Египет... Как же мне хотелось убежать от него подальше.
Я видела множество красивейших стран, где в разное время года наступает определённое природное явление, где осень касается деревьев своими чарами, и листья окрашиваются в рыжие, красные и жёлтые цвета. Где зима своим холодным дыханием замораживает всё вокруг, и тонут кустарники в пушистых сугробах, а деревья возвеличиваются до небес в новом одеянии – белой шубке из белоснежного снега...
Больше всего мне хотелось жить там, где много-много снега, чтобы вдыхать морозный воздух, пронизывающий до костей, и наполнять им лёгкие, держать в своих руках снег и чувствовать, как он тает в тепле моих ладоней.
Как же мне хочется уехать отсюда – к примеру, Аляска, где нет этого шума моторов машин, громких возгласов продавцов, которые повсюду.
Маленькие улочки, по которым тесно ходить, забиты лавками, и стоят продавцы на рабочем месте с раннего утра.
Пыль здесь не только под ногами, но и в глазах, и в носу, бывает, попадает в рот. Всё это портило мою одежду, которую потом приходилось отстирывать от грязи и пыли.
И в такие вот моменты я всё больше мечтала, чтобы снег упал нам на голову и появилась прохлада в воздухе. Я снова грустила по тем картинам разных стран, которые показывали по местному каналу. Телевизор мне, моим сёстрам и брату, не разрешали часто смотреть, папа говорил, что запад пытается заманить нас своей свободой и красотой жизни, и вот поэтому богатые египтяне уезжали на запад. Наверное, папа не понимал, что, живя здесь, наши люди и без запада поддавались страстям этой жизни.
Мой отец – человек сложный, привык, чтобы всё было так, как он приказывает, чтобы его слушались. И даже наши домашние животные должны подчиняться ему. Только он не догадывался, наверное, о том, что животные не понимают его капризов.
Иногда его капризы, если можно было их так назвать, выходили за рамки разумного. Всю свою мощь сильного характера он терял в приступе ярости. И всё вместе это становилось страшным чудовищем, которое безжалостно относилось ко всему живому.
Мой отец выглядел плохо в свои пятьдесят лет, его волосы и усы давно приобрели оттенок седины, впалые карие глаза всегда смотрели из-под густых тёмных бровей. Ещё он любил курить, и одно его лёгкое, которое спасли после болезни, могло вот-вот предать его. Здоровье его давно давало сбои, высокий и худой, он больше напоминал старое, с трудом стоящее на земле дерево.
Мама моя, хоть и была моложе отца на двадцать лет, но всё же и её коснулась беда. Здоровый цвет лица приобрёл серый вид, зелёные глаза всегда смотрели с глубокой грустью. Она пыталась выглядеть прилично, чтобы отец не перестал смотреть на неё, как на женщину.
Я не понимала её.
Что же моя мама нашла в отце, ведь он пользовался ею, как прислугой. Она была роботом, который работал и работал на кухне. Супруг её любил хорошую еду, чтобы всё было всегда свежим, хоть мы жили небогато и не средне, но он всегда требовал всё самое свежее и вкусное.
Домом и всем остальным хозяйством занимались я с сёстрами и ещё младший брат. Но по большей части работали мы с сёстрами, младший брат учился ещё в школе и выполнял мелкие приказы отца по дому.
Приказы брат выполнял неохотно, мог даже нагрубить и вовсе ничего не делать, ему за это ничего не было. А вот нам доставалось от отца. Хотели мы выполнять его веления или не хотели, но мы обязаны были в любом случае всё выполнить, как он велит.
Когда папа бил нас, мама редко заступалась. Иногда, при наказании за плохо сделанную работу, когда жестокость отца выходила за рамки разумного, она просила его остановиться.
Знаю, почему она просила перестать нас бить, ведь, искалеченные, мы с сёстрами никому не нужны были бы, никто не взял бы нас замуж...

Я мечтала выйти замуж, и мои сёстры тоже. Старшей сестре выпала такая удача, скоро намечалось её сватовство. Жених был старше невесты на восемь лет, ему исполнилось двадцать шесть, и в свои годы он ещё учился и при этом работал охранником у одних богатых людей.
Моя старшая сестра считала его хорошим кандидатом. Правда, жильё, в котором ей придётся жить с ним, занимало двадцать человек. И не пугало её то, что ей придётся работать на всех и прислуживать всем.
Но всё же при этом она скоро станет свободной от нашего тирана отца.
Вечером, после работы в саду, я помогала ей стирать её приданое. Его ей принесла родная тётка по матери. Вещи эти выглядели не самым лучшим образом, платья были старыми и изношенными.
В саду у нас стояла большая железная квадратная бочка, из которой мы набирали воду для стирки. Я была рада помочь сестре со стиркой, хотя бы так я могла немного отдохнуть от постоянной работы в саду и в конюшне.
Могла за этой стиркой помечтать и знать, что никто на меня не будет орать за медлительность.
Али, третий по счёту, ему было тринадцать лет, находился неподалёку от нас, играл с собакой.
Али бездельничал, как всегда, иногда я завидовала ему, что он родился мужчиной.
Мои размышления о жизни нарушил ясный голос старшей сестры, она мягко попросила меня помочь ей стирать вещи, а потом летать в облаках.
Пушистая пенка от мыла доходила мне до самых локтей, я сдувала её и радовалась этому:

– Красиво, правда? – спросила я сестру.

Она, скривив губу, просто кивнула.

Я снова подула на пенку, выпрямилась, так как у меня жутко болела спина, сгибавшаяся над тазиком.

– Сальма, прошу тебя, давай достираем вещи.

Послушно сгорбившись над тазиком, который стоял на скамейке, я продолжила стирать. Знала бы моя сестра, как я хочу поиграть, но этого вслух я не могла сказать.
Али вёл себя свободно, он бросался мелкими камешками, и эти камешки попали на старого пса, тот заскулил.

Я быстро выпрямилась, не обратив внимания на ноющую боль в спине:

– Зачем ты так?! – воскликнула я. – Оставь его.

– Закрой свой рот, – через плечо бросил мне брат и продолжал свои игры, которые делали больно собаке.

– Оставь его, я сказала!

Мой звонкий требовательный голос и тон заставили брата повернуться. Он большими шагами пошёл домой.

– Я сейчас папе расскажу, что ты орёшь на меня.

Я проводила его взглядом и встретила встревоженный взгляд больших карих глаз сестры.

– Зачем ты лезла к нему? – спокойно спросила сестра.

Я не нашла, что ответить, взяла второй тазик для полоскания одежды и принялась полоскать её.
Пока мы занимались стиркой, солнце давно уже ушло за горизонт, небо окрасилось в тёмно-синий цвет.
Единственное, что мне нравилось – это красивое ночное небо.

Мы вошли домой и сразу же направились с сестрой на кухню к маме. Она в это время готовила отцу еду, нас она не замечала, впрочем, так всегда бывало.
Кухня в доме была небольшой, полы здесь были уложены голубой плиткой, стол, стулья, белые шкафы и большая печь, в которой мама готовила вкусные пироги, и прочее.

В кухню вошёл Али и нарушил тишину своим звонким голосом:

– Папа сказал, чтобы ты пошевеливалась!

– Скажи ему, что всё уже готово, – спокойно сказала ему мама, не отрываясь от своих кастрюль.
Али фыркнул и вышел из кухни.
Я, как обычно, взяла поднос, а старшая сестра принялась ставить на него посуду с едой, которую ей подавала мать.
Мама делала всё торопливо, и потому мы с сестрой сами красиво ставили посуду, чтобы папа не ругался. Сегодня в гости к нам пришёл наш дядя, я была этому рада, с ним отец мог подолгу сидеть и говорить о своих делах. Дядя был спокойным и не конфликтным человеком, и бывало, что учил Али хорошим манерам, которые есть у его сына.
Папа держал себя в руках, и я не слышала, чтобы он просил своего брата замолчать.
Я хотела отнести еду в гостиную, но старшая сестра решила сделать это сама, наверное, это было спасение от ругани отца за Али, но всё же дядя был рядом, а значит, папа не поднимет на меня руку.
Взяв поднос, она вышла, а я села за стол и стала есть свой ужин.

Продолжение следует...