Он не был циркачом, но запросто  
                                                                 мог поднять нас всех сразу, раскружить,
                                                                подкинуть и бережно опустить к ногам
                                                               своей старенькой матери, нашей бабуле...                                                                                                                               
 

…Это было в далеком детстве в Ставрополе (еще город называли Комсомольск на Волге), ныне Тольятти. В те времена (середина пятидесятых годов) подходило к концу строительство Куйбышевской ГЭС. Все силы тогда были брошены на строительство города и промышленной зоны. Плотина протянулась с левого жилого берега на правый с живописными Жигулями. Позднее там был построен небольшой городок с одноименным названием для ГЭСовцев. Котлован был заполнен водами реки Волги – образовалось большое водохранилище. Вот на дне котлована до затопления и жили все строители понаехавшие с разных мест и уголков нашего большого Союза. И конечно же мои родные жили, так сказать, в «диких поселках», вагончиках и палатках. И всю эту, с позволения сказать, разношерстную братию, необходимо было разместить на новых местах. Так началась великая комсомольская стройка и, прежде всего, с возведения жилых домов, мало-мальски приспособленных для жилья. Как правило, это были бараки. Наиболее быстровозводимые дома, позволяющие быстро расселять множество людей. Правда с миниумом удобств для проживания. Да народ и не роптал в то время. Чего уж там  – дай Бог крыше над головой.
                 Получили и мои родные свою комнатку в длиннющем двухэтажном бараке на ВСО (городок военно-строительного отряда). Вот радости-то было! И надо сказать, поясняя. Проживая в Чистополе, мы (дети) поселялись у Борисовых с весны до осени. Отец ежелетне отправлял нас к бабе Паше на присмотр-прокорм-воспитание. Были и пионерские лагеря в школьные годы, но в «скамольске» для меня памятнее. Потому и рассказываю наивно -детской памятью, перемежая взрослоосмысленной.
               Для строителей было непомерно много дел. Мозг не охватывал масштаба. Тысячи рук, тысячи лиц, тысячи судеб. Стройка велась с размахом и не только известными комсомольцами-энтузиастами, воинами-стройбатовцами, но и заключенными… Их лагерь-зона находился в стороне от местного пятого поселка. Когда их колонну по дороге проводили мимо наших бараков, мы, пацанва, бросали все и залегали вдоль дороги. Разинув рты, настороженно всматривались в их черно-серые ряды (в фильмах заключенных показывали почему-то черно-бело полосатыми?) Нас гоняли, шугали, но мы опять лезли. Наиболее смелым и  кто постарше, доставались поделки – шкатулочки, машинки, картиночки и даже зажигалки военных лет.  И не задаром, как оказалось позднее... От старших ребят я слышал обрывки непонятных фраз: чифир, закосить, свинец, шмон, вертухай, срок, вышка.  Вышки там были везде: вдоль дороги к стрельбищу, у зоны, на стройке домов, огороженных колючкой. Вышки я обходил…      
            Недалеко от нашего барака, вверх по склону, стояло несколько дощатых домиков. (Что-то вроде современных гетто за рубежом) В одном из них и жил мой самый старший дядя Леонид со своей женой тётей Валей. Этакий кряж. Невысокий, коренастый и широкоплечий. Таких людей обычно изображали на плакатах – типичный строитель коммунизма. Он же был необычным. Волосы его были всегда зачесаны назад. Он то и дело своей могучей пятернёй как-то кидал их ото лба к затылку. Скулы его играли желваками. На лбу и переносице обозначились суровые складки. Он смотрел строгими  голубыми глазами из-под чуть вздёрнутых густых бровей. У него и шея была такая же, как и руки − жилистая и широкая. Куда там Шварценеггеру или Сталонне.
              Чуть выше дядиного жилья был небольшой магазинчик. Кроме хлеба и молока там еще продавали сладкие карамельные петушки и огромных, в рост дяденьки, сомов. Их ловили (скорее всего глушили) где-то в заводях на элеваторе. Вот от этого магазинчика вниз по склону шла дорога. Дорога настоящая – асфальтированная. Сразу за дорогой был небольшой кустарник и далее лес. Лес был плотный, хвойный. И порой сосны и ели выглядели мрачновато… В лес этот мы далеко не отваживались. Ходили слухи, что какие-то «рецидивные» зеки время от времени устраивали побеги и скрывались в этой лесной чаще. Всё ЭТО было совсем рядом, оно пугало и настораживало…
              С того места, где жил мой дядя, вниз к повороту на солдатский городок, вдоль и по самой дороге хорошо катились баллоны-скаты (старые покрышки от «захаров» и полуторок). Вечером, перед закатом, когда движение по шоссе затихало, мы разгоняли их руками и ногами, соперничая – чьё колесо катится лучше и дальше. Они катились огромными для нас шарами. Подпрыгивали и подскакивали. И так это было здорово! Эту забаву придумали старшие пацаны. И вот, в один из дней, мы вновь покатили каждый своё колес. Боже, что возьмешь с несмыслёнышей…
          …Некоторые колёса отваливались в стороны, но основная масса разогнавшись, врезалась в… эти молча шаркающие черно-серые ряды, идущие под конвоем. Овчарки метались на поводках, хрипло лая, щелкали затворы, хлопали выстрелы винтовок, часть «преступников» рассыпалась.  Лес был рядом…  Все мальцы тоже кинулись врассыпную, прячась по своим баракам. И от неожиданной пальбы, и от страха наказания за шкоду. Меня же трясло. Вихры на моей маленькой глупой голове шевелились, внутри всё парализованно онемело. Не было мочи тронуться, воздуха резко не хватало, по ногам и штанам предательски чурила теплая струйка… Я ,по сути, слепо смотрел, как разбегались мальчишки, на мечущихся конвоиров и зеков,  на эту почти военную живую хронику. Смутная догадка поселилась тогда во мне и какие-то обрывки в подсознании: разбитые нами же, из рогаток лампочки в прожекторах – перочинные ножички, свинец со стрельбища – портсигары, чай – машинки, зажигалки. Катящиеся колёса – зеки из-за поворота…
          …Сильные руки подхватили меня, и я надёжно повис под мышкой, отчаянно дрыгая ногами… Эти могучие руки тогда убрали меня с той злополучной дороги.  Дядя Лёня принес меня в барак зареванного и обоссанного к нашей старенькой бабе Прасковье. Меня отмыли, переодели, накормили кашей. Ел я неохотно… Позже, когда была облава «менсонеров», я тихо сидел под многочисленными юбками у бабули, поняв, что произошло. Мы своей забавой способствовали побегу тех заключённых…Господи, прости нас детишек - проказников, не ведавших, как и что! Потом, осмелев, я мысленно оправдывал себя: «Нуу, ведь, я только катнул колесо…» И уже совсем успокоившись, не без бахвальства, тоже мысленно отметил: «А моё колесо-то , пожалуй, катилось лучше всех…»
               В детстве у меня была книга про Поддубного и Заикина – мастеров французской борьбы и одновременно силачей-жонглёров. Так вот, бицепсы у них были, как у моего дяди Лёни! Когда он надевал такие металлические резиночки для поддержки рукавов рубашки, то они постоянно скатывались с его могучих «мышцов». Он был сильным! Он был старшим из своих братьев.
               Через десять лет, там же, началось не менее масштабное строительство Волжского Автогиганта и нового города Тольятти. Развернулась новая комсомольская стройка, в которой я принял самое непосредственное участие. После окончания школы я вновь приехал к моим  родным . Вначале работал геодезистом, а позднее  монтажником- верхолазом. Строил корпуса автозавода и, теперь уже, промышленной зоны. Как и мой родной дядя Леонид Тимофеевич Борисов я тоже был молодым строителем.
               Общение с дядей в детстве было коротким, о чём я искренне сожалею. Говорили, что он был строгим, наверное, как и надлежало старшему. Родные отзывались о нем хорошими и благодарными словами. Он не был циркачом, но запросто мог поднять нас всех сразу, раскружить, подкинуть и бережно опустить к ногам своей старенькой матери, нашей бабули. А тогда дядя отвел беду не только от меня. По тем послевоенным временам могли пострадать все мои родные Борисовы.
              Позднее Леонид Тимофеевич переехал в Кустанай. Тысячи энтузиастов отправились на целину. И приятно, что освоение целинных земель тоже было не без моих Борисовых. Далее он строил Красноярскую ГЭС. Разбирался в электрике высокого напряжения. Его руки и опыт работы на земснаряде нужны были и там. Это ли не пример строителя нашей Страны. Его синенебесные глаза смотрели строго и как бы  в будущее. Мои Борисовские  синие глаза поблекли от времени и переживаний, посерели.  Они мягкие. А вот когда я вспоминаю дядю Лёню, то мир ,условно, кружится у меня тем самым колесом... И так мне хочется заглянуть в будущее! 
       ХОРОШИМИ ЛЮДЬМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ, ИМИ СТАНОВЯТСЯ, ИМИ УМИРАЮТ,,,

С его сыном Сергеем я виделся только в первошкольные годы, там, в посёлке Комсомольском. Дальнейшую его судьбу не знаю. Наслышан, что он пропал ещё будучи молодым без вести…   Дочь Леонида Тимофеевича ныне проживает в г. Назарово (близ Новосибирска) Там же вся ее семья – муж Валерий и три дочери: Валентина, Ольга, Елена. Это тоже родня . Пусть и двоюродная.
( на фото дядя Лёня в молодости)

                                                                                                           Александр Людмилин