работать на высоте, где птицы».
Иван на двадцатый этаж не хочет, туда трактор не затащишь, а расставаться с ним жаль. Да еще Марья, хотя и не первая любовь, а нравится она ему. Ребята смеются в общежитии: «Зачастил ты к ней, Иван: недолго тебе осталось быть холостяком». Иван соглашается: «Недолго». Потом вдруг бросает кепку на пол: «А вот возьму и женюсь. Эх, и попляшете же вы у меня на свадьбе, чертяки!». Конечно, на другой день Иван не женился, но через две недели забежал в общежитие с цветами и пригласил ребят отпраздновать знаменательное событие в его жизни – свадьбу.
Марья жила с матерью и отцом на втором этаже небольшого деревянного дома. Поднимаясь по лестничной клетке, Иван встретил Виктора, поздоровался, солидно подавая руку, и, показывая на дверь, проговорил: «Милости просим», - и добавил через некоторое время: «Жениться решил».
За столом пили водку, разговаривали о дороге, изредка кричали «горько». Свадьба продолжалась и на другой день. Иван смутно помнит, как кому – то он объяснялся в любви, расхваливал Марью и хвастался, как хорошо он знает трактор. В понедельник голова раскалывалась и гудела, будто чугунная. Опохмелившись тайком от мастера, Иван сел за трактор. Весь день он угрюмо толкал щебенку, не с кем не разговаривал.
Зимой работы на дороге прекратились, пуск моста планировался на осень будущего года, и Ивана перебросили на другой участок. Долгими зимними вечерами Иван сидит дома. Телевизор надоело смотреть, и ходит Иван, слоняется из угла в угол. Марья через каждую неделю работает во вторую смену. Когда ее нет дома, скучно тянется время. Однажды смотрит Иван, топчется на пороге тесть, стыдливо пряча за спину большую коробку. Потом вступает в комнату и отдает подарок Ивану: «Вот купил тебе гармонь, говорил когда – то, что играть умеешь». Иван берет в руки гармонь, солидно, не торопко одевает на плечо новый блестящий ремень, делает первый перебор. Гармоника неказистая и дешевая, и играет Иван не ахти как хорошо. Мелодия рождается хилая и бледная. А все же Иван играет старые песни и современные. С каждым днем у него выходит все лучше и лучше, к весне он играет совсем хорошо задумчивые песни о романтике и о дорогах. А потом говорит: «Знаешь, Марьяна, не могу больше. Уехать хочу куда – ни будь далеко – далеко. Я всегда такой по весне, зовут меня рассветы, дороги; как услышу стук колес или гудок теплохода, так всю душу наизнанку выворачивает. Понимаешь, не могу я вот так, на одном месте». Он берет гармонь: «Расставаться мне с тобою жаль, может, ты проводишь до порога, а меня зовет с собою вдаль серая, туманная дорога…».
Поет он тихо, вполголоса, смотря куда – то мимо Марьяны.
Неспокойно на душе и у Марьяны. Тук, тук, тук… стучат каблучки по мерзлому асфальту, торопится она во вторую смену. Опоздала, первый раз в жизни опоздала. Работа валится из рук. Тук, тук, тук… стучит машина, а может, это все каблучки по асфальту. Надо слесарю сказать, чтобы отладил. И опять она слышит голос, полный тоски: «Понимаешь, Марьяна, не могу я вот так, словно куркуль какой. А там просторы… Есть у меня знакомые парни – геологи, они возьмут меня с собой…».
- Ладно, Иванушка, только вертайся.
- Вернусь, обязательно вернусь.
Грустно стало без него дома, неуютно, и гармонь сиротливо застыла в футляре… Иван редко пишет письма и такие куцые, что и читать нечего. Ждет Марьяна почтальона, а он все чаще проходит мимо. Шибко загрустила вначале, а потом привыкла. Лето прошло быстро.
Однажды получает Марьяна письмо: «Готовься, скоро приеду». Написано коряво, всего пара строк, но такими дорогими ей стали эти строчки, что весь день она будто на крыльях летала, работа спорилась так, что бригадир несколько раз похвалил.
Иван появился рано утром, загорелый, радостный, с бородой и веселыми искрами в глазах.
- Ну, и отвел я душу, Марьяна, тысячи километров накрутил с геологами, вся тайга была наша.
На другой день Иван стоял перед начальником.
- Не хотел я тебя принимать, Иван, - говорил он ему поучительно, - в самую трудную минуту нас бросил. А знал я, что ты вернешься. Завтра поезжай на уборку дороги, будем ждать государственную комиссию.
Иван толкает строительный мусор с дороги, мостостроители загадили, остался совсем небольшой кусок без покрытия. Вдаль уходит ровная стрела серого асфальта, где сквозь синюю дымку проглядываются контуры нагроможденных одно на другое больших зданий. Мимо едет машина по еще официально не открытой дороге. Из кабины машет рукой Виктор: «Прощай!». И далеко разносится по перелеску его голос. «Он построил эту дорогу к своей мечте и теперь катит по ней, а я сбежал», - думает Иван. Потом вскинув голову, говорит вполголоса: «Я обязательно построю свою дорогу. Здорово иметь свою дорогу к счастью!… А с Марьяной я больше никогда не расстанусь».
Его трактор медленно сползает с обочины на проселочную дорогу, ведущую в небольшой городок.