Рассказ "Точный счет" написан давно, еще в 90х. Для меня это особенное произведение, посвященное моей подруге Юле К., умершей в родах...

- Ну, хорошая моя, потерпи, тебе еще рано. Походи по коридору, подыши, на часы смотри. У меня еще одна мамочка на подходе, надо навестить. Все поняла?

 

Ольга привычным жестом стянула перчатку с руки и бросила ее в таз. Устала. За ночное дежурство успела «родить» троих. До утра, видимо, еще двое созреют. Эта женщина, которой необычайно шла ее фамилия — Пышная, беспокойства не вызывала: она здесь уже третий раз, двое предыдущих родов прошли без осложнений. А вот ее соседка… Хорошо, что анестезиолог сегодня рядом, спокойнее…

 

Ольга зашла в соседнюю родовую и снова увидела эти огромные глаза, в которых застыл ужас.

 

- Ну, чего ты так боишься, Мария? Радоваться должна — через несколько часов будешь сына на руках держать. Имя уже выбрала?

 

Но молодая женщина, выглядевшая совсем девочкой, не отвечала. Ольга безуспешно пыталась ее разговорить на протяжении всего дежурства. Но Маша смотрела на врачей с немым отчаянием.

 

Все готово было к операции: к сожалению, избежать ее вряд ли удастся. Машу готовили целый день и передали еще с утренней смены. Ее пребывание в родовой затягивалось. Дав очередное распоряжение акушерке, Ольга ушла в ординаторскую - присесть хоть на минуту. Давно не выпадало такой тяжелой ночи.

 

Но на душе было беспокойно. Она взяла историю Марии и, не раскрывая, положила перед собой. Ничего нового там нет и писать не хочется. Глаза закрылись сами собой, голова опустилась на руки, лежащие на столе. Надо принять решение, дальше тянуть опасно.

 

Прибежала санитарка и сообщила, что Пышная зарожала. Ольга поднялась и, двигаясь автоматически, направилась в родовую. Она была рада на несколько минут отключиться от тяжелых неотступных мыслей.

 

Женщина рожала легко. Ей, как будто, не нужны были ни врач, ни акушерка. Это был ее третий за пять лет ребенок. Ольге нравилось смотреть на ее мягкие полноватые руки. Она представляла, как уютно будет лежать на них малышу. И вот, привычно, вместе с роженицей Ольга начала тужиться. Она объясняла, что и как нужно делать, забыв, что сейчас в этом нет необходимости. Но женщине, по-видимому, и в самом деле становилось легче от того, что эта молодая врачиха вместе с ней то глубоко дышит, то задерживает дыхание. Они были заодно и дружно выполняли тяжелую работу, в результате которой должно было свершиться обыкновенное, но такое таинственное чудо.

 

«Вот и славно, мальчик, - подумала Ольга, услышав первый писк ребенка. - Который, интересно, он у меня по счету? А вдруг какой-нибудь юбилейный, например тысячный! Жаль, что не считаю». Она что-то говорила счастливой мамаше, смотрела на ее улыбающееся лицо, но в мыслях была не здесь. Она знала, что можно не заходить к Маше. Нужно вызывать анестезиолога и второго хирурга. Пора готовиться…

 

В соседней родовой все оставалось без перемен, да она на них уже и не надеялась. Надевая на лицо маску, Ольга подумала, как хорошо было бы натянуть ее до лба, чтоб не видеть этих отчаявшихся и все понимающих глаз. Ольга боялась смотреть в них, но они ловили ее взгляд, будто хотели разделить пополам страх и боль.

 

Слова сами лились, складываясь в успокоительные фразы. И вдруг Ольга почувствовала, какими они получаются пустыми. Ей мешало предчувствие недоброго. Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Слушая сердцебиение плода, осматривая роженицу, старалась не думать, что этой девочке всего девятнадцать, и где-то у телефона ждут и не спят больше суток любящие ее люди. Что ее дочку тоже зовут Машенькой и у нее такие же с крупными кудрями волосы...

 

К операции все было готово. Казалось, все абсолютно спокойны. Врачи перебрасывались обычными шутками, перемывая косточки общим знакомым и обсуждая, где бы перехватить денег до следующей зарплаты. Но по тому, как мало относились разговоры к происходящему, каждый понимал — напряжение нарастает. И вот, в какой-то момент все сразу замолчали, и слышен был только голос Ольги, требующей зажим, еще зажим… Каждое движение было отточено до автоматизма. Скольких она уже «прокесарила»? Тоже не считает — обычная работа. Точный счет у нее был только для вполне определенных случаев. Но сейчас она гнала от себя эти мысли. Гнала, а они все настойчивее стучались в сознание. Но было не до них. Надо работать.

 

Они все боялись произнести вслух, что пока все идет благополучно. И когда, наконец, ребенок предстал перед их глазами и закричал, что-то похожее на первый вздох облегчения всколыхнулось над его головкой.

 

Руки продолжали перемещаться так быстро, что предугадать их следующее движение было невозможно. Драгоценные минуты таяли, а успеть нужно еще многое.

 

Вот, вроде бы, и все. Неужели эта ночь, наконец, заканчивается? Они уже снимали перчатки, устало улыбаясь друг другу и собираясь уйти. И вдруг Ольга краем глаза заметила, что что-то не так. В горле вырос огромный ком, закрывший путь рвущемуся крику: «Я теряю ее!»

 

И все снова стояли вокруг этой девочки, отдавая указания акушеркам и друг другу. Врачи делали все. К ним присоединилась пришедшая на смену утренняя бригада. Но почему-то судьбе было угодно отнять именно ее и именно в этот день. Время летело с неимоверной скоростью. Все надежды рассыпались и жизнь, поняв бесполезность своей битвы за это молодое тело, оставляла его все быстрей и быстрей, как будто боялась встретиться лицом к лицу со своей одержавшей победу соперницей. И момент, когда все кончилось, каждый из присутствующих ощутил как легкое теплое прикосновение.

 

Ольга знала это ощущение. Она помнила его до мелочей. Сначала все проваливалось в яму и сердце, замерев на мгновение, начинало бешенно колотиться. Оно словно набирало обороты, пытаясь вытянуть ее из этой пропасти. Но сил не было. Руки беспомощно висели и в голове стучало одно: «Ушла». Она точно знала, которой по счету за все годы работы стала Маша. Их были единицы, но именно этот «точный счет» так хотелось навсегда прекратить!

 

Кто-то из коллег похлопал ее по плечу. Все разошлись. А она сидела в родовой и, глядя прямо перед собой, снова видела глаза, мучившие ее всю эту ночь. Только ужаса в них уже не было — они стали спокойными и печальными. Наверное видели то, от чего она их так и не уберегла…