Марише Ч.

Маринка разбежалась с горки и, резко затормозив, покатилась вниз по накатанному склону. В конце спуска подошвы зацепились за ледяные коросты и девчонка, засмеявшись, рухнула на бок в сугроб. Над головой деревья тянули вверх голые ветки, небо было такое синее, что девочка зажмурилась со всей силы, а потом распахнула глаза еще шире, проверяя, не показалось ли. Но синева не пропала, а оказалась еще глубже из-за белоснежного облака, простыней для просушки растянувшегося между торчащими ветками.

Марина стянула варежку, протянула руку к сугробу, зачерпнула пригоршню и лизнула, словно мороженку. Безвкусным холодом щипнуло язык, и девочка затолкала остатки быстро таящего снега в рот. Зубы заломило, но она, наморщив нос, улыбнулась.

Жорик сидел на скамейке и, глядя на без причины веселящуюся девчонку, хмурился.

- Больная, - раздраженно думал он.

День не задался. Мать с утра начала вымещать на нем свое недовольство, зацепившись за тройку по физике. Отец, которому, по большому счету, было все равно, вдруг подключился, словно накрытый этой несущейся под гору сорванной матерью лавиной. Но она, только раздосадованная неожиданной поддержкой, уже не могла остановиться и разгонялась до тех пор, пока Жорка не вылетел из квартиры, хлопнув от обиды дверью. Жорик чувствовал, что дело не в нем, что дома давно уже никто не шутил и не смеялся, что каждый день начинался и заканчивался скандалами, но не понимал почему. Мать выскочила за ним, и, словно бросив в след холодным снегом за воротник, прокричала: "Похлопай мне еще! Можешь домой не появляться!" Выйдя из подъезда на улицу, Жора остановился и, глянув на окна, увидел прячущуюся за шторой сестру. Он знал, что оставшееся раздражение выльется на Ириску, но хотелось просто уйти и не думать ни о ком…

Маринка лежала в сугробе, раскинув руки, и не шевелилась. Сначала Жора косо поглядывал в ее сторону, уверенный, что вот сейчас она усядется и опять глупо засмеется, но та продолжала лежать.

- Эй, ты живая? - крикнул ей мальчик, но вопрос, прозвенев в холодном воздухе, остался без ответа.

Подождав еще немного, Жора поднялся и подошёл к девочке поближе. Она лежала неподвижно, и было непонятно, дышит ли. Мальчик попытался разглядеть лицо, но оно отчего-то показалось странным, словно в нем чего-то не доставало.

- Эй, ты чего разлеглась? - снова спросил Жорка, не заметив, как рука ее незаметно шевельнулась, и проказница, зачерпнув пригоршню, бросила снежок в его сторону.

Жора отпрянул, но снежные колючки, ужалив, уже потекли по лицу.

- Да у тебя с головой вообще нормально? - крикнул он, но странная девочка лишь рассмеялась в ответ, села и снова потянулась за снегом.

Жорик отскочил подальше и пригрозил:

- Я тебе покажу, как кидаться!

Маринка поднялась на ноги и побежала от него в сторону, хохоча. Шапка зацепилась за ветку дерева и осталась висеть, оставив неприкрытой совершенно лысую голову. Жорик растерялся, но девочка, ничуть не смутившись, шагнула назад, ухватилась за бамбошку и дернула ее так, что с верхних веток посыпался снег. С макушки заструились талые капли, но Маринке, похоже, все было нипочем.

– Ты чего, неформалка, что ли? - неуверенно спросил Жора, сам толком не зная, как называются эти, с бритыми головами.

– Ага, - кивнула она в ответ и, прищурившись, посмотрела на мальчика. – Я сегодня химию закончила, - добавила она и варежкой поправила наползающую на глаза шапку.

– А остальные что? Завалила? – спросил с сочувствием Жорик.

Маринка внимательно посмотрела на него и, улыбаясь, оглянулась, высматривая, где был нетронутый еще снег. Осторожно, боясь нарушить эту хрупкую белизну наста, девочка села. Аккуратно откинувшись на спину, она раскинула руки и ноги в стороны, и начала перемещать их, оставляя четкие отпечатки.

Закончив задуманное, Маринка села и, не касаясь снега руками, поднялась. Жорик бросил взгяд на оставленные на снегу следы.

– Бабочка что ли? – спросил он с насмешкой.

– Снежный ангел, - серьезно ответила Марина.

Что-то особенное прозвучало в ее голосе и заставило Жорку не рассмеяться, а внимательно взглянуть на девочку. Он, сам не понимая отчего, отметил, что лицо ее было каким-то удивительно чистым. Глаза сначала показались подслеповатыми, вероятно от того, что она опять щурилась в лучах яркого зимнего солнца. Но вот Маринка снова поправила шапку, и он понял, чего не хватало на ее лице и отчего оно поражало чистотой: у девчонки не было ни бровей, ни ресниц! Глаза блестели, внимательно глядя на Жорку, словно изучая и его лицо тоже.

Он вдруг страшно испугался чего-то необъяснимого и, шагнув назад, оступился и упал в снег. Маринка подскочила, толкнула его и крикнула:

- Осторожно руками, чтоб не сломать крылья!

Жорка замер, прислушиваясь к обступившему со всех сторон снегу, и неожиданно для себя, раскинув руки, начал прижимать их, перемещая сверху вниз. Через минуту они стояли рядом, рассматривая его ангела.

– Для начала ничего, - говорила Маринка, - в следующий раз нужно сесть аккуратно, тогда получится ровней.

Мальчику вдруг стало жарко, он стянул перчатку и зачерпнул снег. Девочка, глядя на него, тоже сняла варежку и сунула руку в сугроб.

– У тебя что? – неожиданно для себя спросил Жора.

– Рак крови, - ответила Маринка и, вытащив из снега покрасневшую от холода руку, протянула ее вверх.

Жора с удивлением рассматривал тонкие, просвечивающие на солнце пальцы. Вдруг он испугался, что вот сейчас увидит, как по сосудам её течет это страшное слово “рак”, и отвел взгляд. Но девочка казалась совершенно спокойной. Она надела варежку и потянула Жорика за рукав.

– Пошли.

Он послушно последовал за ней. Молча они прошли через парк, вдоль и поперек расчерченный тропинками, миновали ледяную горку, с которой весело каталась малышня, обогнули пустые качели и остановились перед старыми воротами с облупившейся штукатуркой. Золотыми, горящими на солнце буквами на табличке было написано “Детский Онкологический Центр”.

Они постояли молча.

– Я - Жора, - сказал мальчик.

– А я - Марина, - ответила девочка.

– Ты поправишься? – спросил он, потому что в этот момент ничего не было важнее ее ответа.

– Мама надеется, что да, - ответила Марина.

– А ты? – спросил Жорик.

Девочка не ответила.

– Тебе страшно? – немного погодя, снова спросил он.

– Нет, - ответила она, - умирать не страшно. Страшно, если умрет счастье.

Жорик посмотрел на нее, не понимая. Девочка глядела ему в глаза.

- У тебя какое счастье? – спросила она.

– Не знаю, - ответил, подумав, он.

– Это очень просто, - Марина снова потянула его за рукав, - подумай, чего ты хочешь сейчас больше всего на свете.

Они шли обратно по направлению к скамейке, у которой встретились.

- Хочу уехать от всех, и никого не видеть, - вспомнив про утреннюю ссору, ответил Жора.

– А теперь, - продолжала девочка, - представь, что это случилось, и прислушайся к себе очень-очень внимательно. - Она остановилась и посмотрела на него. – Слышишь?

– Чего? – не понял он.

– Слышишь, как от счастья бьется сердце? Чувствуешь его?

– Неа, - признался Жорик.

Она снова потянула его за собой.

– Значит, это не твое счастье. Нужно как следует подумать, чего ты хочешь, и если это действительно твое, ты обязательно почувствуешь.

Они подошли к скамейке, Маринка забралась на сиденье и примостилась на спинке, как на жердочке. Жорик сел рядом.

– А у тебя какое счастье? – спросил он.

– У меня счастье мамино, – ответила девочка.

– То есть как? – не понял Жорик.

– Больше всего я хочу, чтоб мама была счастлива. Поэтому страшнo, если счастье умрет вместе со мной.

– Как же она будет счастлива, если ты умрешь? – удивился мальчик.

– Ты знаешь, у нас в отделении уже многие умерли. Но там, куда все уходят, тоже можно быть счастливым.

– Это как это? – Жора с сомнением посмотрел на девочку.

– Пока мама будет счастлива, мое счастье будет жить, а значит, и я буду счастлива, неважно где. Мне нужно, чтоб мама это обязательно поняла!

– Странная ты, - помолчав, сказал Жора, но спорить не стал, а подумал, что она, наверное, лучше об этом знает.

Они еще посидeли и Марина, соскочив со скамейки, сказала:

- Ну, мне пора.

– Ты часто сюда приходишь? – спросил Жора.

– Я сегодня выписываюсь. Следующая химия через три месяца.

– Я буду тебя здесь ждать… - Жорик подсчитал в уме… - в конце марта, как раз в каникулы.

Не ответив, Маринка побежала назад к воротам. Остановившись на полпути, она обернулась и, поправив наползающую на глаза шапку, помахала Жорику рукой.

Закрыв глаза, мальчик посидел, чувствуя, как пригревает солнце. Cпустившись со скамейки, он пошел вдоль тропинки, высматривая, где остался еще нетронутый снег. Гладкий наст переливался блестками около дерева и, перебравшись через сугроб, Жорик осторожно, как велела Маринка, сел в снег, аккуратно откинулся на спину и вытянул в стороны руки. Солнце слепило, и он закрыл глаза.

Прислушиваясь к тишине вокруг, он вдруг почувствовал, что больше всего на свете хочет, как пару лет назад, оказаться на даче с родителями и Ириской, чтоб все они вместе смеялись, папа учил Жорика колоть дрова, мама целовала папу в ухо, отчего он, смеясь, кричал: “Ты меня оглушила!”, а Ириска выдувала мыльные пузыри…

Жора отчетливо услышал, как громко стукнуло сердце, в животе что-то больно, но сладко сжалось и растеклось теплом по всему телу.

Осторожно поднявшись, он оглянулся на снег. Рядом остановился проходящий мимо старик.

– Бабочка? – улыбнулся он.

– Снежный ангел, – поправил его Жора.

Информацию предоставил: NinaRomanova