В нашей лётной группе всего шесть человек. Сегодня Ксан Ксаныч ставит нам задачу на завтра и поглядывает иногда на курсанта по фамилии Фарбер. Валерка Фарбер. Известный в СССР спортсмен по высшему пилотажу, мастер спорта, победитель российских соревнований по акробатическим полётам на ЯК-18, участник нескольких соревнований в Европе. Его желание учиться в нашем училище вызывало немалое удивление у многих. Однако все понимали, что ему необходим диплом пилота, чтобы оставить самолётный спорт и стать профессиональным лётчиком гражданской авиации. Это сильно смущало Ксан Ксаныча. Учить пилота, который науку пилотирования, возможно, знает намного лучше самого наставника, сложно. Можно потерять свой авторитет, ведь опыт ученика на несколько порядков выше своего учителя.
Когда Валерку утвердили в нашу лётную группу, Ксан Ксаныч напросился на разговор с командиром нашей эскадрильи:
– Товарищ командир! Ну для чего вы мне в лётную группу отдали Фарбера? С его лётной биографией не я его должен учить, а он меня. Ну, отправьте его к Климову. У того за спиной десять лет инструкторского стажа. Его авторитет вряд ли пострадает. Мне стыдно Фарбера учить тому, что он делает лучше меня.
– Ты уже с ним летал?
– Нет, но завтра я должен обучать его рулению на самолёте. Курсанты смеяться будут.
– Вот и учи, если должен! Чего ты от меня хочешь?
– Хочу, чтобы Фарбера перевели к другому инструктору.
– Ты всё сказал?
– Я вас очень прошу, Николай Гаврилович. Смилуйтесь надо мной!
Эта фраза звучала как-то смешно из его уст.
– Инструктор Мартынов! Если всё сказал, кругом – и шагом марш в методический городок! Там его курсанты ждут для наземной подготовки, а он здесь философствует!..
Комэска поставил точку в разговоре.
– Есть в городок! – Ксан Ксаныч неуклюже к козырьку свою огромную ладонь и, развернувшись кругом, зашагал в сторону методического городка. «Вот козёл!» – подумал он про себя.
Комэска в обращении с подчинёнными особого этикета не придерживался. Зачастую был груб, хотя не позволял выходить своей грубости за пределы дозволенного. Он всегда считал, что его собственные решения – самые правильное и окончательные. Вообще большинство считало его справедливым и грамотным руководителем. Ксан Ксаныч об этом знал и надеялся получить снисхождение.
Прошло несколько дней после этого разговора. Мы уже начали программу учебных полётов.
Валерка больше сидел на земле, ходил в наряды, дежурил в стартовой команде. За счёт его лётных часов Ксан Ксаныч давал дополнительные тренировки курсантам, которым с большим трудом давалась техника пилотирования.
Многие из нас, в том числе и я, вплотную подошли к самостоятельным вылетам.
В один из июньских дней мы сидели в «квадрате» (прим. автора: так называется обозначенная флажками территория на лётном поле с натянутым над ней тентом из плотного брезента или купола парашюта от солнца и дождя) и наблюдали за полётами. Из приоткрытого окна выездного СКП доносились команды руководителя полётов и хриплые ответы из динамиков от экипажей, находящихся в воздухе:
– 05-й, выполняйте правый разворот на курс 140 с набором 600.
– 05-й, понял, правый, на курс 140, набираю 600.
– 27-й, ваше место?
– 27й, третья зона, высота 1500.
– Вас понял, 27-й, продолжайте.
– Игольник, я 03-й, разрешите предварительный.
– 03-й, я Игольник, разрешаю, по 2-й, курс взлёта 40.
– Понял, 03-й, выруливаю.
– Игольник, я 03-й, на предварительном, разрешите исполнительный.
– 03-й, исполнительный 40 разрешаю. На старте тихо. После взлёта вправо на курс 120 градусов с набором 600 метров.
– 03-й, понял, исполнительный 40 занимаю, после взлёта правым на курс 120.
Руководитель полётов микрофон из рук не выпускал. На связь выходили постоянно. Запрос, ответ, команда, запрос, ответ, команда… И так в течение всего лётного дня. Мы иногда прислушивались к пению установленной фразеологии. Разбирали с Ксан Ксанычем допущенные ошибки. Поглядывали в небо на карусель взлетающих и садящихся самолётов, на самолёты, которые «крутили пилотаж над точкой» (прим. автора: «над точкой» – значит непосредственно над аэродромом).
Вдалеке показалась машина ГАЗ-69, которую курсанты величали собачьим именем «Бобик». Кто и когда машину назвал собачьим именем, до сих пор остаётся загадкой. Но это имя к ней прилипло настолько прочно, что никто и никогда не пытался её назвать по-другому. Машина следовала из авиагородка по направлению к нам, поднимая за собой столб пыли. Кабина машины была открытой.
– Комэска собственной персоной! – раздалось среди курсантов в «квадрате».
– Где? – Ксан Ксаныч поднял голову и посмотрел в сторону, куда показали курсанты. – Точно он! А говорил, что сегодня будет работать на аэродроме подскока. Ну и хорошо! Всё кстати! Мне он очень нужен!
«Бобик» стремительно подрулил к границе квадрата, обдав всех пылью, и остановился. Не открывая двери, комэска по молодецки выпрыгнул из машины, перекинув ноги через борт:
– Мартынов, – обратился он к Ксан Ксанычу, – почему не летаем? С матчастью всё в порядке?
– Всё в порядке, Николай Гаврилович. Проводим маленький разбор полётов. Сегодня планирую выпустить первого в самостоятельный.
– И кто же этот новоиспеченный ас? Наверное, Фарбер?
– Николай Гаврилович, Фарбер не в счёт. У него самостоятельного налёта на «Яке» больше, чем у всех наших инструкторов суммарно! Сегодня старшину Яворского планирую выпустить.
– Ну ты это, Ксан Ксаныч, брось! Видели мы асов и покруче твоего Фарбера!
– Николай Гаврилович! Товарищ командир! Чему Фарбера учить? Он сам нас всех может научить. Это же готовый лётчик. Давайте его в отпуск отпустим до начала теории на новый выпускной тип самолёта?.. Он на нём не летал, – запричитал Слон.
– Тихо, тихо, тихо, Ксан Ксаныч! Успокойся! Боюсь, что могу разозлиться на твои упрямые просьбы.
Комэска исподлобья посмотрел на стоящих рядом курсантов, как бы оценивая их реакцию на разговор с инструктором. Вообще ему не очень хотелось вести этот диалог с Ксан Ксанычем в присутствии курсантов. Однако он продолжил;
– Ксан Ксаныч, для чего Фарбер пришёл к нам? Для того, чтобы стать дипломированным пилотом. Так?
– Так!
– Ну, ежели так, значит, мы его должны учить. Так?
– Не совсем так! – хотел было поспорить Ксан Ксаныч, но его остановил убедительным жестом руки комэска.
– Кем Фарбер был до прихода к нам? Рабочим на заводе. Ходил в аэроклуб. Мучил самолёты, зарабатывая себе грамоты и медали. А сейчас он хочет летать в гражданской авиации, где надо возить живых людей, а не «кадушки» в небе заворачивать! Пассажиры – это публика легко ранимая и боязливая. Их надо возить нежно, ласково. Вверх ногами они летать не любят, особенно женщины. Сам понимаешь, платья у них на коленках держатся только тогда, когда голова вверху, а ноги внизу. Они не должны чувствовать, когда самолёт снижается, а когда набирает высоту. Если самолёт начинает резко переваливаться с крыла на крыло, резко пикировать или кабрировать, то у пассажиров появляется страх, тошнота, рвота. Твой Фарбер привык летать задницей вперёд и кувыркаться в воздухе, как акробат. А мы должны научить его летать ласково и нежно. Я понятно изъясняюсь?
– Понятно. Но мы ведь сейчас летаем на «яках»! Какая здесь, к черту, нежность, если учим курсантов крутить бочки, делать петли, выходить из штопора, – парировал Слон.
– Дорогой Ксан Ксаныч, мы их сейчас обучаем первым шагам в небо, чтобы они потом, летая на гражданских лайнерах, могли выходить из нештатных ситуаций, если вдруг туда попадут.
– Так Фарбер всё умеет! На будущий год мы начнём осваивать гражданский самолёт, вот тогда и будем его учить искусству нежного полета!
– Ты меня, Ксан Ксаныч, утомил! Где твой Фарбер?
Валерка стоял на краю квадрата и улыбался. Ему было интересно слушать, что о нём говорят его старшие наставники:
– Я здесь.
– Врача прошёл? – спросил комэска.
– Так точно, товарищ командир!
– Шлемофон на голову, парашют под задницу, и в первую кабину! – дал команду комэска. – Я с тобою полечу. Посмотрю, как асы из аэроклубов летают, – ехидно произнёс он, – но имей в виду, в полёте я тебе ничего подсказывать не буду. Всё делай сам. Ясно?
Это можно было и не говорить, но комэска сказал, чтобы придать себе большую важность и не дать задрать нос курсанту.
– Так точно, ясно! Мы полёт по кругу будем выполнять?
– Что?! В аэроклубе только по кругам летают? Нет, друг мой. Идём в зону над точкой. Высота 1500 метров. Ты пилотируешь, я веду радиосвязь. Слышал я, что ты хвастался, якобы за какую-то программку на чемпионате России тебя настоящим кубком наградили. Вот эту программку сейчас и открутишь. Посмотрим, достоин ты этого кубка или нет. Может, завирают злые языки?
Комэска пытался подобрать слова, чтобы больнее уколоть Валерку и намекнуть ему: мол, посмотрим, что ты за птица, орёл или курица.
– Я не хвастался, просто в разговоре к слову пришлось…
Действительно, Фарбер никогда не относился к числу хвастунов, и эта фраза комэска его действительно немного задела.
– Ладно, шучу! Готов к полёту?
– Готов.
– Тогда в небо?!
Самолёт несколько раз чхнул, выпустив из себя клубы голубого дыма, и весело заурчал звуком всех цилиндров двигателя внутреннего сгорания. В первой кабине сидел Валерка, во второй, в инструкторской – наш комэска.
– «Игольник», я 07-й, к взлёту готов!
– 07-й, я «Игольник», курс взлёта 40. Направление ветра 60 градусов, три метра в секунду. После взлёта разворот вправо, набор над точкой 1500 по установленной схеме. Занятие 1500 метров и работу в зоне доложите. Взлёт разрешаю!
– 07-й, взлетаю.
Мы, молодые мальчишки-курсанты, с замиранием смотрели, как начался разбег ноль седьмого. Многим из нас совсем недавно исполнилось только восемнадцать.
Самолёт несколько раз подскочил на основных колёсах и медленно оторвался от земли. Не спеша начали убираться шасси. Разворот вправо. Самолёт набирал высоту.
– «Игольник», я 07-й. 1500 метров над точкой занял. Зона номер один. Разрешите выполнять задание?
– 07-й, я «Игольник», выполняйте в пределах границ первой зоны. Ваши высоты от 900 до 1500 метров. В зоне препятствий и других самолётов нет.
– 07-й, выполняю, рабочие высоты от 900 до 1500, – слышался в динамиках голос комэска.
Мотор изменил тональность, самолёт задрал нос и стремительно свалился в правый штопор. Сделав несколько резких оборотов вокруг свой оси, самолёт прекратил вращение, ещё ниже опустив нос, повторно изменил звук работы двигателя, в какое-то мгновение перешёл на пикирование и затем резко – в набор, с переходом на полу-петлю. Почти безо всякой паузы начал выполнять глубокий левый вираж с последующим переходом в какой-то странный переворот через левое крыло. Самолёт в небе кувыркался, сменяя фигуру за фигурой. Петли, бочки, полу-бочки… Всё выполнялось быстро, без каких-либо пауз между фигурами. Звуки мотора то нарастали, то исчезали. Это всё напоминало весёлый танец в небе. Наконец самолёт пошёл вертикально вверх, теряя скорость. В наивысшей точке остановился и полетел хвостом вперёд с переходом в горизонтальную плоскость. Затем опять остановился, опустив нос и набирая скорость. Мы про эту фигуру много раз слышали. Называется «Колокол». По техники исполнения она очень сложная. Может быть, уступает только фигуре, при которой самолёт вращается сразу в трёх плоскостях – «Абракадабра«. Нас, курсантов, таким фигурам не учили, поэтому в «квадрате» завязалась бурная дискуссия. Спорили, как правильно добиться полёта, когда самолёт начинает лететь хвостом вперёд. Сделав ещё несколько замысловатых пируэтов, самолёт оказался в точке третьего разворота на высоте круга, и мы все увидели, что у него уже выпущены шасси и откинут тормозной щиток. Экипаж работу закончил, и самолёт заходил на посадку.
Кроме нашей лётной группы, в квадрате стояли курсанты других групп, у которых в этот момент был «ковёр» (прим. автора: ковёр – время, когда полёты не выполняются), а также инструктора и технари других подразделений. Все, не скрывая эмоций, разбирали полёт Фарбера с комэска. Ксан Ксаныч со шлемофоном на шее стоял, облокотившись на борт выездного СКП, и пожёвывал травинку. Выражение его лица говорило о том, что он доволен этим воздушным спектаклем.
07-й подрулил на линию технического осмотра и остановился. Двигателю «прожгли свечи», и наступила тишина. Первым открыл фонарь комэска. Встав в кабине во весь рост, он расстегнул замки парашюта, ловким движением перебросил парашют на правую руку:
– Рыжов, ты где? – позвал он технаря, у которого на обслуге числился самолёт с бортовым номером «07».
Из–за хвоста раздался голос Рыжова:
– Я здесь, командир, – он быстро подбежал к правой плоскости и, сощурившись, посмотрел на командира эскадрильи.
– Лови! – комэска через борт бросил Рыжову свой парашют. Тот ловко его поймал и быстро положил его себе на голову.
– Какие будут указания относительно парашюта? – спросил Рыжов.
– Сдашь стартовой команде после окончания полётов.
Комэска по-молодецки отжался двумя руками от бортов самолата, ловко перебросил ногу на крыло и через секунду оказался на земле. Валерка «выползал» из кабины с лицом провинившегося школьника. У нас у всех одновременно возникло подозрение, что он не смог выполнить какие-то очень важные элементы полёта. Однако, как потом выяснилось, он просто с таким лицом ожидал от комэска оценку своего мастерства.
Комэска остановился у стола, который служил нам в квадрате и обеденным местом, на котором раскладывали стартовый завтрак, и учебным столом, на котором часто писали какие-то бумаги и документы. Он вращательным движением помахал рукой:
– Иди-ка сюда, Ксан Ксаныч.
Мартынов весь напрягся в ожидании «приговора». В квадрате стояла тишина. Было слышно, как жужжит настырная муха на стекле СКП и где-то в зоне урчит двигатель «Яка» на пилотаже.
– Мартынов, ты кого мне подсунул? – комэск обвёл всех взглядом.
Продолжала стоять полная тишина. Ксан Ксаныч с недоумением посмотрел на комэска, но ничего ему не ответил.
– Я спрашиваю, ты кого мне дал на проверку? – повторил комэска свой вопрос и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Ну чему его учить? Он и так всё умеет! Только топливо на него зря переводить и ресурс сжигать. Завтра же мне рапорт на стол, и пусть дует в отпуск до начала нового учебного года! Видеть его здесь не хочу!
Неожиданное заявление комэска всех, стоящих в квадрате, сильно удивило. Оно было совершенно противоположным тому, что он же сам говорил ранее. Ксан Ксаныч тихо выругался: «Ну и шутки, однако!»
Комэска повернулся к Фарберу и спросил:
– У тебя семья, дети есть?
– Никак нет, только собираюсь…
– Вот и прекрасно. У тебя впереди целый месяц свободного времени. Используй его рационально для создания семьи и производства детей, а то потом свободного времени может не хватить.
Раздались отдельные смешки. Царившая до этого тишина нарушилась ропотом в квадрате, а затем все начали поздравлять Валерку с таким удачным финалом. Ксан Ксаныч поблагодарил комэска за его решение, на что тот ответил:
–Ты, Ксан Ксаныч, не забывай, что в стенах нашего училища мы готовим с тобой не спортсменов–любителей, а дипломированных профессиональных специалистов, у которых ты потом сам можешь оказаться в пассажирах. Кроме точёной техники пилотирования и самолётовождения, мы обязаны вселить в них дух профессионала, полностью изменить их психологию в оценке окружающего мира. Как раз с психологией в аэроклубах работают мало. Поэтому Фарбер пока ещё не профессионал, хотя летает, не скрою, красиво. Однако он летает красиво по кругу и в зону, при хороших метеоусловиях. Выпусти его в СМУ – боюсь, что «поплывёт». А нашему выпускнику придётся летать везде и далеко, ночью и днём, в хорошую и плохую погоду, при грозах и метелях, при тумане и гололёде. Пока что он полуфабрикат, который уже может чуть-чуть летать самостоятельно, но из которого ещё предстоит слепить настоящего лётчика. Так что пусть побудет в отпуске, чтобы тебя не смущать и не разлагать дисциплину среди желторотиков.
Валерка был не из той категории людей, которых съедала гордыня из-за своего превосходства над другими. Действительно, его подготовка во сто крат была выше нашей, но он никогда себя не стучал в грудь: «Смотрите, какой я! А вы ещё салаги!» Нет. Наоборот, он как бы стеснялся того, что уже давно постиг науку полётов, а мы ещё даже не вылетели самостоятельно.
Утром следующего дня Валерка ехал в поезде по направлению к своему дому.
Страница автора ВКонтакте
