Никто не заметил когда убили Тяпку. Невысокую, длинную ,как трамвай , дворняжку .Ну убили и убили. Людей вон убивают и никому дела нет. А тут собака. Беспородная, бесхозная, бездомная. Но Насоса эти доводы никак не успокаивали.
О чем он думал? Вспоминал свое щенячье детство? Как три года назад, на этой брошенной и забытой людьми автобазе, невесть откуда появились два никому не нужных щенка. Бородатый , рыжий Насос и черно – подпалая с лисьей мордочкой Тяпка. Две никому не нужных собачьи души. Никому. Не нужных. Только друг другу.
А может он вспоминал те длинные , холодные зимы, когда свернувшись калачиком , спина к спине , повизгивая от голода и дрожа всем телом от ледяного ветра они не давали друг другу сдохнуть?
Делились едой и блохами , но жили?
Насос сидел задумчиво опустив голову . Уже второй день он ничего не ел, и в старой, с отбитой эмалью желтой кастрюльке набралось с горкой объедков. Ништяков. Но Насос не ел. Не хотел. Он то сворачивался клубком и тихо дремал , уткнувшись носом в тощий живот, то опять сидел опустив бородатую морду.
А в ушах стоял тот последний , душераздирающий визг смертельно раненой Тяпки. Больно. Он прикрыл глаза и тихонько застонал. Как стонет старый дед со своим ревматизмом на погоду.
Нету Тяпки. И никто не заметил. Только сторожа с базы, раскопав за забором небольшую ямку , бросили в нее пятнадцать килограммов любви и верности. Собачьей любви и собачьей верности.
Насос тяжело вздохнул , ноги подкосились и кобель носом ткнулся в промасленную , натоптанную землю . Он вытянул вперед широкие лапы и положив на них бородатую голову устало прикрыл глаза. Он не спал всю ночь и задремал лишь под утро. Чутко. По - собачьи.
А потом ему приснился заливистый Тяпкин лай, и Насос вскочил, задиристо подняв лохматый , в репьях хвост , рванулся к воротам , откуда только что так отчетливо звала его Тяпка….
Но Тяпки не было. Она ушла туда , куда уходят все собаки. Сенбернары и пудели, таксы и доберманы. Там можно встретить кого угодно. Отважных и трусливых , хитрых и добродушных. Дворняжек бросавшихся под танки в большой человеческой войне и грозных волкодавов , спасателей и охотников отдавших свои жизни за человечий интерес
А еще тысячи щенков, просто утопленных в ведре за ненадобностью. Им там тепло и сытно. Наверное…
Насос снова вздохнул... Может он вспомнил как в прошлом году они с Тяпкой забрели на соседнюю свалку и нарвались на полтора десятка местных дворняг , таких же изгоев как и сами? И как стояли рядом , плечом к плечу, оскалив морды и поджав хвосты? А потом бежали сломя голову , покусанные и потрепанные от настигавших их преследователей?
Может быть… , а может и нет.
Кому рассказать как приятно , когда родное тебе существо зализывает твою порванную о колючую проволоку спину? А поздней осенью , сидя на мокром снегу ощутить бородатой мордой теплое дыхание подруги? Кому рассказать?
Ведь никто и не заметил , что Тяпки нет. Никто. Не заметил. А у Насоса небо упало. Упало и разбилось вдребезги. А оттого и земля ушла из под лохматых лап. Нету неба , нет и земли. Все так просто. Просто ничего нет , когда нет Тяпки. Просто больно и хочется выть.
К норе под бетонными плитами, служившей собакам убежищем не спеша подошел охранник Данила. Он плеснул в широкую миску свежей воды из ведра и досыпал в кастрюлю куриных костей оставшихся после обеда.
Насос вяло приоткрыл глаза и безразлично посмотрел на удаляющиеся ноги охранника.
Больно. Но выть уже не хочется.
Хорошо , что он ушел. Не надо вилять хвостом и заглядывать в глаза в поисках любви и сострадания.
Насос встал, подошел к миске, осторожно понюхал воду и спокойно залез в нору. Больше он оттуда не вышел. А зачем? Ведь небо упало….