- А ты че, трупов не боишься? Там же в морге надо будет трупы резать.

С таким вопросом приставали ко мне парни, когда узнавали, что я поступил в мединститут. Девчонок больше интересовало, не боюсь ли я вида крови. А я и сам не знал насчет трупов. Крови не боялся, во всяком случае в обморок не падал. 

     Знал бы я тогда, что эти "ужасы" студенческой жизни в меде совсем и не ужасы вовсе, по сравнению с немыслимыми объемами информации из серого учебника Привеса "Анатомия человека", которые надо было осваивать. Да все по-латыни. Каждая косточка, бороздка, отверстие, канал в черепе и скелете, каждый сосудик, мышца, сухожилие, нерв, каждый, не то что орган, а мельчайшая его часть - имели двух, трех, а то и четырехсоставное название на латинском языке. На одно занятие надо было выучить иногда до двадцати - тридцати страниц убористого текста, и визуально знать, где эти чертовы нервы, мышцы, отверстия и сосуды находятся на препарате.

     Настоящей голгофой была височная кость со своими девятью каналами и водопроводами улитки и преддверия. Получить тройку за каналы височной кости с первого раза было неслыханным счастьем. Эти каналы мало было назвать по русски и по латыни, так надо ж было еще рассказать где он, зараза, начинается, и где, сволочь, заканчивается, держа в руках эту самую кость и пытаясь дрожащей указкой предъявить их доценту. 
 
     Так что весь первый и половину второго курса знаменовались кошмаром зубрежа анатомии. По сравнению с ней все остальное было относительно просто. Ну, может, еще латынь с ее падежами, родами, склонениями и окончаниями. Сидели в анатомичке допоздна, мусоля ненавистного Привеса, до дурноты от долгого всматривания в канальцы и бороздки на препаратах костей, от режущего глаза запаха формалина.

     Главное, - не получить "пару", потому, что ее надо было "отрабатывать". Это значило все сначала. Зубрежка, препараты, явка в назначенный день и сдача материала. Иногда по нескольку раз. А новый материал нужно было успевать, само собой. Те несчастные, которые "обрастали" парами , а не дай бог, еще и "н/б" (прогулами) входили в такой клинч, что выбраться бывало очень тяжело. 

     Отработать удавалось иногда иным способом. Можно было попасть в, так называемое, рабство к преподавателю - готовить препараты. Начиналось все с доставки трупа из морга в анатомический класс. И это было не самое тяжелое. Первая встреча с моргом, подвалом под институтским корпусом, до сих пор вызывает яркие воспоминания. Сумрак, холод, резкий запах формалина и кафельная ванна в человеческий рост, где в формалине находились трупы. Нужно было доставить одного. Надев перчатки и фартуки, мы извлекали его, синюшного и негнущегося, из ванны крюками, грузили на носилки, поднимали наверх, укрывали простынями и по институтскому двору каталками везли в анатомический класс. Это были трупы, за которыми, конечно, не приходили, - бомжи, наверное. Отвращение, оторопь, растерянность и мысли о бренности всего живого приходилось и удавалось прятать за бравадой перед одногруппниками и за кощунственными шуточками. По этой же причине становилось даже особым шиком принести на подготовку к отработке в анатомический класс пирожок из столовки и есть его, уткнувшись в Привеса. Руки, конечно же, мылись тщательно, перчатки снимались. Девушки фыркали, а и привыкли. Сейчас смешно об этом вспоминать. Вся одежда первокурсника, не смотря на халаты и шапочки, прованивалась формалином и менять ее надо было ежедневно.

      Девушки-одногруппницы, особенно из тех, которых поначалу корячило и плющило от видов препаратов и вообще анатомки, подвергались нашим подколкам и розыгрышам. Самым невинным было поставить, подперев чем нибудь, мужской половой орган в вертикальное положение, прикрыв его простынкой, и подсунуть препарат такой отвечающей доценту перепуганной студентке. Преподаватели снисходительно и вяло журили нас, видимо вспоминая свои студенческие годы.

      Потом наступали долгие часы препарирования. Например, препод давал задание - сделать препарат нервов кисти. Это значит, что вдвоем, втроем мы садились у этой кисти и, вооружившись скальпелями, ножницами и крючками, подглядывая в Привеса, как скульпторы отделяли все ненужное, оставляя только необходимые сероватые ниточки нервных стволов. По этим препаратам вся группа и отвечала уроки. Самые отъявленные прогульщики и двоечники становились на этих препарированиях большими умельцами в своем деле. Не стоит даже и говорить, что ожидало всю группу и каждого в отдельности, если случалось препарат "запороть". Допустим, перерезать сосудик третьего порядка. Доцент лютовал. И височная кость была ему в помощь. Эту сцену анатомического избиения младенцев можно представить себе, вспомнив профессора Владимира Ипатьевича Персикова из "Роковых яиц" М. А. Булгакова:

     "Персиков... прославился тем, что на экзаменах срезал 76 человек студентов
и всех на голых гадах:
     - Как, вы  не знаете,  чем отличаются  голые гады  от пресмыкающихся? -
спрашивал Персиков. - Это просто смешно, молодой человек. Тазовых  почек нет
у голых гадов. Они отсутствуют. Так-то-с. Стыдитесь. Вы, вероятно, марксист?
     - Марксист, - угасая, отвечал зарезанный.
     - Так вот,  пожалуйста,  осенью,  - вежливо говорил  Персиков  и  бодро
кричал Панкрату: - Давай следующего!"

      Виновник, кроме неотработки и очередной пары, получал порцию остракизма от собратьев. Поэтому из лучших препараторов выбирались лучшие, и те имели привилегии почти никогда не зубрить большие тексты. Они не парились из-за "н/б", дружили с лаборантками, что потом и понадобилось мне и моим закадыкам при сдаче финального экзамена. 

      Были свои студенческие анатомические байки и анекдоты. Так, рассказывали на курсе о случае на экзамене с доцентом С. Не спавшая накануне, после зубрежки, студентка, вместо того, чтобы сказать о мужском половом члене, как учит незабвенный Привес, такое: 

"Corpus spongiosum penis, покрытое tunica albugtnea corporis spongiosis лежит снизу пещеристых тел члена и пронизано во всю длину мочеиспускательным каналом. Оно имеет меньший, чем два других пещеристых тела, диаметр (1 см), но в отличие от них утолщается на обоих концах, образуя спереди головку члена, glans penis, а сзади - bulbus penis." 

      - сказала вместо "Corpus" (что означает тело), - "Os" (что значит кость), а вместо "один сантиметр" вырвалось "один дециметр."

      Доцент невозмутимо произнес фразу, которая и стала анекдотом, так любимым всем курсом:

      - Дорогуша, это что же, если по вашему мнению, диаметр Corpus spongiosum будет один дециметр, то какая же должна быть его длина? Получается, я буду с таким органом сидеть здесь, принимать у вас экзамен, а мой член будет совершать половой акт в соседней аудитории? Ну, а если вы думаете, что это кость, то на это могу сказать, что вам вчера повезло... Да.

      Или вот такой:

      Экзамен по анатомии. Профессор спрашивает студента:
      - Какова функция musculus cremaster (мышца, поднимающая яичко)?
      - Поднимает яичко.
      - А еще?
      - Hу, я не уверен ... Но, если яичко зажать дверью, то она еще выпучивает глаза, высовывает язык и заставляет голосовые связки кричать а-а-а.


      Близился экзамен по нормальной анатомии. С содроганием мы ждали его. Девяносто билетов по три вопроса в каждом. А потом на старших курсах предстояла еще Патанатомия! То есть - патологическая. Все то же, только еще "веселее" - анатомические изменения при различных болезнях тела. Старшекурсники говорили так:

      "Сдал нормальную анатомию - может не выгонят.
       Сдал патанатомию - теперь точно не выгонят.
       Пятый курс. Сдал экзамен на военной кафедре - пусть только попробуют."

      Вот где пригодилась наша дружба с лаборантками кафедры. У некоторых она была даже очень тесной, что и позволило получить перед экзаменом в свое распоряжение бесценную вещь - бомбы. 

      Бомба - это двойной тетрадный листок, на котором в правом верхнем углу красовался институтский штамп! Такой листок выдавался экзаменующемуся после того, как он тянул билет, чтобы на нем изобразить свои скудные остатки знаний по предмету. И по нему же предполагалось отвечать преподавателю. Имея достаточное количество таких бомб перед экзаменом, оставалось только заполнить их текстом по билетам дома, затем пронести их с собой на экзамен, а дальше - дело техники.     

      Риск, конечно был, и немалый. Незаметно спрятать пустой листок, вытащить из подшитого кармана пиджака нужную бомбу, заменить пустой листок на заряженную бомбу, а потом успеть еще хоть бегло прочитать содержимое, изображая, что усердно вспоминаешь латынь и что-то пишешь. "Взорваться" с позором на собственной "бомбе" - проще простого. Но глупо было отказываться от такой редкой возможности сдать на пять анатомию! А кто не рискует,..

      Собрались у меня, так как в моем распоряжении была квартира, где я тогда жил один. Нас было трое - Рома, Витя и я. Потому что бомбы мы получили за день до экзамена, - написать каждому по девяносто билетов не представлялось физической возможности. Решили, что каждый напишет по тридцать бомб. Однако, - все осложнялось почти до невозможности. Нужно было зайти один за одним тянуть билеты. Потом надо было сесть рядом друг с другом за соседние столы. И самое сложное - не просто вытянуть нужную бомбу, но и незаметно передать ее другу. По причине ли портвейна, либо по юношеской самоуверенности, мы совсем не просчитали такой вариант, что все билеты, которые мы вытянем, окажутся в одном бомбохранилище. 

      Переписывали Привеса усердно. Заряжали бомбы всю ночь. Было весело, магнитофон. Немного поспали, подшили боковые карманы и поехали ближе к концу экзамена. 

      Так и случилось. Этим бомбохранилищем оказался, почему-то, я.
      
      Начальные фазы бомбометания прошли успешно. Зашли почти последними, чтобы доцент и профессор были уставшими и невнимательными, потянули, сели. На пальцах под столами Рома с Витей показали мне номера билетов и я протянул им бомбы. Никогда не забуду их довольные лица, когда все получилось.

      И тут случилось вот что. 

      Мы втроем остались последними сдающими в аудитории. Первым пошел Витя к доценту. Через пять минут, сверкнув из двери глазами, ушел с пятеркой. Вторым пошел Рома к профессору, а я следом к доценту. Профессора, похоже, раздражала необычная Ромина прыткость при ответе и он стал задавать вопросы. Рома ушел с четверкой.

      Я уже заканчивал ответ, предвкушая конец удачной аферы, как грянул гром.
Доцент перестала меня слушать, придвинула мою бомбу к предыдущей, Витиной, и протерла очки.

      - Профессор, посмотрите!

      - Что такое? 

      - Профессор, я впервые такое вижу. Вот у этого студента билет написан таким же почерком, как билет у Виктора, у предыдущего. Как такое может быть?! 

И она передала два листка со штампами, исписанные моей рукой. Профессор сличил бланки и ухмыльнулся. Прищурился, лукаво глядя на меня.

      - Голубушка, да это же бомбы! Вы что, не знаете?

      - Нет. А, как это? Что-о?...

      - Ладно, я вам потом расскажу. Ну, а отвечал студиозус хоть прилично? Да? Все, мы устали уже. За то, что много писали, значит хоть читали, - ставьте оболтусу тройку и пусть будет счастлив. Зачетку. Свободен.


      Так мы сдали анатомию с бомбами. Я из-за тройки не получал стипендию, но друзья меня подкармливали в столовке. 
      И портвейн я не покупал целый семестр, когда собирались у меня поквасить.