В Джибути мы прилетели с наступлением темноты. До нового года по московскому времени оставалось около трех часов. Для праздничного стола у нас уже все было готово. Накануне мы в Магадишо на американской базе взяли несколько банок с «Колой» и «Фантой», а также ящик пива. На обратном пути из Магадишо в Джибути мы садились в Харгейсе, где директор аэропорта в знак дружбы погрузил нам картонный ящик с лобстерами огромного размера. Во время отлива мы наловили ведро крупных крабов, которых выпустили в ванну, стоящую во дворе, наполнив её морской водой. Правда, к нашему возвращению домой добрая половина крабов разбежалась, преодолев трудное препятствие в виде стенок самой ванны.
Пищу нам готовила закрепленная за нами служанка по имени Мариам, девушка лет шестнадцати, восемнадцати. В этот вечер мы её отпустили домой, и после прибытия в гостиницу сами занялись стряпней. Лобстеров мы варили в ведре, потому что кастрюль для великанов – лобстеров в гостинице у нас не было. Но и в ведре этих морских обитателей приходилось отваривать в два этапа. Вначале нижнюю половину, затем верхнюю. В ведро больше двух лобстеров не помещалось. Затем в этом ведре мы отварили крабов. Лобстеры и крабы в вареном виде получали окраску красновато-розового цвета. Кроме того, нам представитель Аэрофлота привез небольшую акулу, размером примерно около метра. Раньше мне не приходилось есть акулье мясо. Я ни разу не видел, как готовят эту рыбу. Оказалось, что её приготовлению предшествовал процесс вымачивания.
Мариам перед уходом домой опустила акулу в ванну. По всему дому от акулы стояло отвратительное зловоние. Я с удивлением подумал, что с таким запахом мы вряд ли будем есть этого морского хищника. Однако через некоторое время запах резко сменился на обычный запах рыбы. У плиты суетились по очереди все. На сковороде акула приятно пахла. От ужасного запаха не осталось и следа. Оказалась и на вкус эта рыба очень приятная.
Кроме всего прочего на столе появились запасы из холодильника. Шампанского не было, зато на столе кроме напитков, взятых у американцев в Магадишо, появилась литровая бутылка русской "Столичной" водки с фирменной наклейкой. Мы её купили во фришопе в аэропорту. За тридцать минут до нового года стол был накрыт. Мы, семь человек, представители России в этой маленькой африканской стране, приступили к проводам старого и встрече нового года. Мы произносили тосты, пели песни, фотографировались в обнимку с огромными отварными лобстерами. Телевизор у нас был, но программы из Москвы мы смотреть не имели возможности. В 12 часов ночи мы вышли на балкон покурить. Дневная жара ослабла. На улице было всего тридцать шесть градусов. После дневных пятидесяти это был рай. На улице не было традиционных русских салютов, радостных возгласов, громких поздравлений. Это было все не так как в России. Недалеко от французского легиона в кафе тихо играла музыка. Отдельные прохожие проходили под нашим балконом, не выражая громкого восторга от наступившего нового года, как это делает у нас на Родине молодежь. Была обычная жаркая африканская ночь. Около нашей гостиницы росло дерево, напоминающее нашу ель, но только с мягкими иголками. Покурив на балконе, мы спустились вниз к этому дереву, и взявшись за руки повели вокруг него хоровод, состоящий из семи подвыпивших мужиков. Мы горланили:
- В лесу родилась елочка, в лесу она росла…
Отдельные прохожие останавливались и смотрели на этот хоровод с нескрываемым удивлением. Ну откуда им знать широту русской души?!!! Как им понять этих русских, которые в чужой стране устроили хоровод вокруг дерева, похожего на елку?!!! Для этого надо родиться в России и быть просто русским.
Сотовых телефонов у нас в то время еще не было, хотя мы о них уже много раз слышали. После хоровода мы всем экипажем отправились к телефону-автомату, который был от нашей гостиницы примерно в полутора километрах, что бы позвонить домой и поздравить с праздником своих жён, детей, родственников, которые праздновали этот праздник в такой далекой от нас России. После этого нового года я еще дважды встречал новый год в Африке только в других странах.
Трудовые будни
После праздников работа возобновилась. Мы, как пчелки носились в Аден, продолжали летать в Босасо, Могадишо, Харгейсу, Берберу. Открылись новые маршруты в Эфиопию в Адисс Абебу, Дыре Дауа. Это были сложные полеты. При заходе на посадку и взлетах в Могадишо имел место высокий риск быть обстрелянными с земли повстанцами, которые стреляли по самолетам. Для них не было разницы в принадлежности самолета. Для них все белые были американцами, которых они ненавидели всем своим нутром. Заход на посадку мы выполняли со стороны океана, выходя в точку четвертого разворота на максимально возможной высоте, затем камнем "падали" в торец ВПП. Взлетали с обратным курсом на океан. Выполнять полеты через город было опасно. Но и взлетать на океан при сильном попутном ветре с полной загрузкой было рискованно. Была реальная угроза рухнуть в воды океана из–за нехватки длины ВПП. В этом случае мы выработали свою методику взлета с курсом на город. Благодаря высокому расположению крыла на Ан- 24 после отрыва и уборки шасси мы начинали крутой разворот вправо в сторону океана, в направлении, где круглосуточно дежурила американская морская эскадра. Мы следовали на бреющем полёте над водой в сторону эскадры. Нашу спину прикрывал крутой мыс, который находился сзади между нами и городом. Разогнав скорость до максимально возможной, резко переводили самолет в набор высоты, и он "свечей", за считанные минуты набирал высоту около трех тысяч метров. В таких взлетах существовала и другая опасность, быть обстрелянными американцами, стоящими на рейде, если они, не дай бог, решат, что наш самолет хочет их атаковать. Каждый раз перед планируемым взлетом на город мы шли в штаб американцев с просьбой, что бы они предупреждали эскадру о нашем взлете. Мне нравилось, что они без лишних слов информировали стоящих на рейде.
Американцы нам так же подсказывали, как надо вести себя на перроне аэродрома.
- Не стойте на одном месте, - говорили они. - Вокруг аэродрома снайперов несчетное количество. Им разницы нет русские вы или американцы. Вы белые - и этим все сказано. Чаще передвигайтесь, тогда вы собьете снайперу прицельную стрельбу.
Сложно в первое время было летать в Аддис–Абебу. Аэродром горный. В условиях грозовой деятельности обойти засветки из-за малой высоты и гор весьма сложно. Особенно сложно на предпосадочной прямой или после взлета, когда по коридору движения "запирает " грозовое облако, которое невозможно обойти ни слева, ни справа, ни выше, ни ниже. Прилетев первый раз в Аддис–Абебу, мы были приятно удивлены надписью на русском языке в аэропорту, выполненную огромными буквами "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!"
-Это еще со времен нашей дружбы с эфиопами,- пояснил нам представитель Аэрофлота, который по договоренности обслуживал и наш самолёт. – вы же, наверное помните, какими друзьями были Брежнев и Менгисту Хайле Мариам?
Менгисту с легкой руки Брежнева пытался в Эфиопии построить социализм. Однако после революции в стране 1991 года он бежал в Зимбабве, где получил политическое убежище. А "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!" осталось памятником его правлению.
Сложный аэродром в Дыре Дауа. Здесь взлет и посадка возможны только с разными курсами, потому что восточный торец очень короткой ВПП ограничен горной скалой. Если взлетать немного проще, то при посадке ни в коем случае нельзя допускать перелет, потому что исправить ошибку уходом на второй круг будет невозможно. Посадка, и только с первого захода!
Работая в Джибути, я получил через директора авиакомпании DAALLO информацию о том, что руководство, базирующейся в этом районе Африки Миссии ООН, желает привлечь для отдельных работ наш самолет. Они длительное время наблюдали исподтишка за нашими полетами. Мы им понравились, и они вышли с предложением на дирекцию DAALLO. По большому счету нам не было разницы с кем трудится, но с миссией ООН это было все-таки почетно. Главное, чтобы нас загружали работой, своевременно платили зарплату и за аренду самолета. Перекрашивать самолет в белый цвет ООН не стали, потому что выполняемые работы были эпизодическими, но от них DAALLO очевидно имело неплохую прибыль. Нам так же за каждый вылет платили повышенную зарплату. Кроме того, нас поставили на полное довольствие на американской базе в Магадишо. Мы могли в любое время и в любом количестве брать воду, пиво, продукты. Обслуживали самолет при этих полетах американцы. Надо отметить, что уровень обслуживания был высокий.
Мы возили из Йемена и Эфиопии в Сомали медикаменты и продукты. Летали с нами представители Миссии в аэропорты Сомали, в Бурао, Лас Анад, Гардо и другие. Они там с кем-то проводили встречи, а мы их ждали, затем везли обратно в Могадишо. Несколько рейсов выполняли с раненными ООНовцами на борту в Кению в аэропорт Момбаса. С Миссией ООН было работать довольно приятно из-за высокой организации всего, за что они брались. Через некоторое время руководители Миссии выяснили наши возможности по поставке в Могадишо наших вертолетов Ми-8МТВ (другое название Ми-17). Я об этом сообщил в Россию нашему директору. Он дал свое согласие, после чего руководство Миссии вывело его на прямые контакты со штаб квартирой ООН. Директор DAALLO был расстроен тем, что с вертолетами его обошли. Однако руководство Миссии не изъявляло особого желания получить вертолеты через посредника. Мне пришлось вылететь в Россию для подготовки вертолетов и экипажей в экспедицию.
Миссия ООН. Аэропорт Могадишо (Сомали).
Для доставки вертолетов в Магдишо нужен был Большой самолет, типа "Руслана". Такой самолет мы зафрахтовали у авиакомпании "Волга- Днепр", на котором вертолеты отвезли в Могадишо. Старшим группы наших вертолетов был назначен мой заместитель по летной работе. Я с вертолетами не полетел, а отправился в Москву заканчивать работу по оформлению документов, касающихся легитимной работы с Миссией ООН. У вертолетчиков в Магадишо я появился спустя полгода. Собственно, вначале я прибыл в Джибути для планового контроля работы наших экипажей Ан- 24. К этому времени здесь работало уже два самолета. В Джибути я пробыл два дня, и с первым же рейсом в Могадишо, я отправился к нашим вертолетчикам. Я был очень удивлен, когда увидел в Могадишо огромное количество вертолетов из России: Ми-8, Ми-17 и Ми-26. Экипажи жили в благоустроенных вагончиках, стоящих рядом с перроном. Миссия ООН позаботилась, чтобы проживание экипажей было благоустроенным. Комнаты в вагончике были рассчитаны на двух- четырех человек. Каждый номер был оборудован душем, туалетом и кондиционером. Причем, в отличие от Джибути, в душе всегда была горячая и холодная вода. По площади номера были относительно просторными.
Вагончики находились в низине. Электричество в вагончиках было постоянно, кроме тех дней, когда аэродром подвергался интенсивному обстрелу. Лагерь снабжался электроэнергией от переносной электростанции, которая день и ночь гудела неподалеку от самого лагеря. Электростанция имела три резервные точки. В случае выхода любой из них автоматически запускалась другая. Двигатели на электростанциях были дизельные, поэтому проблем с топливом никогда не было. Авиационный керосин легко заменял дизтопливо. Со всех сторон территорию окружали холмы, которые скрывали лагерь от прямых попаданий снарядов. Под каждым вагончиком был вырыт просторный окоп, в который можно было попасть из вагончика. Вход в окоп был выполнен по типу подвала, который закрывала крышка. В окопе всегда были в наличии несколько свечей, спички и десятилитровый термос с запасом воды, которую дежурные смены меняли два раза в неделю. Стенки окопа были укреплены пластиковыми листами. Экипажи, которые отдыхали от полетов, в случае обстрела всегда могли укрыться в этих окопах. Обстрелы были нечасто. Вооруженные силы ООН, призванные охранять аэропорт Могадишо, старались не давать противоборствующим сторонам ввязываться в перестрелки. Но иногда стычки возникали неожиданно. Миротворцы не всегда своевременно успевали засечь точки их зарождения, и тогда начиналась огненная потасовка. Одна группировка была, к примеру, на северной возвышенности, другая на южной. Они не пытались сблизиться, и стреляли в друг друга на расстоянии со всех видов оружия, которое имелось у них на этот момент. Ниже полосы огня находился лагерь вертолетчиков, которые, не дожидаясь каких – либо команд, лезли в свое укрытие. Солдаты на бронетранспортерах и с использованием вертолетов – амфибий "приводили в чувство" чернокожих повстанцев, которые всегда находились в легком наркотическом опьянении от ката . Что бы подавить эти неожиданно вспыхнувшие очаги, миротворцам требовалось от пятнадцати минут, до получаса. Перестрелка так же неожиданно стихала, как и начиналась. Экипажи возвращались в вагончики. Через некоторое время запускались дизельные электростанции, и в лагере возобновлялась обычная жизнь.
Питались экипажи в просторной столовой. Кормили их "на убой". Похоже, Миссия никогда не экономила на питании своих бойцов и всех, кто её обслуживал. Самым серьезным развлечением для экипажей была их любимая обезьянка – макака, которой они дали имя Машка. Любовь этого человекоподобного животного к людям, одетым в лётную форму, была достойна уважения. Машка всегда провожала всех улетающих. Она сидела на краю аэродрому и наблюдала за подготовкой вертолетов к вылетам. Покидала она перрон только после того, как последний вертолет оказывался в небе.
Едва заслышав приближающийся рокот вертолета, она стремительно бежала встречать прилетевшие экипажи. Самым большим выражением признательности и любви у Машки, было крепкое объятие ноги первого из идущих пилотов. Выражая радость встречи, Машка считала своим долгом обпуденить ему ногу, которую она так нежно обнимала. Эту хамскую Машкину выходку летчики прощали, каждый раз потешаясь над тем, кто оказался жертвой Машкиной любви.
Все время, пока экипажи были в столовой, Машка их терпеливо ждала у входа. На лавочке частенько спал рыжий кот, с ужасно наглой и ленивой физиономией, не в меру жирный и огромных размеров. Ожидая из столовой своих друзей, Машка начинала приставать к коту. Она пальцами пыталась раскрыть его веки, дергала его за уши и усы, поднимала и опускала по очереди его лапы. Затем, отскочив от него на некоторое расстояние, начинала корчить ему рожицы и издавать какие-то звуки, подпрыгивая на одном месте:
-У! У! Ааа! Иииии! Ваа! Ва! Ах, ах, ах!
Затем возвращалась к коту и начинала повторно приставать к этому ленивому животному. Кот лежал и не думал реагировать на заигрывания Машки. Тогда она лезла к нему наверх и садилась на него верхом. Ухватившись своими маленьким ручонками за шерсть на его голове, она начинала неистово кричать. Терпение кота иссякало, он вскакивал и бежал туда, куда его несли ноги. Машка оказывалась на его спине и похожа была на всадника. Кот силился ее сбросить с себя, выполняя какие-то резкие замысловатые движения и прыжки. Но не тут-то было! Машка, вцепившись в его шерсть, крепко восседала на его спине. Орал кот, орала Машка. Эта потеха продолжалось несколько минут. Наконец коту удавалось сбросить с себя назойливую Машку, и он прыжками направлялся к останкам самолетов, которые были свалены в кучу неподалеку от столовой. Здесь, в этих металлических обломках можно было спрятаться от надоедливой обезьянки.
Машка никогда не заходила в вагончики к экипажам. Она всегда садилась на поручни веранды и терпеливо ждала того, кто ей уделит время. Но сама она время не теряла зря. С высоты поручня она могла увидеть проползающего скорпиона или змею. Она молнией бросалась на этих постоянных в Могадишо обитателей и всегда оказывалась победителем. Скорпионов она съедала, очевидно, они ей очень нравились. От этого рачка оставался только хвост. Змей она просто душила и бросала их после победы на "поле боя".
Аэропорт Кисмайя (Сомали).
Однажды руководство Миссии решило вертолеты перебросить в другие аэропорты Сомали, что бы немного разгрузить аэродром Могадишо. Теперь в Могадишо никто не жил на постоянной основе. Ежедневно здесь по графику на дежурстве находилось три вертолета. Остальные вертолеты базировались в Могадишо Северном, Кисмайе, Браве, Було –Бурти и Оббие. Наши вертолеты перебазировали в Кисмайю. Кисмайя – это небольшой населенный пункт, расположенный юго-западнее Могадишо. В полутора километрах от населенного пункта находился грунтовый аэродром, закрытый со всех сторон растительностью саваны. Лагерь миротворцев, огороженный колючей проволокой, был на расстоянии двухсот метров от перрона и взлетной полосы. На углах ограждения высились наблюдательные посты, на которых круглосуточно дежурили часовые из числа находящихся в лагере миротворцев. Здесь американцев не было. Здесь свою миротворческую миссию выполняли военнослужащие из Ботсваны, что на юге Африки. Все жили в длинных палатках, напоминающих казарму, в которых стояло по двадцать кроватей. Нам любезно предоставили крайнюю палатку с западной стороны лагеря. Электроснабжение в лагере осуществлялось так же с помощью переносной дизельной электростанции. Удивительным было то, что каждая палатка была оборудована кондиционером. С вечера и на всю ночь его включали. Днем он был выключен и края палатки поднимались для вентиляции. В палатке находился морозильник, напоминающий по форме огромный бабушкин сундук, полностью загруженный законсервированными продуктами в специальных упаковках, которые не портились в течение многих лет. Кроме того, большую часть этого морозильника занимала мороженная рыба, которую мы любили и ежедневно жарили в специальной палатке –кухне, которая была оборудована всем необходимым от посуды, ложек, вилок, ножей, до работающих исправно газовых плиток и специальных моек, в которых всегда была горячая и холодная вода. Рядом с нашим жильем стояла палатка, доверху набитая бутылками с минеральной водой, колой и фантой. Минеральную воду мы могли брать без ограничений. По коле и фанте проблем так же не было никаких, только брать эти напитки мы должны были, сделав отметку и дневального. Сейчас это выглядит смешным, но, чтобы не подхватить каких–либо желудочных инфекций мы умывались из бутылок, в которых была минеральная вода. Так нам рекомендовали миротворцы, которые провели в этом лагере уже не один месяц.
Контрастом этим рекомендациям выглядело местное население. Мы старались расположение лагеря без надобности не покидать, но иногда пребывание за колючей проволокой начинало тяготить, и мы изредка ходили рыбачить на одноименную речку Кисмайя, протекающую в трехстах метрах от лагеря. Рыбы в морозильниках было предостаточно, но рыбалка являлась некоторой эмоциональной разрядкой. Миротворцы самих нас не отпускали. Если у нас намечался поход к речке, то они выделяли нам для охраны одного, вооруженного автоматчика. Обычно мы рыбачили в том месте, где дорога пересекает речку вброд. Иногда к речке приходили местные пацаны. С нами они не пытались говорить, но всегда смотрели на нас с удивлением. Вода в речке была мутная, темно – серого цвета. Сама речка кишела крокодилами, которых мы часто видели, выполняя полеты над этой речкой. Крокодиловые лежбища были буквально на каждой отмели. Крокодилы лежали на этих лежбищах друг на друге, как на пляже. В том месте, где мы рыбачили, крокодилов мы не видели, но в мутной воде их присутствие было весьма вероятно. Местные пацаны, поглазев на нас, брали в руки палки и начинали неистово стучать по воде. Они это проделывали в течение примерно пяти минут.
- Крокодилов пугают!- пояснил сопровождающий нас автоматчик.
Прекратив стучать по воде, мальчишки лезли в воду и начинали резвиться, кричать, улюлюкать, смеясь. Все это они это делали, как мальчишки всего мира. Возможное присутствие крокодилов их не пугало, хотя нам, стоящим на берегу, было за мальчишек страшно. Периодически они останавливались, набирали в ладошки воду из мутной речки, и пили. Мы были поражены этим. Если бы мы, пришельцы с другого континента, делали тоже, то кишечная инфекция нам была бы обеспечена!
На территории лагеря была оборудована самая настоящая баня в огромной надувной палатке, с горячей и холодной водой. Освежиться в ней после знойного африканского дня, было сплошным удовольствием. Туалет был один и находился он от нашей палатки в метрах в пятидесяти. Днем проблем не было. Ночью поход в это заведение был несколько опасен, потому что ночью из своих укрытий выползали полчища скорпионов и змей. Для похода ночью в этом направлении открытая обувь не годилась.
Для экипажей Миссия предоставила две легковые "Тайоты" с кондиционерами. Экипажи на аэродром к вертолетам обычно подъезжали на этих "Тайотах". Иногда, желая размяться, некоторые ходили пешком. Идти к вертолетам надо было между невысокой растительностью саванны. Хождение пешком резко прекратилось, когда один из экипажей чуть ли ни нос к носу столкнулся с бродячим львом. Экипаж спасло то, что в это момент с аэродрома взлетал Ми-26. Лев, испугавшись нарастающего шума, скрылся в саванне.
Землетрясение.
Информация о том, что в аэропорту Бербера (Сомали) экипаж Ан-24 при запуске "спалил" двигатель поступила мне по телефону из Джибути. Я в это время по делам службы прибыл в Россию на несколько дней. Отвезти из России двигатель в Берберу я решил сам. План руководством авиакомпании был одобрен. В течение следующего дня я получил все необходимые слоты от ЦПДУ и все разрешения на пролет Турции, Египта, Судана, Эретрии и Джибути. Двигатель погрузили в самолет. Во второй половине следующего дня я вылетел по маршруту. В Анталии пришлось заночевать. Мы заходили на посадку с наступлением темноты в зоне интенсивной грозовой деятельности. В АДП по метеолокатору мы увидели, что по Средиземному морю залегает мощный грозовой фронт, пересекающий наш маршрут. Диспетчер - турок нам сказал, что вернулся "Боинг", который вылетел час тому назад в сторону Каира. Он не смог найти достойного коридора, чтобы проскочить через линию фронтального раздела.
"Утро вечера мудреней " подумал я, и мы с экипажем отправились отдыхать в какую-то гостиницу в Кемере, в которую нас любезно отвез водитель руководителя полетов. Утром погода "звенела", и мы вылетели до Луксора. Над Средиземным морем не было ни одного облачка. От ночного грозового фронта не осталось и следа. Минут тридцать мы летели без связи, потому что диспетчера Анталии уже не было слышно, а диспетчер Каира еще не прослушивался. Затем появилась связь, и нас под контроль взяли диспетчера Египта. Дозаправлялись мы в Луксоре, затем в Асмаре. В Джибути на посадку мы заходили с наступлением темноты. На перроне нас встретил наш экипаж, который в это же время базировался в Джибути. С ними мы пошли в гостиницу. Вылет в Берберу мы наметили на следующее утро.
Утром следующего дня мы проснулись от стука в дверь. Я выглянул, никого на площадке не было. Из двери напротив выглядывал командир другого экипажа.
- Вы стучали?- спросил я у него.
- Нет. Я думал, что вы стучите. Нам тоже кто-то стучал, - ответил он мне.
Им тоже стучали в дверь, но на лестничной площадке никого не было.
Я зашел в комнату и услышал, как нарастает шум взлетающего самолета. Наша гостиница была расположена около аэропорта. Этот шум был несколько необычным, который мы привыкли слышать в момент взлета. Он не был похож на шум "Миражей" из французской эскадрильи, базирующейся в Джибути. Он не был так же похож на шум грузовых и пассажирских лайнеров. В этом нарастающем шуме слышались какие-то металлические оттенки. Однако нас это особо не насторожило, потому что самолеты взлетали и садились в аэропорту довольно часто. Подумаешь, какой-то новый звук взлетающего самолета? Возможно, взлетает какой-то самолет, который мы до сих пор еще не видели.
Мы вышли на балкон, что бы увидеть этот самолет со странным звуком. В этот момент раздался страшный треск, напоминающий ломающееся дерево, балкон ушел из-под ног. Мы услышали на кухне звон падающей и разбивающейся посуды. В комнате с потолка полетела штукатурка. Все это продолжалось не более трех, пяти секунд. Ничего не поняв, мы смотрели друг на друга с недоумением. Нарастающий шум, который мы приняли за шум взлетающего самолета, перерос в глухой раскат, доносившийся откуда из недр земли. Наконец мы сообразили, что это ничто иное, как землетрясение. Следующий толчок повторился через две минуты после первого. Мы еще стояли на балконе. Земля вздрогнула, послышался грохот падающих предметов, и звон разбивающегося стекла. Мой взгляд в это время был направлен на угол нашего дома так, что в поле зрения находился угол соседнего дома. Неожиданно здания наклонились в разные стороны, а затем заняли исходное положение. Мне показалось, что у меня закружилась голова. Однако, через несколько секунд все повторилось сначала. Балкон был невысоко. Под балконом на расстоянии около метра была бетонная крыша входа в подвал. Мы, не раздумывая, спрыгнули на эту крышу, затем на землю, и отбежали от дома метров на десять. На улице уже был экипаж Гончарова и рядом толпились жильцы первого этажа. Это была семья французов, которые проживали под нами.
В Джибути землетрясения бывают довольно часто. Первым признаком почти всегда бывает необычный нарастающий шум. Заслышав его, французы поднялись на второй этаж, и начали стучать во все двери. Не дожидаясь ответов, они покинули здание. Мы, не зная первых признаков этой природной угрозы, посчитали, что стучат в дверь наши коллеги.
В Джибути здания строят невысокие и очень крепкие, поэтому повреждений наша гостиница почти не получила. Появились в стенах небольшие трещины, да кое-где отвалилась штукатурка. Разбросанную и частично побитую посуду, ложки, вилки, книги и другие вещи пришлось собирать. В течение всего дня продолжались небольшие подземные толчки, на которые мы уже почти не обращали внимания. В это утро к месту назначения мы не вылетели. К вечеру земля в Джибути успокоилась, и наше решение провести ночь на улице, само по себе отменилось.
Аэропорт Бербера (Сомали).
Утром следующего дня я с экипажем вылетел в Берберу. Нас уже там ждали. Двигатель быстро выгрузили, и инженеры начали его установку. Мы пытались укрыться куда–либо от жары, но даже в тени было невыносимо жарко. Аэродром находился рядом с берегом океана. Здания аэропорта или каких–либо других строений здесь не было. Были вырыты капониры для укрытия самолетов, да рядом красовались несколько заброшенных блиндажей, постоянными жителями которых были змеи. До берега было метров двести, но пройти туда было сложно, потому что эта полоска, шириною в двести метров, была напичкана минами. Около нас крутились зеваки из местных жителей, и вместе с ними постоянно был начальник аэропорта. Я подошел к нему:
-Сэр, если вы расскажите, как по минному полю безопасно пройти к берегу, мы будем превелико благодарны.
Начальник аэропорта свистнул какому то мальчишке. Тот подбежал к нему:
-Проведи наших гостей безопасно к берегу, - сказал он.
-Да, сэр, - ответил мальчишка и помахал нам рукою, что бы мы следовали за ним - идите строго за мной. В сторону уходить опасно!
совсем по-взрослому сказал он.
Мальчишка вел нас в сторону берега, поворачивая то влево, то вправо. Наконец мы оказались на береговой полоске песка.
-Здесь чисто, - сказал мальчишка.- мин нет. Но заходить дальше этих кустиков, - он показал на невысокий кустарник, - нельзя. Везде мины. Когда захотите возвратиться, свисните. Я вас провожу.
Мальчишка быстро отправился в обратный путь, а мы, раздевшись, стали наслаждаться жарким африканским солнцем, периодически освежая себя купанием в водах Индийского океана. Затем мы обнаружили у берега много огромных ракушек. Мы начали их собирать и складывать на песок. Многие из них были покрыты мхом. Но почти все они были без обитателей. И только в одной, которую поднял со дна штурман что-то шевелилось. Штурман держал ракушку на вытянутых руках, и, сощурившись, силился увидеть находящуюся в ракушке живность. Мы подошли к нему и так же стали заглядывать в широкий раструб ракушки. Действительно, в ракушке что-то шевелилось. Неожиданное "что-то" молнией выбралось наружу и стрелой прыгнуло в нашу стону. Мы немедленно отскочили, и увидели, что по песку в сторону моря, извиваясь, поползла змея. Это была мурена. Кто видел эту морскую змею в воде, тот знает, что мурена имеет плоское тело виде ремня. Но на песке мурена была той же формы, что и обыкновенные змеи. Но как только она оказалась в воде, она стала самой собой, и быстро отплыла от берега, затем совсем исчезла. Наша растерянность вскоре прошла, и мы продолжили свое занятие, собирая для сувениров красивые ракушки и камешки. Случай с муреной стал предметом для взаимных шуток друг над другом.
Закончив свой отдых на берегу, мы начали свистеть и размахивать руками. Мальчишка заметил нас быстро. Обратно мы так же шли за ним, стараясь не отклоняться ни на сантиметр в сторону. За его труд я насыпал мальчишке в ладонь несколько металлических монет. В знак радости он поднял над головой зажатые в кулак деньги и что-то прокричал своему другу, стоящему неподалеку.
В первый день инженеры не успели завершить работы. Ночевать пришлось в самолете. Постели мы соорудили из чехлов, которыми накрывают двигатели. Спали одетыми. Ночью было душно. Но двери и люки мы задраили, чтобы исключить возможность проникновения москитов и пресмыкающихся в нашу временную "гостиницу". Мы помнили недавний случай, когда пригнали один самолет из Африки на ремзавод в город Ростов. При выполнении ремонтных работ рабочие завода с ужасом обнаружили между шпангоутами две огромные живые кобры. Они вызвали нашего представителя для решения вопроса о судьбе этих пресмыкающихся, которые без билетов совершили путешествие из Африки в Россию. Но нашему представителю решать ничего не пришлось. До его прибытия в Ростов змей забрали работники экзотариума. От момента вылета из Африки, до момента начала ремонтных работ на самолете в России кобры вели себя спокойно и ничем себя не выдали. Экипаж, естественно об их нахождении на борту ничего не знал.
На следующий день к полудню самолет был готов. Экипаж отремонтированного самолёта с инженерами облетали самолет и пришли ко мне, как к старшему командиру, с докладом. Через час мы двумя бортами вылетели в Джибути.
Акула.
В Джибути следующий день был выходным. Я попросил нашего представителя, что бы он отвез нас на французский пляж. Почему пляж назывался французским, никто толком не знал. Просто прилипло к нему это название, вот и всё. Я много раз был на этом пляже, но ни разу не видел на нём не только французов, но и вообще никого. Пляж находился в семи километрах от окраины Джибути. Возможно, сюда кто-то и забредал, но каждый раз, когда мне доводилось бывать там, пляж был пустынным, и кроме нас никого там не было. Расположен этот пляж под высокой скалой, покрыт чистым желтым песком. На окраине пляжа расположилось кафе, сделанное из дерева, в котором никогда я не видел людей. Отдыхать здесь в свободное от работы время просто замечательно! Представитель, высадив нас из машины, уехал обратно, сказав, что вернется за нами вечером.
Начинался отлив. Во время отлива можно было добраться, ступая по дну, до разлома, который находился от берега в двухстах метрах. Плавать с маской и в ластах было одно удовольствие! Какой богатый подводный мир Индийского океана! Стаи непуганых рыб скользят вокруг тебя. Красные, синие, зеленые, в крапинку, в полосочку, маленькие, большие. Большинство из них не пугаются, когда ты их пытаешься погладить. Но это делать они позволяют только одной рукой. Стоит поднести вторую руку, как рыбки стремительно удаляются. Разлом, это огромная подводная скала, у края которой во время отлива глубина "по грудь", а от края резкий обрыв до глубины почти двести метров. Так нам говорил представитель и местные жители, которые знают этот пляж. У разлома собираются особо красивые обитатели подводного мира, которых я раньше видел только в кино или в аквариумах. Величественная панорама света на мелководье резкой линией обрывается и превращается в темное пространство, где уже дна не видно.
Кораллы в воде великолепны! Они переливаются разными цветами. Созданные природой и морскими обитателями, они ярко вписываются в природный подводный ландшафт. Доставать их с морского дна не стоит по причине того, что кораллы охраняются Законом, и потому что на свету вне воды они почти моментально теряют свой цвет и свою привлекательность. Кроме того, не обработанный коралл через несколько часов нахождения на жаре начинает издавать ужасное зловоние.
Во время отлива наш бортовой механик брал удочки и шел по воде до разлома. Там он рыбачил, стоя по грудь в воде до тех пор, пока ни начинался прилив. Меня тоже захлестнуло желание порыбачить. Я разыскал на пляже веточку, длиною около десяти сантиметров и толщиною около полутора, намотал на нее метра три лески, на конце которой был рыболовный крючок и свинцовый груз. Наживка, в виде ракушек по форме вареника, валялась по всему берегу. Наковыряв из ракушек содержимого, я отправился в маске и ластах ловить рыбу. Процесс был абсолютно прост. Понравившейся мне рыбке я подсовывал крючок с наживкой, она его заглатывала и оказывалась пойманной. Пойманных рыбок я складывал в специальную сетку, которую мне оставил представитель. Сетка висела у меня на поясе. Слева под камнями я увидел довольно большую мурену, которая зловеще смотрела в мою сторону. Я не стал себя испытывать и потихоньку отплыл, двигаясь по направлению, где рыбачил механик. Я двигался вдоль разлома, любуясь красотами подводного мира. Вдруг я увидел на краю этой пропасти ноги механика. Я поднял голову, что бы спросить, как у него успехи, и тут же увидел (или мне показалось) плавник огромной рыбы
-Коля, по–моему акула, - тихо произнес я.
- Где?– спросил механик меня, продолжая наблюдать за поплавками.
Плавник и часть туловища показались еще раз. "Значит не показалось! " - подумал я
- Это Пашка, наверное, плавает. Он на матрасе то выше, то ниже волн. Я тоже думал, что это акула –Сообщил механик.
В третий раз акула показала свой плавник и туловище метрах в десяти от нас. Вероятно, она нас с любопытством рассматривала, возможно примеряла для дальнейшего потребления.
Позже мне показалось, что мы с механиком побили мировой рекорд по бегу в воде. Бортач потерял свои удочки, я чуть было не выронил сетку с рыбой. Наблюдающий за нами с берега второй пилот спросил:
-Вы что, как ужаленные выскочили?
-Акула! С отдышкой в голосе сказал я
- Где Пашка?
Мы стали всматриваться вдаль. Штурмана не было видно. Волна была крупной и мы неожиданно, на мгновение увидели мирно лежащего на надувном матрасе Пашку. Рядом с ним кружилась акула, которую он не видел.
Мы начали орать:
-Пашка!!! Пашка! Акула! Греби к берегу!
Штурман нас не слышал из-за шума ветра и волн. Однако он уже и так двигался в сторону берега. Акула исчезла из поля зрения очевидно потому, что в этот момент он уже грёб по мелководью.
- Что орете? – спросил он.
- От акулы тебя пытались спасти,- съязвил вторак. – Здесь некоторые устроили бега по гребню волны, и про тебя забыли.
Вторак ехидно посмотрел в нашу сторону.
- Смелый! Хотел бы я на тебя посмотреть, когда о твой торс будет тереться такая ласковая рыбка! Мы Пашку не видели, но думали, что он вместе с нами драпает. К тому же акула вряд ли стала бы его жрать вместе с матрасом.
Аэропорт Босасо (Сомали).
Обстановка в Сомали в этот период была напряженной. В Сомали шла гражданская война. Политические противоборствующие силы не могли найти компромиссного решения. В войну было втянуто почти все население этой страны. Кроме того, бесконечные набеги кочевников из Эфиопии заставляли местное население защищать свои территории, и в частности аэродром, на который мы летали. На границе аэродрома стояли гаубицы советского производства, рядом с ними в ящиках и просто так россыпью валялись снаряды и отстрелянные гильзы. В двухстах метрах от границы аэродрома в сторону горного хребта было минное поле, о котором нас предупредил представитель заказчика. Сам населенный пункт Босасо находился в 5 километрах на север, выше уровня аэродрома. С летного поля Босасо хорошо виден.
Несмотря на такую отдаленность на аэродроме присутствовало много местных жителей. Мужчины в надежде заработать хоть что-либо, если удастся попасть в бригаду грузчиков. Если не удастся, то хоть что–либо украсть. Женщины выгуливали коров и коз, наблюдая, что бы те не забрели на минное поле. Они, как и женщины всего мира, пытались кокетничать, привлекая к себе внимание.
Все было так в один из прилетов в этот аэропорт. Мы прилетели из Адена с обычным грузом, стояли около самолета, покуривали, наблюдая за происходящим. Штурман для чего-то решил поехать в Босасо, хотя это было не обязательно. Просто туда ехала машина. Вдруг, находящиеся на аэродроме заволновались, начали хватать свои автоматы и куда-то бежать, Женщины, покрикивая, стали быстро уводить животных в сторону возвышенности. Раздались автоматные очереди. Механик, начал было, бегом подниматься по трапу в самолет. Мы его остановили:
- Куда? - закричал я механику – пули обшивку пробьют запросто! Давай вниз!
Он послушал меня и по-спортивному спрыгнул с трапа. Около левой стойки шасси в грунте было небольшое углубление, что впрочем, позволило нам троим прилечь в него, прикрываясь от шальных пуль колесами шасси. Стрельба шла в сотне метров в стороне населенного пункта. Периодически был слышан визг, пролетающих выше пуль.
-Вот гады! Палят в нашу сторону! Самолет изрешетят, - бухтел механик.
-Чему быть, тому не миновать! - ответил ему вторак, лежащий на спине и не выпускающий изо рта сигарету. Затем продолжил - Где штурман? Черти его в деревню понесли. Что он там забыл? Сейчас можно было бы попробовать взлететь, но как без него?
- Если сейчас взлетать, то точно самолет будет как решето - ответил я.- будут лупить по нам все: и «красные» и «белые».
В это время затарахтел автомат длинной очередью. Выше самолета засвистело:
-Фью! Фтю! Итттьььь!!!
Стрельба потихоньку стала стихать. Напоминало проходящую грозу. Автоматные очереди становились реже, затем стихли вообще. Мы встали из–за своего укрытия. Механик пошел осматривать самолет, мы смотрели на людей, идущих со стороны, где только что шел настоящий бой. Лица у них были радостные и веселые.
-Как будто с карнавала возвращаются. Что их так радует? – удивился я.
К нам приблизилось несколько вооруженных человек. Один из них держал "калашников" за ствол через плечо. Я обратился к нему с вопросом в надежде выяснить, что произошло, возможно они что-либо знают о машине, которая уехала в деревню с нашим штурманом. Не знаю, что он понял из моих слов, только он снял с плеча автомат и протянул его мне.
-Зачем он мне?
Нашему разговору помог один из подошедших. Он сказал:
- Он не говорит по-английски. А автомат он тебе дарит в подарок.
- И что я им буду делать? – не понял я
-Защищать себя и своих близких. У него еще один есть.
-Спасибо, но мне ни к чему. Скажите, что слышно про машину, которая ушла в Босасо? Вы ведь с ними по рации имеете связь?
- Зачем связь? Да вон, она!- он указал рукой на приближающийся к нам джип и еще несколько небольших грузовиков, груженных верхом мешками. На мешках сидели какие-то люди и размахивали руками. Из джипа вышел и наш штурман.
-Вот что, друг мой, - сказал я ему – еще одна такая самостоятельная экскурсия без моего разрешения, и я отправлю тебя домой. Ясно?
Штурман кивнул головой
-Не слышу!
-Ясно! – нехотя ответил штурман.
-Ну а коль тебе ясно, должно быть ясно и экипажу. Предупреждаю весь экипаж, что любые отвлечения от самолета более ста метров докладывать мне! Обсуждению не подлежит! А теперь все по местам!
Позднее выяснилось, что местные отстреливались от кочевников-эфиопов. Убитых нет. Раненым оказали помощь на месте. Самое главное, что в самолете не оказалось ни одной пулевой дырки. В Джибути мы прилетели без дополнительных приключений.
Работа наших экипажей в районе Африканского Рога продолжалась в течение нескольких лет. Было ещё много увлекательных и интересных историй, о которых наверняка напишут другие авторы. Вертолёты закончили раньше и перелетели для новых работ на юг Африки
