Осень

Глава из сборника «Забытый разговор, диалог тридцать шестой»
Родным, соседям, близким и не только… посвящается.

Дела-дела…
дела – лишь пыль.
Слова? Слова…
хранят нам быль,
а с нею мысль
и нашу жизнь!..

     …– Здравствуйте, – прерывает мои мысли незнакомый голос.
     – Здравствуйте, – отвечаю, поворачиваясь на голос.
     – Меня Нина зовут, – приветливо улыбается пожилая женщина примерно одного со мной возраста, – мы, с вами здесь, на платформе «Чайка» часто встречаемся.
     – Да-да, – улыбаюсь в ответ, – Валентина, очень приятно, здравствуйте.
     Спускаемся с неудобной крутой лестницы железнодорожной платформы на широкую лесную просеку, по которой до моего садового домика около трех километров.
     – Я тоже вас помню. – Идем рядом, не торопясь, пропуская остальных вперед. – Вы видно из одного из соседних садоводств, наших-то я всех по имени знаю.
     – Точно, – кивает, – из «Пчелки», как раз за вашим, на горе.
     – У-у-у, – сочувственно вздыхаю, – далеко. Это ж от моего-то домика почитай ещё столько же шагать вам придется.
     – Да, пожалуй, что так, – машет рукой. – Но ничего, мы ж с вами дети войны, привычные.
     – Привы-ыч-ные, – тяну, украдкой глянув на свою походную крючковидную палку. – Вы-то молодец, ходкая, видно с ногами у вас всё в порядке, – хвалю её, осторожно передвигая свои больные колени.
     – В порядке, – улыбается. – Слава Богу, носят пока родимые, почитай, каждый день на дачу езжу: по лесу пройтись, да в доме побыть, подумать.
     – Вот и правильно, – радуюсь вместе с ней. – На даче всегда хорошо и на душе свежо, недушно.
     – Недушно, – соглашается, – и память здесь такая… светлая.
     – Так вы, получается, весь год ездите?
     – Весь год.
     – И зимой?
     – И зимой.
     – У вас, видно, дом теплый и подвал имеется?
     – Да какой там теплый, – машет рукой, – обычный дом, летний. А подвалов там у нас наверху ни у кого нет. Вода весной по самую кромку стоит, – сплошная глина, да ещё гранитная плита под нами, говорят, залегает.
     – Понятно, – натягиваю капюшон своей плащёвой куртки, прячась от противного мелкого холодного дождя, зарядившего теперь уже до самых холодов, до снега.
      – У нас там и колодцев-то ни у кого нет, – продолжает, – до питьевой воды не добраться, одни сточные воды, приходится за водой к вам на ключ ходить.
     – А теперь, в конце осени, на даче что делаете? – интересуюсь. – Урожай, заготовки или что-то из ценного в город на зиму к перевозу готовите?
     – Да, что там везти-то, какое ценное? – беспечно машет рукой. – Я уж десять лет, как мужа парализовало, и не сажаю-то ничего. А перевозить, как бывало, хотя и есть что, да некому теперь. Хожу просто повидаться, вспомнить, как мы бывало всей семьей сюда приезжали, как сажали огород, яблоки собирали, строили всё что-то, мечтали.
     – А теперь?
     – Теперь? – пугается. – Что теперь? Время ушло: дочь, так случилось, умерла, муж – слёг, а сын пять лет назад попал в аварию.
     – Да не уж-то… погиб?
     – Нет-нет! Слава Богу, нет, – вздыхает. – Но досталось сильно, оформил инвалидность, живёт на пособие, один, да на наши с отцом пенсии.
     – Беда.
     – Беда, – кивает. – Что будет делать, когда нас не станет? Ума не приложу.
     – А откуда вы ездите? – увожу разговор. – С Ижоры, или Дубков? – это ближайшие остановки от нашей Чайки. – А то я вас на платформе «Ораниенбаума» ни разу не видела.
     Обычно сюда дальше, чем с моего города никто не ездит, далеко, да глушь тут лесная.
     – Нет-нет, что вы, – оживает, – мы ж из города, почти с центра, с Сосновой поляны. Муж когда-то у вас в порту, на судоремонтном заводе работал, вот и получил этот участок здесь.
     – По-нят-но, – тяну, – а отказываться, хоть и далеко вы, конечно же, не стали.
     – Ну, конечно же, – смеётся, – тогда всему были рады. Да и теперь…
     – Да, но оттуда же почти полтора часа электричка идет, – обречёно вздыхаю, – а тут ещё около часа пешком.
     – Зато столько впечатлений, – смеётся, – и встреч.
     – Вот, что, верно, то верно! – тоже радуюсь, непроизвольно прибавляя ходу за ней, забыв про свои колени. – А сколько ж вам лет-то теперь, Нина?
     – Да, как и вам, – машет рукой, – девятый десяток разменяла в этом году.
     – Ай, молодец, – незаметно вздыхаю, – а мне в декабре ещё только семьдесят семь исполнится.
     – Ну-у, – тянет лукаво, – мо-ло-да-я совсем.
     – Молодая, – смеюсь вместе с ней, – вот приехала с утра пораньше «кутули» свои собирать, к переезду на зиму в город готовить.
     – Кто-то приедет помочь?
     – Да, – гордо киваю, – сын с невесткой после обеда с города на своей машине приедут, всё заберут и на пятый этаж затащат.
     – Хорошо, – радуется вместе со мной. – А, знаете, в нашем доме тоже нет лифта, мы тоже когда-то таскали всё на себе, но нам, правда, пониже, на четвертый этаж забираться приходится.
     – Да забираться ещё ничего, – говорю с жаром о больном, – а вот спускаться – истинная мука.
     – Мука, – задумчиво соглашается, – хотя, и не самая страшная.
     – Не самая, – уверенно киваю, глядя в её чистые искрящиеся радостью удивительно синие глаза.
     – Ну, вот вы уже и пришли, – приязненно улыбается, – это же ваш домик, я вас тут видела.
     – Мой, – удивлённо киваю, не заметив, как мы быстро добрались до места.
     – Всего доброго. Удачного переезда.
     – Спасибо, – иду к калитке и, повернувшись, оттуда кричу ей вслед, – увидимся, Нина.
     – У-ви-дим-ся, – слышу теплый голос сквозь шелест холодного осеннего дождя.
     …
24.10.2018г.

     Автор благодарит критика (ЕМЮ) за оказанную помощь, а также приносит свои извинения за возможное совпадение диалогов, потому как рассказ является художественным, вымышленным, хотя и подслушан в разговоре с ЕВИ