Глава 10.

Вторник с ночи гремел грозой. Молнии плясали над озером в причудливой пляске, разрезая непроглядную темноту. Гром рвал тишину, разлетаясь на крыльях эха, и ударяясь о горы Тянь-Шаня, возвращался. Я проснулся, - лежал разглядывая отблески непогоды на стенах, и прислушивался к неистовым звукам. Чувствуя, что сон ушёл, поднялся и потихоньку вышел из комнаты, намереваясь хлебнуть озона на улице. Уже спускаясь по лестнице, заметил её в проёме раскрытых настежь дверей. Она стояла как изваяния, глядя в темноту, - освещаемая время от времени резвящимися всполохами. Налетающий ветер трепал выбившиеся из под капюшона волосы, но она будто ничего не замечала, стояла не шелохнувшись, не издав ни единого звука.
Я остановился, присел на ступеньку и опёрся плечом о стену. Не хотелось нарушать её единения. Но вдруг она вскинула руки как крылья, и подобрав одну ногу под себя замерла, и в этот момент была похожа на буревестника метущегося среди беснующихся волн. Тихо раскачиваясь из стороны в сторону, она время от времени взмахивала руками и замирая, - опять парила. Удивительно, как же точно она копировала полёт. Я смотрел заворожено на молчаливый танец, боясь дышать. И порой мне и самому хотелось попробовать, взмахнуть и взлететь. Но вдруг она меня почувствовала, оглянулась и смутившись спросила: «И давно ты там сидишь?»
- «Только подошёл. Не хотел нарушать твоё одиночество».
- «Но ты подглядывал!»: возмутилась она.
- «Пора привыкнуть. Я люблю за тобой подглядывать. Я люблю в тебе всё. Меня восхищает твоё мировосприятие»: подытожил я, спускаясь со ступенек: «Может попробуем вдвоём, против ветра?»
Она улыбнулась: «Вставай рядом». Я пристроился, раскинул руки, задрал ногу и замер, ловя потоки ветра. Удивительное чувство свободы, и веры в себя, - наперекор бунтующим силам природы. Гроза начинала утихать. Лилия приняла исходную позицию, и потянулась, распрямляя затёкшие части тела: «Ты меня удивляешь. Разве тебе не кажется странным моё поведение?»
- «Нет, это ты меня удивляешь. Своим изумительным восприятием мира. Иногда кажется что никто так не чувствует вселенную, как это удаётся тебе. Своеобразно и точно». Я размялся, и обхватив её, прижал к себе: «И рядом с тобой, я чувствую себя частичкой вселенной».
- «Ну, ты и жук».
- «На полном серьёзе. Говорю правду и только правду, и только с три короба».
Она повернулась ко мне лицом и недоверчиво взглянула. Но убедившись, что я даже и не думал смеяться. Прижалась и притихла. В такие минуты мне хотелось раствориться в ней до последней клеточки. И моё сердце начинало танцевать от восторга. Я подхватил её и тихонько начал кружить, увлекая за собой. А сделав пару переходов остановился и снова прижал. Она подняла лицо, и я с наслаждением припал к её губам. И это уже был настоящий, долгий и чувственный поцелуй. От которого перехватывало дыхание. Я целовал, забыв про всё, обжигал её своим разгоревшимся пламенем, и терзая тело руками. Она прижималась и тихо стонала, пьянея от нахлынувшей страсти. Но вдруг спохватившись, остановилась, и замерла тяжело дыша.
- «Остановись. Я не могу больше. Я тебя хочу. Но я не могу как все. Мне важна чистота отношений, естественный ход событий. Прости». И отстранившись, стала медленно подниматься к себе. Но вдруг вернулась. Прижалась губами к моим губам, застонала, и быстро взбежала по ступенькам, скрывшись за поворотом.
Я повернулся к открытой двери и стараясь прийти в себя, вдохнул полной грудью сырой прохладный воздух. Она сказала то, что я чувствовал сам. Я её хотел, как обезумевший вепрь. Я был готов рвать на ней одежду, и обнажая плоть целовать каждую клеточку тела. Я хотел с ней слиться и испить её до последнего глотка. Но я ещё раз вдохнул прохлады и замер. Дрожь тела начинала проходить. Такое со мной было впервые. Она сводила меня сума, и я был счастлив. Добравшись до постели, растянулся, - прислушиваясь к всхлипам дождя, и не заметно уснул.
Утро вспорхнуло с первыми лучами солнца, небо разъяснилось. И над горизонтом повисла большая разноцветная радуга, чистая и яркая, как будто её всю ночь старательно намывали. Я выглянул, и выбежал с фотоаппаратом на улицу, чтобы запечатлеть это чудо.
Лильчёнак стояла, глядя в окошечко объектива. Щёлкнула и обернувшись улыбнулась: «Проспишь всё соня. Смотри, какая красота!!!»
Было видно, что она уже смирилась с моим существованием. И теперь делала шаг на встречу. Я улыбнулся в ответ: «Не мог проснуться, ведь во сне я видел тебя». Она покраснела, и выдохнула: «Не напоминай». Я подошёл и наклонившись поймал её губы, губами. Она замерла. Я оторвался и придерживая её, сделал пару кадров. Затем наклонился и опять поцеловал.
Она очнулась и запротестовала: «Не подходи ко мне, демон-искуситель. Ибо в тебе мне соблазн».
- «Что это было?»
- «Это типо, заклинание на все случаи жизни»: Она рассмеялась: «Сделаешь ещё так, получишь от души, не пожалею. Аминь».
- «А, заклинание»: протянул я: « Поверь, тебя теперь уже ничего не спасёт. Я постараюсь»: И я угрожающе сделал пару шагов к ней. Она взвизгнула и отбежала.
- «Я не шучу. Не приближайся»: и упрямо посмотрела мне в глаза.
- «Понял. Но не обещаю. Ты опоила меня зельем, и я теперь зомби. Мне нужна ты. Я хочу тебя». Я выставил руки вперёд и пошатываясь двинулся к ней. Она не убежала, но напряглась, и затихла в моих объятьях.
Я наклонился и шепнул на ушко: «Я люблю тебя. Я тебя хочу, я хочу целовать каждую клеточку твоего тела. Я хочу ощутить тебя и порвать своей страстью, чтобы ты забыла себя, забыла всех. Чтобы ты любила меня так же как я тебя». Она прижалась и застонала.
А я повернул её к радуге и улыбнулся: «Разве это тебе, не ещё один знак?»
После завтрака, часам к восьми к нам забрёл мой друг по яхт-клубу Серёга. И пригласил поразмяться всем сборищем. Погода была подходящей. Дул лёгкий ветерок, светило солнце. Мы согласились, и стали спешно собираться. Шавкат ликовал, подбадривая своих сорванцов. Лильчёнак появилась в последний момент, и заметив Серёгу вдруг растерялась. Но всё же подошла и протянув руку произнесла: «Ну что ж, привет мой друг Сережка. Как твоё ничего? Как жена? Дети?»
Серёга обомлел: «Не верю своим глазам, это ты? Я тебя искал. Ты знаешь, что я тебя искал? Но ты вдруг исчезла. И теперь вот так встретилась вновь… Просто, и без всяких усилий. Не верю. Это точно ты?»
- «Хватит паясничать. Тебе было без разницы, что со мной случилось. У тебя была семья. Мы только были друзьями».
- «И ты в это веришь? Я с ума сходил от твоего исчезновения. Я перевернул весь город. Тряхнул знакомых, достал твоих соседей».
- «Надо было выражаться ясней. Побоялся? А после драки кулаками не машут. Время ушло. Се ля ви… как говорят французы. Но я рада тебя видеть, - Дурашка. Ты как, забросил вокал? Как семья?»
Он опустился перед Светлицкой на колени: «Прости меня Лильчёнак, но я действительно тебя искал. Да виноват, но я тебя не смог забыть. А ты всё так же хороша».
- «Всё, это уже не смешно»: вспыхнула она: «Между нами были только дружеские отношения».
- «Ладно, как скажешь». Он поднялся, и окинув оторопевших зрителей улыбнулся: «Ведение из прошлого. Мы с ней ночи напролёт анекдоты травили, не давая спать соседям. Только и всего. Молодо зелено». Спохватился, и окликнув меня вышел.
Я нагнал его: «Что это было?»
- «Я же сказал, призраки прошлого»: нервно отшутился он: «Двадцать лет назад, я с Мокой на улице случайно столкнулись с ней. Она куда-то спешила мимо. А мы обдолбились и торчали возле парка. Зацепили её. Она ответила. Мы поймали и до самого вечера не отпускали. Потом нас немного отпустило. Мы проводили её до дома. Но с тех пор я каждый вечер приходил, и мы болтали до самого утра. Не веришь. Но мы не обнимались. Не целовались. Только травили анекдоты и болтали. А потом она попала в больницу с отравлением. Меня забрали в армию. А потом она пропала. На двадцать лет. А я её забыть не смог. Она даже не знала этого». Он зарычал, глуша боль.
Я остановил его: «Стой. У тебя была жена?»
- « И была и есть?»
- « Так чего тебе ещё надо?»: оборвал я его истерику.
- «Не поверишь, всю жизнь любил только её».
- «А теперь притормози. Жизнь не стояла на месте. У тебя своя, у неё своя. Остынь».
Он дёрнулся и рассмеялся: «Понял, у тебя на неё свои планы. Кирилл, не отдам. Хоть ты мне и друг». И стоял, долго истерично хохоча, обхватив руками голову.
Ух, ты. Вот же, как бывает. Но не надо усложнять. Поезд ушёл. Я не подвинусь.
Он успокоился. Отдышался. Буркнул не глядя в глаза: «Прости! Это от неожиданности. Так что идём плавать?»
Я переспросил: «Её брать?»
- «Её в первую очередь. Не бойся. Я буду держать себя в руках».
Он ушёл. Я вернулся к притихшим спутникам. Лильчёнка не было. Светка с Вадимом понуро стояли у окна. Остальные с вещами мялись у порога.
Федька увидел меня и ухнул: «Так что, идём плавать, или ноги в руки и меняем дислокацию?»
- «Идём плавать. Выходите и вперёд. Дорогу знаешь. А Светлицкая?»
- «Ушла в комнату».
Я тихонько постучал. Но она молчала. Толкнул дверь, и та скрипнув поддалась. Лильчёнак лежала на кровати, уткнувшись в подушку. Не реагируя на шум. Я испугался. Схватил её за плечи и перевернул. Она не хотела открывать глаза. Обмякла, и безвольно трепыхалась в моих руках.
- «Успокойся. Тут нет твоей вины. Здесь вообще нет ничьей вины. Время и случай. Дыши глубже, открой глаза и посмотри на меня. Слышишь? Очнись. Я тебя люблю. Я тебя никому не отдам. И я наклонившись и приподняв её, стал осыпать лицо шею и плечи поцелуями. Подвинул край топика и вцепился в грудь зажав сосок губами. Она вздрогнула и выгнулась мне навстречу. А я подхватил и прижал её обжигая дыханием. Жадно целуя обнажившуюся плоть. Она вдруг очнулась. И оттолкнула меня.
- «Успокойся. Вы меня совсем доконаете своей любовью»: присела и выдохнула: «И что мне делать теперь с этим?»
- «Идём плавать»: рассмеялся я: «Он знает о нас. Обещает держать себя в руках».
- «Звучит угрожающе. Лучше мне остаться дома»,
- «Брось. Он всегда умел держать себя в руках. Человек слова».
- «Знаю. Но я не хочу ему причинять боль».
- «Успокойся, для всех правой не станешь. Иногда бываешь и левой».
Она вздохнула, и прижавшись зарылась на моей груди. Затем неожиданно подняла голову, и ещё раз выдохнув, решительно поднялась.
-«Хорошо. Идём. Что расселся? Двигай клешнями, морской волк»: и хихикнув добавила: «Волчара!!!»
Я понимал, что на душе у неё, полный пипец. Но не лез с разговорами, лучше чем это сделает она сама никто не сможет. И по-видимому она уже взяла себя в руки.
Держась за руки мы подошли к пирсу. Серёга проводил инструктаж. Показывая азы начинающим. Они скучились вокруг него и внимательно слушали. Федька, Лерка, и Женька уже возились возле лодок проверяя снасти. У них у всех был разряд по этому виду спорта. Вадим опять прилип к Светке, и стоял слушая монолог Солнцева».
Серёга обернулся, и пошёл на встречу: «Я уже боялся, что вы не придёте. Простите. Накипело за годы. Лильчёнак, я безумно рад встречи. Прости за эмоции».
Она улыбнулась: «Я тоже рада тебя видеть, в добром здравии. Мой лучший друг Серёга».
В её глазах запрыгали искорки нежности. Она протянула ему на встречу руку и потрепала волосы: «Прости, я иногда слепо верю словам. Я не допускала мысли, что что-то значу для тебя. Но моё сердце помнит всё, в нём всегда есть местечко для тебя». Он поймал её руку и приложился: «Как всегда, чистая доброта. Я за всю жизнь подобного не встречал. Только ты». Отпустил, и поманил нас за собой. Его подопечные уже взяли в оборот новичков, и Пашка увлечённо разглядывал приспособления, спрыгнув в пришвартованное судёнышко. Я удивился, как у него это получилось ловко, и поправил себя: «Чего они только не умеют. Чего же тут удивляться».
Лильчёнак слушала наш инструктаж в оба уха. Серёга решил сам посвятить её в тонкости мастерства, было видно, что ему это доставляло огромное удовольствие. Она спрыгнула в лодку и потрогала парус. Повертела им, и просияла: «А когда мы поплывём?»
Мы расхохотались. Серёга восхищённо заметил: «А она ничуть не изменилась, и кажется, что стала ещё краше»: он ядовито хихикнул и добавил: «Что страшно, что уведу? Не боись, я понимаю, что поезд ушёл. Но если что, не посмотрю что друг, бока за неё намну». Я вздохнул с облегчением: «Я и сам намну. Она для меня, пуп земли». И мы покатились со смеху. Она отвлеклась: «О чём смеёмся? Надеюсь, не перемываете мои косточки за спиной?»
Я спрыгнул к ней, и обхватив ловя равновесие, поцеловал кончик носика: «Что ты, просто он мне угрожает». Она улыбнулась, и повторила: «Что когда поплывём?»
- « Вот сейчас и поплывём». Солнцев кинул швартовую в лодку, и я оттолкнувшись попробовал парус, ловя ветер. Светлицкая присела у кормы стараясь не мешать, и мы мягко отплыли, правя подальше от берега. Парус надулся и увеличил ход. Она опустила руку в воду и восторженно выдохнула: «Здорова!!!»
Я уже говорил, что эта утончённая натура, впадает в азарт, как некоторые в ярость. И теперь мы, меняясь с ней местами, провели на воде до самого обеда. Серёга не выдержав, нагнал нас, и идя рядом крикнул: «Всё, на сегодня хватит. Поворачивайте к берегу. У нас пирушка намечается. Вас ждём». Лильчёнак обиженно надула губы и отвернулась. Мы плавно повернули, следуя за ним. У пирса приняв швартовый, он помог выбраться даме, и улыбнувшись её расстроенному виду, кинул мне: «Мы с ней одно в одно, как близнецы братья. Вот от того и не смог забыть. Анекдоты и то травили на половину, с полуслова понимали».
Она ждала нас на берегу. Серёга подхватил её под руку и потащил в сторону принадлежащих клубу построек. Вечеринка была устроена от души. Спиртного не было, видно он действительно знал её не плохо. Печеный картофель, Форель в фольге приготовленная на костре, корейские салаты, соки в тетра пакетах, бокалы с трубочкой, черный хлеб, стопка разноцветных салфеток.
Первый тост произнёс он: «Жизнь она как река, что-то уносит, что-то приносит, а что-то неожиданно возвращает, как самый дорогой подарок. Так давайте же поднимем бокалы за то, чтобы это случалось, и будем благодарны ей за эти сюрпризы». И все подхватили: «За сюрпризы!!!»
Светлицкая отпила и поставила сок. Прожёвывая форель. Серёга подошёл, и беспардонно втиснувшись, предложил Лильчёнку выпить на брудершафт. Она сконфузилась, и чуть понизив голос, отозвалась: «Солнышко, будь так добр. Не гони коней. Мы с тобой никогда не занимались подобным, и я не давала повода. Прости, я не стану этого делать».
Он уловив в её голосе непреклонность и не стал настаивать, но удалившись вернулся со своим блюдом и присел рядом: «Ты всё же изменилась, что с тобой случилось солнце моё?» Она рассмеялась, но в глазах затаилась безмерная грусть. И Серёга больше не стал затрагивать эту тему. Болтали о более милых вещах, о детях, о внуках. Я не мешал, краем уха улавливал долетавший разговор, и делал вид, что сосредоточенно ем.
Он не выдержал: «Мне не достаточно светской беседы. Я же чувствую, что тебя будто переехали танком. Но ты не станешь говорить!?»: она кивнула в ответ, соглашаясь. И он повернулся ко мне: «А ты?» Я чуть не поперхнулся: «Не кипешуй, мы пару недель знакомы. И если она молчит, значит не хочет ворошить прошлое. Но ей уже гораздо лучше. И может если бы её тогда не упустил, она была бы всё так же, весёлой и беззаботной. А теперь, не дави на больные мозоли». Он притих, переваривая информацию. И больше не стал нарываться.
Главной фишкой застолья, было выступление клубного ансамбля. Пацаны, пели песни «Любе», и у них получалось неплохо, главное искренне. Серёга вдруг соскочил и направился к сцене. Его песня была из далёких восьмидесятых: «Печально свет роняя, и тень твою, качая, - фонарь летит из пустоты, от снега город белый, и никому нет дела, что от меня уходишь ты». Я знал, что он поёт не плохо. Часто засиживаясь у костра во время сборов, бренчали песни в своё удовольствие. Но я впервые слышал его со сцены, и с таким репертуаром. И пел он искренне, вкладывая в слова всю душу. Я подхватил зачин, и мы выбрались на сцену всем составом. Исполнив пару песен, попросили Лильчёнка, она смутилась. Но отобрав шести струнку у бренчавшего мальчугана, всё же вышла. Немного побренчала настраивая, и наконец прижав её к груди, запела: «Я не скажу, что так легко всё было позабыть, через мою судьбу любовь протянута, как нить, с небес пушинки белые, летят безвольно вниз, любовь она была, всего лишь мой пустой каприз». Серёга застыл недалеко от сцены, и когда она умолкла, поднял овации, скандируя: «Ещё, ещё, ещё!!!» Она улыбнулась и согласилась, теперь это была песня из «С лёгким паром», - «Мне нравится». Она допела и поднялась. А Солнцев преподнёс ей большущий букет кремовых роз. Затем шло чаепитие с воздушным йогуртовым тортом с ярко-красной надписью, - "Любимой". И танцы. Мы не стали обострять шероховатости, а просто поддержали веселье. И вечеринка удалась. Уже по темноте возвращались к себе. Они проводили нас до пирса и вернулись. Лильчёнак всю дорогу молчала. Чувствовалось, что эмоционально она раздавлена. И еле сдерживается, чтобы не пустить слезу. И мы не стали сразу заходить, присели на тех же камнях, я обнял её за плечи и прижал к груди: «Ну что ты кулёмка? Радуйся, что тебя до сих пор любят».
Она всхлипнула: «Это не правильно. Я не хочу его боли».
- «А разве ты видела его боль? Он радовался встрече. Он попытался рассказать, как ты ему дорога. А в основном у него всё сложилось. Не так ли?»
Она вытерла слёзы, и приподнялась: «Ты как всегда прав. Спасибо, радость моя. А то бы я теперь ещё долго рыдала, обвиняя себя во всех немыслимых грехах». Глубоко вздохнула и выдохнула: «А в общем, это здорово, что я его встретила. У меня только тёплые о нём воспоминания. А теперь и уверенность, что у него всё сложилось. Это так чудесно».
Вот именно это то, о чём она говорила мне с первых дней. Она ничего и никого не забывает. Всё помнит, и за всех переживает, не жалея своего сердца. И её слёзы, это как острый нож. Я не понимаю, как можно обижать такого человека. Но она упорно молчала о прошлом, которое проехалось по её душе грязными шинами. И я старался не ворошить её воспоминания.