Витя — рафинированный интеллигент со стажем. Стаж у него немалый, общий — сорок два, тюремный — девятнадцать. Родная мама и жизнь научили Витю главному правилу: «вежливость — залог здоровья». Поэтому всюду и со всеми Витя предельно вежлив и на Вы. И абсолютно неважно с кем Витя общается, будь то криминальный авторитет на воле, пахан на зоне, попутчик в поезде или участковый инспектор милиции, не говоря уже об операх из уголовного розыска.

— «Гражданин начальник, вы ведь знаете, сколько я отсидел? Шесть судимостей — девятнадцать лет! А знаете за что? Карманные кражи. А сумма, за которую меня судили? Так вот — я отсидел девятнадцать лет за украденные мною по разным карманам тридцать семь рублей девяносто семь копеек. Тридцать семь рублей девяносто семь копеек. Всего, вкупе! Вы понимаете?».

Карманная кража очень специфический вид преступления. Чтобы возбудить уголовное дело по факту карманной кражи абсолютно неважно, сколько вор взял на кармане – тысячу рублей или один рубль двадцать копеек. В среднем каждый год отсидки в неволе стоил Вите… Погодите. Тридцать семь рублей девяносто семь копеек делим на девятнадцать… В среднем каждый год отсидки в неволе стоил Вите приблизительно один рубль девяносто девять копеек.

— «Знаю! Знаю и понимаю! Но это ведь не мешает тебе практически каждый день брать на чужих карманах мою месячную зарплату? За день! А то и две-три! Ты уже три месяца как «откинулся», а на работу устраиваться не собираешься. Что там три месяца? Ты с шестьдесят четвертого года нигде не работал, только числился. И на кого тебе обижаться? Седьмая судимость – вопрос времени. Так, что дорогой не забивай мне голову своими обидами на несправедливость. Я тебя в чужой карман не загонял...».

Даже, выудив портмоне у мужчины в очереди к кассе Аэрофлота, или кошелек у дамы в автобусе, Витя предельно вежлив: «Позвольте. Извините. Будьте добры. Не могли бы вы...?». Витя вежлив даже, когда неприветлив, даже когда ненавидит оппонента. Настолько вежлив, что если, паче чаяния, ему когда-либо взбредет зарезать своего недруга кухонным ножом, он обязательно предварительно попросит извинения. Эта самая вежливость не раз спасала Вите жизнь и здоровье, как в местах не столь отдаленных, так и в родных пенатах.

Витя широко улыбается и пытается вежливо поиздеваться над участковым, прикинувшись «дурачком» не понимающим глубинной сути проблемы:

— «Гражданин начальник, Вы намекаете, что я Вам за свою спокойную жизнь, типа, бабок должен отстёгивать?».

Витя три месяца назад вернулся из тех самых мест, не столь отдаленных. И попал под надзор к новому участковому. Когда Витя уходил на зону шесть лет назад участковым был его знакомец с детства Пашка, лет на шесть-семь постарше. В силу давнего знакомства они друг другу кровь не портили. Витя не воровал на участке, обслуживаемом Пашкой, Пашка не чинил препятствий Вите в силу отсутствия необходимости таких препятствий. Теперь Пашка свободен как ветер – на пенсии. Сыт и пьян, охраняет коммерческую автостоянку против завода горно-обогатительного оборудования. А Витю теребит новый участковый, с которым Витя к несчастью не знаком с детства. А не знаком по той простой причине, что когда у нового участкового начиналось детство, Витино детство уже закончилось и плавно перешло в зэковскую юность на зоне.

— «Ты Витя парень принципиальный, а дурак, или прикидываешься таковым. Я тебе не Пашка и не намекаю, а конкретно говорю, что мне от тебя надо. Не хочешь сдавать корешков своих? Козлом упираешься? Ну и не сдавай! Имеешь полное право. Только с чего ты взял, что я тебе устрою тут райскую жизнь? Ты будешь рейды по чужим карманам устраивать, нарушать «режим надзора», колоться ханкой и эфедроном, а я должен смотреть на это сквозь пальцы? С какой стати? Каждый из нас тянет свою лямку».

Все шесть раз Витю на карманных кражах брали «спецы» — опера из специализированного подразделения по борьбе с карманными кражами. Терпеливые ребята и настоящие профи. Они следуют за карманником тихо и незаметно и «хлопают» его только, если уверенны, что похищенные портмоне или кошелек находится в кармане объекта. Сбросить кошелек секундное дело и надо так взять клиента, чтобы кошелек этот остался у него в кармане, да еще потерпевшего не упустить. Витя тоже настоящий профи, его клиенты никогда не замечают, что остались без кошелька. Профи Витя еще и потому, что «хлопнули» его только шесть раз за прошедшие двадцать пять лет, девятнадцать из которых он отбыл на зоне. А это означает, что в среднем спецы Витю брали один раз в шесть лет с учетом отсидки, и раз в год с учетом длительности нахождения на свободе.

— «Начальник, за козла ответите… извиниться не грех».

Участковый, несмотря на свои всего лишь тридцать лет, тоже придерживается правила: «вежливость – залог здоровья». Однако это не мешает ему обращаться на ты со всеми, кого можно отнести к классу «ранее судимый». Можно в беседе с удимым употребить слово «козел», или «петух», но это не должно быть оскорблением личности.

Можно заехать «задерживаемому» правонарушителю кулаком в ухо, или преступнику пистолетом по голове в силу необходимости, но этого же нельзя проделать с «задержанным». Со стороны разница небольшая – просто другой суффикс: «аемый» меняется на «анный», а как меняется внутреннее содержание слова. Все держится на взаимоуважении, по крайней мере, внешнем его проявлении. Ты мент, но есть правила игры, которые ты не можешь нарушать и, тогда ни один жулик не плюнет тебе в лицо. Застрелить — могут, ширнуть ножом в живот или шилом в сердце — могут, а плюнуть — нет.

— «Ладно, хорош, мне тут фасонить! Извиняться я буду, когда «козлом» тебя обзову. «За козла ответите!». Я те отвечу! На зоне фигуры выписывать будешь, художник, ёпэрэсэтэ! Твое дело воровать, мое дело тебя посадить. Если тебя «спецы» не поймают на кармане, я тебя на вполне законном основании отправлю на зону за нарушение режима надзора или на принудительное лечение от наркомании. Понял? Все, привет маме. И не забудь, завтра в восемь на освидетельствование к наркологу, в семь сорок пять я за тобой зайду. И избави тебя бог не оказаться дома».

Мама у Виктора очень интеллигентная и образованная женщина. Не её вина, что когда-то в юности Витя «зарулил» в дурную компанию, где и получил квалификацию карманного вора. Не было в их семье мужской руки, которая могла взять за шиворот и встряхнуть так, чтобы мозги в Витиной голове, наконец, сели на своё штатное место. Ну, не было. Что тут поделаешь? Встал в колею и катиться теперь по ней до конца жизни.
У участкового хорошие отношения с Витиной мамой. Ему всегда больно смотреть в ее грустные глаза, когда он в очередной раз, не застав Витю дома, составляет протокол о нарушении «режима надзора». Или изымает принадлежащую Вите трехлитровую банку сунорэфа. Сунорэф безобидная мазь — очень хорошо помогает при воспалении полости носа и путем не сложных манипуляций превращается в наркотик группы эфедринов. Готовые наркотики Витя дома не держит – жизнь приучила к порядку.

Деваться Виктору некуда. «Высокое» звание «особо опасный рецидивист» обязывает жить по распорядку. Витя находится «под надзором милиции» и с 21-00 до 8-00 обязан находиться дома. Одно нарушение – предупреждение, два нарушения – строгое предупреждение, а на третий – извольте пожаловать на зону. До года лишения свободы. Два уже имеется, не будешь в семь сорок пять дома, получаешь третье. А будешь дома, придется с участковым тащиться на освидетельствование к наркологу. А там стопроцентная гарантия направления на принудительное лечение. Витя наркоман со стажем, и последние три месяца, с тех пор, как откинулся с зоны, в глубоком штопоре по этой линии. И светит все то же самое – до года. Называется только иначе, а суть та же. Куда ни кинь – всё клин.

Последний раз участковый почти прихватил Витю на горячем. Почти прихватил. Как-то так сложилось, что Витя в силу объективных обстоятельств четыре дня сидел без дозы. И начало его «ломать» как старую водовозную лошадь. «Ломка» — страшное дело. Не дай бог узнать, что это есть такое «ломка». Наплевав на «режим надзора», Витя вечерком двинул в известное место. Как на грех, место было известно и участковому. Откуда его черт выдернул этого участкового? На притоне Витя принял дозу и оттянулся, как положено, да еще прихватил с собой про запас. Стоило Вите выскочить с пузырьком и шприцем в кармане из подъезда, как участковый «как конь перед травой» нарисовался на Витином пути. Вот уж, воистину, конь. Пришлось бросать пузырек, шприц и делать ноги «аллюр три креста» домой, спасаясь от замечания за нарушение режима надзора.

Добежал до дома Витя первым и лады. Участковому мало прихватить отсутствие поднадзорного, надо еще найти понятых, составить протокол и получить подписи оных в подтверждение отсутствия поднадзорного по месту жительства. Витя выкрутился вроде, но оба они и Витя и участковый знают, что выкрутился Витя только формально. Всё равно рано или поздно придет день, когда Витя на чем-то да проколется. И вот тогда уж участковый выполнит все формальности точно и четко, так, что комар носа не подточит.

Участковому гоняться за Витей было недосуг. Он раздавил сапогом шприц, подобрал пузырек, сброшенный Витей, сковырнул пробку и очень аккуратно помахал ладонью над горлышком, вежливо принюхиваясь. У него имелся печальный опыт трехлетней давности, когда на притоне открыв пузырек с неизвестной жидкостью, он сунул его под нос и глубоко вдохнул из сосуда. Сказать, что участковому стало тогда нехорошо, это ничего не сказать. Вежливость — залог здоровья. И деликатность. Подумав, участковый зашел в подъезд, поднялся на второй этаж, вытянул из кобуры «макаров», передернул затвор и, предварительно деликатно постучав условным стуком в третью дверь слева, выбил её плечом. И попал в точку. На самое варево...

Витя ничего не говорил участковому по поводу варева на притоне. Участковый никогда не будет утверждать, что, дескать, это Витя сказал. Тем более что Витя-то участковому действительно ничего не говорил. Но факт есть факт — участковый держал Витю за ворот, потом отпустил. Пока Витя драпал домой, участковый пошел и взял на притоне наркоту и положил на палубу под стволом всех присутствовавших нарков. А потом подъехала целая кодла ментов, загрузила весь этот «колхоз» в машину и увезла в райотдел.

А Витя никого не сдавал. Но все теперь будут думать, что это сделал он. Участковый будет многозначительно молчать, поскольку Витя никого не сдавал. Но все будут думать, что участковый молчит потому, как не хочет сдавать Витю, который сдал ему притон. Витя будет думать, что все думают… В общем, всё всем понятно! Участковому есть с кем поговорить и без Вити. Чтобы все кончилось нормально, Вите остается только, гордо подняв голову, уехать на зону, так чтобы всем стало ясно, что Витя никому никого не сдавал. Поскольку, если бы Витя согласился сотрудничать с участковым, уж тот бы озаботился тем, чтобы Витя остался на свободе, где толку от него не в пример больше чем на зоне. Жизнь такая запутанная штука…

В семь сорок пять Витя был на месте. В восемь ноль-ноль Витя и участковый стояли перед дверями врача нарколога местной поликлиники. Врач-нарколог — усатая, пожилая женщина, грузного телосложения, лет за шестьдесят, известная под псевдонимом «баба Роза». Когда-то давно баба Роза, видимо, была красавицей. Есть в ней такая женская уверенность, которая может быть утверждена в женщине только долголетним и пристальным вниманием мужчин. От былой красоты ничего не осталось, а уверенность, уверенность красивой женщины в своей значимости, в своем праве на все, что дает жизнь, по-прежнему, цепко сидит в ней. Да, пожалуй, еще глаза. Чуть замутненные годами, но по-прежнему с блеском карие вишни глаз.

Дети бабы Розы с внуками уже четыре года проживают в другом городе, да и баба Роза практически сидит на чемоданах. Она и оставалась то в Воронеже до сих пор, только потому, что семейный совет принял решение, что младший её внук должен, таки, получить диплом Воронежского медицинского института. Баба Роза потомственный медик, как и все члены семьи. Немножко осталось до получения диплома. В июле баба Роза вместе с внуком двинут к новому месту жительства.

Осмотрев Витю, оценив исколотые подмышки и ступни, и, задав ему несколько вопросов, Баба Роза отправила «больного» из кабинета. Дожидаться в коридоре своей участи. Затем сдвинула в сторону паспорт и направление на медицинское освидетельствование. Раскрыв личное дело на последней странице, записала диагноз, вывод, проставила дату, подпись и приложила личную печать. Посмотрев выразительно, на участкового, сидящего на стуле в углу, произнесла:

— «Нуждается в принудительном лечении от наркотической зависимости».

Затем, послюнявив указательный палец, она пролистнула личное дело на первую страницу, полюбопытствовать: кого же она сегодня приговорила? По мере чтения лицо её принимало все более растерянное выражение:

— «Этого не может быть! Здесь всё, таки, правильно? Вы не могли бы мне показать его паспорт?».

Баба Роза судорожно схватила лежащий на краю стола паспорт Виктора и раскрыла на нужной странице. Потом она медленно закрыла паспорт, и у неё задрожали губы:

— «Это просто невозможно!»,

Карие очи бывшей красавицы как-то вдруг наполнились влагой нависшей над нижними веками. Потом первая капелька сорвалась поверх дрожащих ресниц и прочертила влажной полоской щеку.

Слезинки стекали на дряблые щеки и задумчиво повисали на реденьких черных усах бабы Розы, потом как бы, решившись, срывались вниз и падали на раскрытое личное дело особо опасного рецидивиста, карманного вора и наркомана с двадцати пятилетним стажем. Они капали и расплывались, впитываясь в рыхлую фактуру листа из вторичного сырья. Под слезинками медленно расплывались буковки записи:

«Виктор Израилевич Самуйлович
1947 года рождения
уроженец города Воронежа
проживает: г. Воронеж, ул. ..., дом...
национальность: еврей
ранее судим:
1964 г. ст. 144 ч. 1 – 1 лет лишения свободы
1966 г. ст. 144 ч. 2 – 1,5 лет л.с.
1970 г. ст. 144 ч. 2 – 3 лет л.с.
1974 г. ст. 144 ч. 3 – 3,5 лет л.с.
1979 г. ст. 144 ч. 3 – 4 лет л.с.
1984 г. ст. 144 ч. 3 – 6 лет л.с.

Решением … суда от 22.01.1984 года, признан «особо опасным рецидивистом»… ».

Участковый подал бабе Розе её же носовой платок лежавший на столе. Затем, вздохнув, положил паспорт и направление на список судимостей в раскрытое личное дело Виктора Израилевича:

— «Ох уж эта баба Роза!», -

закрыл личное дело и, сунув его под мышку, вышел из кабинета нарколога. Участковому переживания нарколога были «по барабану». Он не разделял чувств бабы Розы, но сразу и без сомнения понял, отчего она закапала слезами личное дело наркомана Самуйловича.

Баба Роза так и осталась, зарывшись носом в платочек, оплакивать своё горе. Она просто не могла представить, чтобы еврейский мальчик, вместо того чтобы стать известным адвокатом или врачом, партийным функционером, банкиром или директором ювелирного магазина, может отсидеть полжизни на зоне и быть признанным «особо опасным рецидивистом». Пусть даже очень интеллигентным рецидивистом. В ее голове такая мысль не укладывалась, по той простой причине, что это НЕВОЗМОЖНО.

А Виктор Израилевич Самуйлович так и уехал принудительно поправлять здоровье, не узнав, отчего плакала по нему, отбывающая в июле в Землю обетованную, в город Тель-Авив, потомственный врач-нарколог с сорокалетним стажем Роза Исааковна Шпильман...

Неисповедимы пути твои, Господи.