Снежная горка

7 апреля 1600 года на второй день Великой Пасхи царь Борис посетил патриарший двор по приглашению патриарха.
Патриарший двор, до недавнего времени называемый Митрополичьим находился тут же в Кремле и царь с домочадцами и ближними боярами просто пешком прошёлся от своих покоев до патриаршего подворья. Во дворе, образованном тремя церквями, толпились монахи и прихожане. Во главе процессии шёл сам Борис, дородный и величавый мужчина. Рядом шла царица Мария Скуратова, дочь некогда свирепого и верного слуги грозного царя. Позади царские дети Фёдор и Ксения. Фёдор, долговязый привлекательный юноша, часто крестился на купола церквей. Ксения же внимательно разглядывала только что отстроенную колокольню Ивана Великого.
- А царевна-то красавица! – шептались в толпе, - Ликом лепа, кожей бела, бровями союзна. И глазом черна. Право, верно люди говорят, что в роду царском татарский князь Чет Мурза.
- Таки она, сказывают и рукодельница. Да стихами пишет складно. А говорит, что твой ангел! Ох, хороши дети царские.
- А говорят, что сосватали её за принца швейского Густава.
- Эко, как! Такую красоту, да за басурманина! Неужто своих не нашлось?
На крыльцо для встречи вышел патриарх Иов со свитой. Он был очень обязан царю. Не только за то, что его стараниями именно он был избран патриархом, но и за то, что Борис много сделал для учреждения самого патриаршества на Руси.
Чинно похристосовались. Целуя руку святителя Ксения вдруг почувствовала на себе чей-то обжигающий взгляд. Она подняла голову. Из-за спины патриарха на неё смотрел горящие глаза патриаршего секретаря Григория. Ей стало жутко. Брызнули слёзы. Тошнота подступила к горлу. Она покачнулась, но её тут же поддержали руки брата. После церемонии все прошли в во дворец.

Пять лет спустя.
За окном раздавались пьяные выкрики на польском языке, а в Грановитой палате ярко горели свечи. Вот он и царь! Григорий сел на трон и несколько раз подпрыгнул на нём. Ничего особенного. Что дальше? Казаков надо из Москвы убирать. Непредсказуемы. Басманова сменить. Слишком популярен в войсках. А предавший раз, предаст снова. Стража в Кремле польская. Теперь бояре…. И чего они привязались к этому польскому платью? Удобное. Не век же в бармах ходить.
В палату вошёл думный дьяк.
- Государь, к тебе бояре с жалобой на притеснения.
- Пусть ждут. Не до них.
- Ещё гонец от Мнишек.
- После, я сказал! Царевну отыскали?
- Да.
- Веди. И, чтоб никого! Понял?
В палату тихо зашла Ксения. Остановилась у двери. Григорий подошёл, пытался взять её за руки. Она дёрнулась.
- Ну, здравствуй, Ксюша. Вот мы и свиделись. Долго я ждал этой встречи. Сколько невзгод перенёс, унижений.
- Зачем?
- Люба ты мне. Ой, как люба! Как увидел тебя на пасху, ни о чём думать не мог. Кто я был? Да, никто. А теперь я царь. Повелитель. И всё ради тебя.
- Ради меня ты убил моего брата и мать? Опомнись, что глаголешь?
- Не я убивал. Ваши же. Бояре, народ. Они же как дети. Калач покажи, да не в руке, вдалеке, и то готовы всё порушить, всё перебить. Прут напролом, как зашоренная лошадь. Я бы не стал. Мы бы договорились. Всё бы хорошо было.
- Что же ты хочешь?
- Люби меня, лада моя! Я всё, всё кину тебе под ноги за один твой благосклонный взгляд. Я ради тебя предал родину, веру, имя. Ты, ты свет моей жизни! Хочешь, царицей тебя сделаю? Под Добрыничами, после разгрома думал всё – конец. О тебе молился. Помогло.
- Кому? Польскому богу молился?
- Бог один. Какой ни есть, а помог. И теперь ты моя. Что пожелаешь?
Григорий опустился перед ней на колени.
- Гляди, царь перед тобой на коленях стоит!
Ксения посмотрела на него сверху вниз и вдруг рассмеялась.
- Всё кинешь? А что ты имеешь? «Правитель». Войско польское, одежда немецкая, вера папская. Что у тебя своего? Тебе завтра жену-полячку привезут. Попробуй, откажись, тут и придавят, как клопа. Ты о любви думал, о величии, а тебя использовали, как утирку. Вон, глянь в окно. Твои хозяева перепились и горланят у тебя на подворье, а ты даже слова им сказать не можешь. Всяко бывало на Руси, да схлынуло, как грязный снег в половодье. Схлынет и это. А любовь…Любовь добром достигается.
Григорий вскочил на ноги. Губы его дрожали, бородавка на носу покраснела.
- Даю тебе пять дён. Потом…. Не обессудь.
Он открыл дверь.
- Проводите царевну в царицыны покои. Обхаживать, как царскую особу.
Оставшись один, он сел на ступеньку у трона. Воздуха не хватало. Он огляделся. Стены давили. Стало страшно. Григорий крикнул. Вошёл секретарь Бучинский.
- Бояр гони. Пусть завтра приходят. Скажи полякам, чтоб по Кремлю не шатались. На стены шли. И… пусть баб приведут. Дворянок, а лучше боярских дочек. Покрасивее. Я эту белую кость…ох!
Он рванул ворот рубахи.

Через год Григорий Отрепьев, вошедший в российскую историю как Лжедмитрий, был убит. Над его трупом долго издевались москвичи, некогда пригласившие его на царство.
Ксения Годунова во времена Смуты перенесла, как и весь народ и насилие и унижение и мор и умерла в 1622 году во Владимирской обители под именем инокини Ольги.

Почти четыреста лет спустя.

В селекторе раздался голос секретаря.
- Григорий Богданович, на линии ваша жена.
Григорий поморщился.
- Соедини…. Здравствуй, Викусик. Как отдыхается?
- Какой это отдых. Устала. Ты же знаешь, я этих негров боюсь, а тут обслуга вся черномазая. А чего это ты такой заботливый? Опять по «бэ»?
- Как это?
- А то ты не знаешь? Бабы, баня, бухло.
- Да ты чего. Я работаю, как вол. Вот, с турками встречался. Завтра контракт с итальянцами подписывать. Руководить концерном это не статьи кропать.
- Знаю, знаю, какие у тебя контракты. Смотри, у меня там свои глаза есть. Всё доложат. Ладно. Я, тут, надумала пластику лица сделать. Губы, нос. Как ты думаешь?
- Делай, конечно. Хуже не будет.
- Что!?
- Я хотел сказать, лучше не будет…. Вернее… ну, ты сама знаешь.
- Ох, приеду! Ох, поговорим!
В трубке послышались короткие гудки. В кабинет зашёл помощник директора молодой юрист Петя.
- У меня сидит в кабинете Ксения Годунова и рыдает. Она здорово влетела с процентами по кредиту. Не выберется. Теперь её можно обдирать, как липку. Только зачем это вам было нужно. Не банк, не завод… Кстати. Там у вас в приёмной попы сидят. На храм просят. Говорят, обещал.
- Пусть ждут. Некогда. Ксению пригласи. Секретарю скажи, что полчаса меня нет ни для кого.
Вскоре в кабинет зашла статная красивая женщина с бледным лицом. Она нерешительно остановилась у двери.
- Проходите, Ксения Борисовна. Садитесь. Я догадываюсь, по какому вопросу вы пришли.
- Мне сказали, что только вы можете решить. Я не смогу платить такие проценты, а квартира у меня одна. Мне, что, на улицу…?
- Здравствуй, Ксюша. Я пять лет ждал этой нашей встречи. По-всякому представлял. Ты узнаёшь меня? Да, где тебе. Ты тогда была дочь секретаря обкома, а я журналист заштатной районной газетёнки. Помнишь, ты приезжала с отцом к нам на юбилей газеты? Я как увидел тебя… в общем….
Григорий налил себе воды и выпил.
- А сейчас я, вот, хозяин. Суды, милиция вот, где у меня, - он сжал кулак. – А сейчас ты сидишь у меня и просишь. А я всё тебе могу дать. Всё, что душа захочет. Я себя тебе могу отдать.
- Зачем?
- Да потому, что ты свет всей моей жизни. С тех пор, как я увидел тебя, я, как с ума сошёл. Одна цель, одна идея-фикс. И, видишь, я всего достиг. Я воровал, продавал и предавал, копил. Господи, что я творил! И оружие чеченцам и баб за границу. Деньги, что? В этой стране деньги не любят. Здесь любят идеи, теории и «демократический централизм». Мимо денег пройдут и не поднимут, да ещё осудят того, кто поднял. Страна равноправных лохов. А деньги это инструмент. Вот этим инструментом я и получу тебя.
Ксения встала.
- Я вспомнила тебя. Девяностый год. День печати. Ты стоял в углу, возле урны. Симпатичный такой. Ты мне тогда понравился. Знаешь, если бы тогда спросил у меня номер моего телефона, я бы дала.
- А сейчас?
- Сейчас нет. Ты слабый. А тогда ты был сильным. У тебя было столько путей впереди, всё было, чтобы что-то хорошее в жизни сделать. А сейчас ты слабый. Деньги? Власть? Я слышала, что основной твой капитал, это деньги жены. Где она сейчас? На Багамах или Мальдивах? Ох, узнает! Полетишь тогда со своими деньгами вверх тормашками. Суды… милиция. Знаешь, были в России такие времена лет четыреста назад. Были. А потом была Полтава и Бородино, Сталинград и Гагарин. Так, что это надо пережить, как ветрянку. В детстве я забиралась на снежную горку и кричала оттуда маме: «Смотри, какая я высокая, да величавая!». А мать отвечала: «Пригреет солнышко, снег растает, и твоё величие утонет в грязной лужице». Мечта, может быть, у тебя была хорошая. Путь к ней ты выбрал поганый. Ну, да не судья я тебе.
Григорий вскочил и заходил по кабинету.
- Так, значит? Хорошо. Даю тебе неделю подумать. Или со мной или…. Ты знаешь, как у нас в бордель девок набирают. Ступай.
Она вышла. Григорий открыл бар и, разбрызгивая жидкость, налил себе в стакан виски. Зашёл Петя.
- Попов гони. Пусть завтра приходят.
- Что вечером? Есть неплохие девочки. Малолетки. Только надо в Химки ехать. Или сюда привести?

Григория застрелили в своей машине через две недели. Криминальные разборки.
Ксения вышла замуж за русского эмигранта и уехала к нему в Германию.