Бабку, что жила на краю деревни, все звали Каска. Жила она тихо, скромно, одиноко. Откуда появилась в Берёзовой никто не знал, что в конце сороковых - помнили только старожилы. А вот почему прозвище такое дали, рассказать может каждый.

Была у бабки каска, настоящая. Старики говорили - с собой привезла. Хранила как зеницу ока.Выйдет за ограду на скамеечке посидеть и каску с собой. То рядышком поставит, а то на колени свои пристроит - и... гладит, нежно так, а сама улыбается.

В огородик пойдёт и..каску с собой. Сама полет, поливает, на каску посматривает, а та на солнышке "греется", и непременно среди цветочков её устроит.

Земляничных мест окрест Берёзовой было - не счесть! Бабка, видимо, обожала эту ягоду: частенько ходила её собирать. Но ни бидончика, ни баночки, ни туеска с собой не брала. Только каску. Её до краёв и наполняла душистой лесной земляникой.

Накануне Дня Победы ежегодно бабка каску покрывала свежей краской. И на праздничный митинг приходила непременно с ней, бережно прижимая к груди. Решили в Берёзовой, что погиб у бабки кто-то близкий на войне, и каска - память о нём. А ведь могли поговорить с ней, пообщаться по-человечески в совете ветеранов ли, в школьном музее...Только и внимания проявили, что Каской прозвали. Да промеж себя ещё нелюдимкой называли. Только почтальонка Люся, что недавно приехала в Берёзовую, защищала бабку:
-Как вам не стыдно! - услышав неприятный разговор, возмущалась девушка,- Федосьей Матвеевной её зовут!
-Ой, заступница нашлась! Внученька объявилась!
-Совести у вас нет! Что плохого она вам сделала?
- В том-то и дело, что ничего: ни плохого, ни хорошего. Живёт - людей не видит. Только ржавую каску. Столько лет прошло! Ненормальная!

Люся твёрдо решила, что обязательно при удобном случае ближе познакомится с Федосьей Матвеевной.
Годы брали своё: некогда статная Федосья Матвеевна ссутулилась, кожа на руках стала похожа на пергамент, голова совсем покрылась сединой, лицо изрезали глубокие морщины, и только глаза оставались ясными, выразительными, с налётом чистой печали. Ходить в лес становилось всё труднее, и старушка развела садовую землянику у себя на грядках. Ухаживала за ней с особой любовью. При сборе по-прежнему наполняла ею до краёв старенькую каску.

В тот год уродилось земляники на славу. Федосья Матвеевна угостила маленьких ребятишек своих новых соседей - поставила перед ними пятилитровое ведёрко полное сладких ягод:
-Кушайте на здоровье! Только маму сначала позовите, пусть в дом занесёт.
Сама опять в огородик свой. Спину на солнышке погреть да в касочку ягод набрать. Насобирала и поставила в середину цветочной клумбочки - на привычное место. Сама решила немного пополоть - не в привычку было без дела-то сидеть.

В это время местные проказники Никитка и Данилка - шестиклассники - от нечего делать бродили по улице. Сами не заметили, как очутились около дома бабки.
-Смотри, - сказал Никитка,- Каска!
-Не туда смотришь,- Данилка сплюнул по-взрослому,- вон на клумбу глянь.
-Ух, ты! Каска. Полная!- и сглотнул непрошеную слюну.
Посмотрели друг на друга и, больше не говоря ни слова, стали действовать. Никитка остался наблюдать за улицей - мало ли кто появится. А дружок ловко перемахнул через изгородь, опустился на колени и пополз к клумбе. Как только каска с желанными ягодами была в руках, выпрямился, лихо свистнул и прямо по грядкам побежал обратно. Сунул поклажу в вытянутые руки дружка, также ловко переметнулся через изгородь. Сразу оба дико загигикали, скорчили рожи уже распрямившейся Федосье Матвеевне. Подростки не сочли нужным убегать дальше:бабка-то старая. По очереди запускали руки в сочные ягоды и с жадностью набивали ими рты, при этом не переставали дразнить старушку.

Федосье Матвеевне не надо было никаких очков, чтоб увидеть в руках мальчишек каску. Сорванцам ягоды уже надоели. Данилка поднял каску над головой и закричал:
-Была ваша - стала наша!
-Что хотим, то и делаем! - поддакивал ему Никитка.
Ловко подпрыгнул, выбил из рук дружка каску и, лихо присвистнув, пнул её. Остатки ягод красной полосой рассыпались на дороге.

Старушка хотела что-то сказать, да язык словно онемел. Хотела шагнуть - ноги словно к земле прилипли. А подростки-негодяи под свои дикие, совершенно несуразные крики по очереди пинками гнали старенькую каску по щербатой деревенской дороге.

Федосья Матвеевна стояла с вытянутыми руками, как бы молча говоря:"Что вы делаете?" В тот момент она была похожа на каменное изваяние, и только горошинки слёз, катившиеся по бледным впалым щекам, говорили, что женщина живая.

Прошло четыре дня. Каждый шорох, звук откликался в сердце старушки светлой надеждой: каску несут. Вот сейчас дверь откроется, войдёт кто-то из взрослых (сами-то мальчишки не пойдут), а в руках - САМАЯ ДОРОГАЯ ДЛЯ НЕЁ ВЕЩЬ НА СВЕТЕ - КАСКА. Ни извинений ей не надо, ничего - только бы вернули. Даже двери не запирала на ночь. ЖДАЛА.

Прошла неделя. На исходе была вторая. За окном стояли, чередуясь, как в строю, солнечные и дождливые июльские дни. Никто в Берёзовой внимания не обратил, что вторую неделю Каски нигде не видно: ни в огороде, ни на скамеечке, ни в магазине. Только Люся, собираясь разносить пенсию (в понедельник третьей недели), всполошилась: давненько что-то Федосьи Матвеевны не видно. Нарушив принятый порядок очерёдности выдачи пенсий, помчалась к ней.

Открытой калиткой играл ветер-шалун, и Люся даже остановилась от неожиданности. Никогда такого не было. Двери сеней тоже были приоткрыты. Осторожно позвала старушку по имени-отчеству - тишина. Зашла в дом.
-Федосья Матвеевна, Вы дома? - тихо спросила девушка. Опять тишина. Люся прошла в комнату и, не сдержавшись ойкнула, но вовремя спохватилась и прикрыла свой рот ладонью. Старушка лежала на кровати с закрытыми глазами, бледным лицом и такая маленькая. Люся, пересиливая страх и волнение, подошла, наклонилась, прикоснулась к руке Федосьи Матвеевны - тёплая.
-Здравствуй, Люсенька! Присаживайся, - не открывая глаз, слабым голосом сказала женщина.
-Что с Вами случилось? Заболели? Давайте я врача вызову. В аптеку сбегаю, - затараторила девушка.
-Врача не надо.Ни к чему. И в аптеку не надо, а вот супчику горяченького я бы поела.- Открыв глаза, призналась старушка.
-Конечно, конечно, Федосья Матвеевна, - засуетилась Люся, - я сейчас, сначала за продуктами...
-Не надо, мне простенький супчик-то, из овощей.
-Хорошо, я поняла. Сейчас приготовлю, покормлю Вас, пенсию быстренько разнесу, а потом к Вам. Нельзя Вам одной,- уже из кухни тараторила Люся.

В седьмом часу вечера, загрузив сумку фруктами, свежим хлебом и молоком, Люся мчалась к Федосье Матвеевне. "Что-то случилось, - думала она, - не может быть, чтоб ни с того ни с чего раз - и свалиться...Хотя возраст приличный..Но она такой сильный человек! Значит, что-то случилось!"

От ужина Федосья Матвеевна отказалась. Попила только чай с мятой. Люся вымыла посуду. Прошла в комнату, окидывая внимательным взглядом её убранство. Всё чистенько, опрятненько, уютно. А вот каски не видать. Девушка только решилась спросить про неё, как старушка тихим голосом сказала:
-Нет больше её у меня...
Махнула ослабшей рукой, приглашая Люсю сесть рядом.
-Сколько тебе годков-то?
-Двадцать два, - заливаясь румянцем, ответила девушка.

" А мне двадцать было, когда война началась. К тому времени я уж год в больнице медсестрой работала. Отец погиб ещё в Финскую. Мать после получения похоронки слегла и больше не встала: через полгода умерла. Два брата у меня было. Любила я их без памяти. Старшенький-то, когда голод страшный был, сгинул. А младший Лёнечка вместе со мной на фронт добровольцем пошёл. После курсов танкистом стал. Командиром. В 42-ом под Курском сгорел мой Лёнечка,- глаза Федосьи Матвеевны наполнились слезами, но она справилась с собой и продолжала, - как узнала я про это, так и стала просить, чтоб перевели меня из госпиталя в полевой медсанбат. Неделю к начальнице каждый день ходила. Добилась своего. В госпитале-то всякого я насмотрелась: кровища, кишки, кости.. Думала - ничегошеньки теперь не боюсь. А как на передовую попала- душа в пятки и сердца своего не слышу. Филипп Ильич, царство ему небесное, командир мой помог мне. Как отец родной со мной возился. Долго-то некогда было трястись от страха: наступление по всему фронту, раненых сколько! Перевязываю иной раз солдатика молоденького, а сама Лёнечку вспоминаю... "

Лицо Федосьи Матвеевны засияло светлой печалью. Улыбка чуть тронула сухие губы. На собеседницу она не смотрела, как будто разговаривала сама собой.

" В конце мая сорок третьего попал к нам лейтенант. По фамилии Комов. Осколочное ранение голени и правого плеча. Перевязку ему делаю, в глаза глянула: Лёнечка! Братец мой! А когда он сказал имя своё - Ленид - я чуть разума не лишилась. Вот так мы и познакомились. Как я не хотела, боялась, а присохли мы друг к другу. Намертво. Только свободная минутка удастся, он - ко мне. То цветочек принесёт, то веточку красивую. Как жить хотелось в такие минуты! А однажды бежит с каской в руках, кричит на ходу:"Фенечка, глаза закрой! А теперь смотри!" Глаза открываю, а в каске... земляника, ягодка к ягодке, да крупная такая. Сам смеётся: "Ешь, - говорит,- ягодки, моя Ягодка! У нас на Урале её полно. Я пятилетним уже её собирал. Люблю с молоком. Война закончится, приедем с тобой домой, сама увидишь... А каску себе оставь, пригодится." И убежал, а я стою, как заговорённая, не смею пошевелиться.. от счастья..."

Люся смотрела на Федосью Матвеевну во все глаза: лицо рассказчицы так сияло, что казалось, исчезли морщинки. Глаза излучали необыкновенный свет.

"А на следующий день бой страшный был. Не стало моего суженого, моего Лёнечки. Даже похоронить я его не смогла. Ранило меня в том же бою. Сквозное в правый бок. Пока не оклемалась и в строй не вернулась, о гибели Лёнечки не знала. Не говорили. Филипп Ильич жалел меня.

А как узнала, что Лёня был убит в голову, совсем почернела. Каску мне отдал, а сам... Эх, Лёнечка, Лёнечка! (Лицо Федосьи Матвеевны накрыла сероватая плёнка. Но глаза оставались сухими, только свет погасила душевная боль.) А я с нашим медсанбатом до Берлина дошла. Ещё два ранения было, но жива осталась. И каска Лёни меня берегла.

Война закончилась. Куда мне было податься. Одна - одинёшенька на белом свете. Никого мне не надо было кроме Лёнечки. И детишек не завела: мужиков-то каких здоровенных на себе таскала. Сказалось. Вот и решила оставшуюся жизнь прожить на его родине."

Время близилось к полуночи, но было ещё светло. Июль на дворе. Люся боялась пошевелиться. И вообще, растерялась как-то после всего услышанного. Вдруг Федосья Матвеевна чуть повернулась к Люсе, взяла её за руку и, впервые посмотрев прямо в глаза, сказала:
-Найди мне её, найди, обязательно найди, пожалуйста...- и откинулась на подушку.

Люсю это вывело из оцепенения.
-Конечно, Федосья Матвеевна, конечно. Найду. Принесу. Обязательно. Найду.

Девушка стояла посредине комнаты и не знала, что делать. Идти сейчас на поиски - бесполезно. Уйти домой - стыдно. Остаться здесь - неудобно и как-то боязно. Посмотрела на старушку: глаза закрыты, правая рука вытянута на одеяле, левая - на груди.
- Федосья Мат..
-Найди.
Это прозвучало твёрдо. Требовательно. И вместе с тем умоляюще.

Люся почти выбежала на улицу. Ночная прохлада бархатом коснулась пылающего лица."Каска. Каска. Вот почему она ей так дорога. В ней любовь, жизнь, всё, всё...." Девушка не заметила, как слёзы побежали по щекам. Кто-то невидимый подстегнул её ,и она побежала, не замечая ничего. Каждое её движение чеканило одно слово - НАЙДИ!

Не заходя домой, Люся кинулась в огород к бочке с водой. Не раздумывая окунула в неё голову и раз - и два - и три. Лёгкая прохлада мягкой дождевой воды взбодрила. Только в висках стучало:" С чего начать? С чего?" Ответа пока не было.

Люся зашла в дом. Сна не было, но утро вечера мудренее. Надо просто полежать. Отдохнуть. Мысли привести в порядок. Да и на работу надо -о ней как-то забылось.

Каким потрясающе красивым был рассвет! Сначала над горизонтом заиграла нежно-розовая полоса, потом выплыла золотистая. Она обнимала горизонт всё шире и шире, наконец появился краешек солнечного диска. Люся чаще наблюдала за закатом, но если удавалось встретить рассвет, то верила: день будет удачный. Хотелось сбегать до Федосьи Матвеевны, но без каски она не имела права там появляться. Слово дала.

На работе заметили и тёмные полоски под глазами Люси, и отсутствие постоянной улыбки, но как смогла отшутилась: мол думки о любви выспаться помешали.

Разносила пенсию, а сама мучилась: где искать? к кому обратиться?

Всё трудное решается неожиданно. Детские голоса со стороны песочницы заставили Люсю не только прислушаться, но и приостановиться.

-Надоело крепости твои строить! - возмущался полнощёкий мальчонка лет шести, разрушая ногами свои сооружения (Люсе он был не знаком)
-Посли тогда в войнуски иглать, - спокойно предложил его напарник - малыш,- у насева Никитки каска настоясяя есть. Вот!

Только услышав слова "каска", Люся помчалась быстрее ветра на школьный стадион. Никитку она знала - пакостник ещё тот, а малыш - братик его, Кирюша. Девушка была уверена, что мальчишка не дома, а именно на "пятачке" стадиона, который был у подростков местом встреч.

Она не ошиблась. Никитка вместе с закадычным дружком Данилкой лениво пасовали старенький футбольный мяч. Люся подбежала вовремя: мяч откатился в её сторону. Она прижала его ногой, отпыхиваясь от бега.
-Отдай! - подбежал Никитка.
-Каска у тебя? - Без всяких вступлений и объяснений начала Люся.
-Какая каска?
-Ладно, не придуривайся! Каска Федосьи Матвеевны...
-Кого? Кого?
-Я сказала - не придуривайся!
-Слышь, Даня,- парень сплюнул сквозь зубы, - наша Заступница каску какую-то требует.
-Дура старая потеряла, а мы при чём? - подыгрывая в тон дружку, сказал Данилка, - пусть сама и ищет свою железку.

После таких слов Люся сдержать себя не смогла. Схватила парня за плечи, стиснула что было силы:
- Что ты сказал, сопляк? Её зовут Федосья Матвеевна. Понял?

Данилка был готов зареветь от боли. Никитка растерялся и стоял, как каменный столбик.

-Понял? Она - ветеран Великой Отечественной войны. Понял? В каске этой она до Берлина дошла! Понял?

При каждом вопросе Люся всё больнее сжимала плечи уже ревущего мальчишки.

-Тебе тоже сейчас достанется, - крикнула она оторопевшему Никите, - где каска, говорите! То сейчас руки, как преступникам свяжу и поведу к участковому. Ну?
- Нет у нас её, - ковыряя носком землю, сказал Никитка.
Люся от неожиданности опустила руки.

-Как это НЕТ? А где она?

-Я говорил тебе! Говорил! - вопил ревущий Данилка. Он сидел на корточках, обняв себя за больные плечи.

- Так, голубчики, - Люся взяла себя в руки, сопли утёрли и вперёд. Сумели напакостить, сумейте ответить достойно.

Перебивая друг друга, ребята рассказали Люсе, как каска оказалась у них, как наигравшись ей вдоволь, они забросили её в заросли крапивы на пустыре.

Часовое ползание по зарослям жгучей крапивы увенчалось успехом. Каска была найдена. Разрисованная царапинами вдоль и поперёк, местами с отбившейся краской. Но целая.

Когда мальчишки вылезли из крапивы, осторожно поинтересовались, откуда Люся узнала, что они утащили каску.
-Братик твой Кирюша сказал. Смотри, не смей его обижать, он не нарочно. А вы, наверное, думали, что Федосья Матвеевна вас сдала?

Время на переодевания решили не тратить, а идти к Федосье Матвеевне как есть. Люсе побыстрее хотелось её обрадовать. Каску мальчишки несли по очереди сами.

- Федосья Матвеевна! Это я. Люся.
- Мы каску Вашу принесли. Простите нас.

Ответом была гнетущая тишина...

В день 60-летия Победы в Великой Отечественной войне на могильном кресте Федосьи Матвеевны появилась надпись:
ГОЛУБЕВА ФЕДОСЬЯ МАТВЕЕВНА,
МАЙОР МЕДИЦИНСКОЙ СЛУЖБЫ,
ВЕТЕРАН Великой Отечественной войны

А каска хранится в районном краеведческом музее.