Глава из сборника «Забытый разговор, диалог тридцать седьмой»
Родным, соседям, близким и не только… посвящается.Дела-дела…
дела – лишь пыль.
Слова? Слова…
хранят нам быль,
а с нею мысль
и нашу жизнь!..
…Вторая половина шестидесятых.
Конец осени.
Ведомственный детский садик. Помещение кухни.
– Ой, Валентина, кого ж это ты к нам ведёшь? – приветливо улыбается молодая высокая упитанная дама в длинном белом поварском колпаке и широкой, словно паруса, хлопчатобумажной кухонной спецодежде.
– Пусть пока у вас посидит, – деловито суетится маленькая худенькая, – в чем только душа теплится? – чернявая девчушка, устраивая с карандашом и бумагой мальчонку едва старше двух лет за небольшим обеденным столиком в углу обширной кухни у окна.
– Что у нас на сегодня? – хохочет веселая дама. – Сопли, понос, температура, или просто так в ясли опоздали, а теперь уже не берут, не пускают.
– Карантин, – сердится девчушка, – у них там, видишь ли, карантин объявили по ветрянке. Хоть бы предупредили вчера, что ли, я б что-нибудь на сегодня придумала.
– Так под карантин, взяла бы больничный?
– Да кто ж его без температуры у ребёнка даст?
– Тогда отгул?
– Нет-нет, – сверкает глазами худенькая, – отгул, нельзя, никак нельзя.
– Как так, нельзя? – удивляется дама. – Почему?
– Зинаида Петровна, меня ещё за прошлый больничный пилит, обещала квартальной премии лишить, если ещё хотя б день до конца месяца возьму.
– Вот же… стерва! – выдыхает упитанная. – А как же быть?
– Так и быть! – машет рукой маленькая. – На прошлой неделе, когда его в ясли из-за соплей не брали, – кивает на малыша, – муж с собой на корабль брал, пока они в доке на ремонте стояли.
– А теперь?
– А теперь всё, – вздыхает, – в море ушёл! А Нинки, соседки моей, как назло дома не оказалось. – Стоит чуть не плачет. – А меня Зинаида на базу за продуктами срочно отправляет. Так что, тетечка Верочка, миленькая, выручай: некуда мне сынишку девать.
– Да, ладно, ладно, не переживай, Валентина, – деловито кивает поварской колпак тетечки, самой едва старше молодого завхоза, – выручу. Беги-беги, не сомневайся, мы с девчонками что-нибудь придумаем.
Кричит большая добрая Вера вслед быстро удаляющейся щупленькой фигурке.
– Ну, ребёнок, – улыбается, повернувшись к нему, – скажи-ка тетё: как тебя зовут? А то твоя мама забыла это нам поведать.
– Лека, – нисколько не смутившись, звонко отвечает малыш.
– Лека? – дивится полная белая дама.
– Лека, – кивает ребёнок.
– Странное имя, – озадачено жмет плечами.
– Это, по-видимому, Олежка, – предполагает кто-то из рабочих кухни.
– Лека, – смешно хмурит черные бровки, мальчуган.
– Леша? – продолжают гадать девчонки.
Ребятенок в ответ, насупившись, молчит, сердито поблескивая серыми глазами.
– Ну, ладно-ладно, Лека, так Летка! – примирительно приседает к нему тетя Вера, сняв высоченный колпак, чтоб ненароком не напугать. – А скажи мне, Лека, ты кушать хочешь.
– «Посипить», – улыбается всеми своими восьмью зубками малыш.
– Что ты говоришь? – совсем по-девчоночьи смущается старший повар, к удивлению не имеющая ещё пока в свои двадцать с приличным хвостиком лет собственных детей.
– «Посипить», – весело сипит Лека.
– Видимо, попить, – предполагает кто-то.
– Ну, попить, так попить, – радуется дама-повар, быстро наливая большую кружку теплого кипяченого молока.
Малыш с удивлением смотрит по сторонам, на непонятливую тетю и, отвернувшись, возвращается к монотонному чириканью карандашом, словно пишет, в листке бумаге, оставленной мамой.
Тетя Вера не сдается. Налив в маленькую детскую кружку компота, она ставит её рядом и с интересом наблюдает, что будет дальше.
Ребенок не без интереса заглядывает в чашку и, улыбнувшись тёте, продолжает молча рисовать.
– Может быть, ты любишь кашу или суп, – как-то совершенно необычно, по-детски расстраивается Верочка-повар…
Внутри всех настоящих женщин, будь-то повар она или бухгалтер, прежде всего живёт «мама», первой потребностью которой при виде любого ребёнка является жгучее непреодолимое желание накормить его. И с этим никто и ничего поделать не сможет. Такова наша человеческая природа, суть! Во всяком случае, так было тогда, в шестидесятые, так должно б быть и теперь. Впрочем, сейчас общению людей мешают некие электронные фильтры, экраны, крадущие у нас многие выработанные тысячелетиями желания, потребности. Многие, но, надеюсь, не эту!
…Мальчишка, не проявив никакой эмоции к её словам, продолжает свое увлекательное занятие.
– А булку? – продолжает допытываться тетечка Верочка, отодвинув только что налитые тарелки с едой. – Булку с маслом будешь?
– Будет-будет, – вдруг, откуда ни возьмись, за него отвечает запыхавшаяся маленькая мама, торопливо влетевшая на кухню с кучей пакетов и коробок. – Только не с маслом, а со сметаной.
– Ну, наконец-то, Валентина, – с явным облегчением выдыхает полная дама. – Гляди, не поел ничего, голодный сидит, – искренне расстраивается она. – И не попил, хотя и просил вроде как: «посипить», «посипить»!
– «Посипить» – это посыпать! – смеется растроганная участием хрупкая мама. – Сахарным песком булку со сметаной посыпать, – поясняет. – Мы любим сла-день-ко-е, – тянет она за малыша по слогам, густо намазывая булку и, осыпая его сахарным песком, – конфеты нам мамочка не по-ку-па-ет, говорит до-ро-го.
– «Посипить», – радостно пищит Лека.
– «Посипить», – улыбаясь, дивится тетечка Верочка.
– «Посипить», – веселятся девчонки.
Ведомственный детский сад. Кухня.
Конец осени.
Перемазанный сметаной ребенок, с удовольствием уплетающий булку за обе щеки.
Вторая половина шестидесятых…
06.11.2018г.
Автор благодарит критика (ЕМЮ) за оказанную помощь, а также приносит свои извинения за возможное совпадение диалогов, потому как рассказ является художественным, вымышленным, хотя и подслушан в разговоре с ЕВИ.
